Михаил Бойков - Бродячие мертвецы
— Постараюсь в редакции получить командировку.
— Давай-давай.
— Только я сначала хотел бы увидеть трех сумасшедших дубовичан в психиатрической больнице.
— Это можно. Сейчас поедем туда…
* * *Санитар психиатрической больницы, угрюмый, белобрысый детина с мускулами и ухватками профессионального вышибалы, открыл дверцу, прикрывавшую решетчатое окно и, ткнув в него пальцем, коротко и хрипло проворчал:
— Они самые.
Дохватов и Холмин с любопытством заглянули в окно. За его решеткой была небольшая комната, ярко освещенная двумя стосвечевыми лампочками, ввинченными в потолок и прикрытыми проволочными сетками. Три деревянных топчана без матрасов, вделанные ножками в цементный пол, протянулись вдоль стен. На двух из них лежали человеческие фигуры в смирительных рубашках: одна молчала, уткнувшись головой в стену; другая, уставившись в одну точку невидящими, опустошенными безумием глазами, выкрикивала, истерически задыхаясь:
— Бродячие мертвецы! Мертвецы… мертвецы… мертвецы!
Третий топчан был пуст, но рядом с ним стоял на коленях бритоголовый человек в нижней рубашке и кальсонах и что — то бормотал глухим, неразборчивым голосом, низко опустив голову.
— Действительно лица у них жуткие. Сплошные гримасы ужаса, — произнес Холмин, с чувством брезгливой жалости разглядывая несчастных, потерявших разум.
— Дюже они спужались чегой-то. Навсегда спужались, — подтвердил санитар.
В этот момент человек на коленях поднял голову и, упершись в решетчатое окно пустым, бессмысленным взглядом, заговорил гнусаво, монотонно и нараспев:
— Молодой месяц взойдет на небе. И встанут из гробов мертвецы. И скажут: «Идите!» А кто не пойдет — да будет проклят. И помрет лютою смертью. И сгорит в геене огненной.
Его последняя фраза перешла в нечленораздельное бормотанье, и он снова опустил голову на грудь. Холмин и Дохватов удивленно переглянулись.
— Откуда он таких слои набрался? — спросил агент.
— Похоже на какое-то заклинание, — заметил репортер и обратился к санитару:
— Что еще этот больной говорит?
Санитар отрицательно крутнул головой.
— Больше ничего. Скажет про месяц и мертвецов, а после бормочет непонятное. Опять скажет и обратно бормочет.
Дохватов и Холмин продолжали разглядывать трех сумасшедших. Потоптавшись у двери с решетчатым окошком, санитар предложил:
— Может, граждане, желаете во внутрь войтить? Ежели не боитесь.
— А чего же бояться? — спросил несколько задетый его словами агент.
— Да этих-то двух бояться нечего. Я их на совесть психспецовками скрутил. А тот на людей кидается, поскольку спецовки ему нехватило; у нас их по норме недостача. Но со мной войтить можно. Меня тут все психи уважают. Мою физику. Она у меня дюже крепкая. С самым буйным справлюсь.
— Нам к ним входить, пожалуй, незачем, — сказал Холмин. — Я на них насмотрелся достаточно. С меня хватит.
— И с меня, ясно-понятно, тоже, — откликнулся Дохватов. — Спасибо, товарищ санитар…
После осмотра сумасшедших они разговаривали с директором психиатрической больницы. Пожилой, — полный и лысый мужчина с холеной «старорежимной» бородкой и «интеллигентским» пенснэ на шнурке, одетый в белый, но не очень чистый халат, раздраженно говорил, обращаясь к Холмину:
— Я уже имел честь докладывать вашему коллеге, что интересующие вас странные клинические случаи безумия требуют тщательного и длительного анализа. Нельзя поставить диагноз без всестороннего изучения истории болезни. Следовало бы поехать на место ее возникновения, но у нас для этого нет абсолютно никаких возможностей: ни медицинских работников, ни командировочных средств, ни…
— Мы это понимаем, — перебил его Дохватов. — Но вы все-таки, как-нибудь, поторопитесь. Уголовный розыск ждать не может. Ясно-понятно?
Врач вдруг рассердился.
— А медицина, милостивый государь, «торопиться как-нибудь» не может. Это вам не воров ловить. Да-с, уважаемый!
— Ничего. Мы сами поторопимся, — успокоительно заметил Холмин.
Директор больницы поклонился с подчеркнутой поспешностью.
— Сделайте одолжение, милостивые государи. Только ко мне, пожалуйста, больше не приставайте…
* * *Вечером Холмин явился к Дохватову.
— Командировку в Дубовское от редакции добыл. Когда едем?
— Завтра утром. Шамовку[3] надо взять с собой. Иначе в столовке дубовского Дома крестьянина с голодухи подохнем. Внешность придется изменить.
— Гримироваться, что ли? — не без удивления спросил Холмин.
— Не гримироваться, а сменить костюмы, — ответил Дохватов. — От моей кожанки и твоего пиджака будет за версту нести Угрозыском. Оденешь толстовочку, кепочку и ватник. Поедем под видом районных заготовителей пуха и пера. Командировочные удостоверения мне сделают. Брезентовый портфель у тебя есть?
— Никакого нет. Нам портфели носить запрещено.
— Неясно и непонятно почему.
— У репортера в одной руке должен быть блокнот, в другой — карандаш. Портфель держать нечем.
— Ладно. Я тебе достану портфель. Наган тоже.
— Мне, Василь Петрович, револьвер не нужен.
— Опять неясно и непонятно.
— А вдруг с вами в командировке, не дай Бог, что-нибудь случится и милиция, при обыске, обнаружит у меня огнестрельное оружие без разрешения на него. Тогда что?
— Разрешение достать можно. С моим поручительством.
— Нет, Василь Петрович. Во-первых, это длинная история, а, во-вторых, я привык обходиться без револьвера. Он мне только карман будет оттягивать.
— Ну, как хочешь. Запасную машинку я, на всякий случай, захвачу. А ты готовься. Ясно-понятно?
— Понятно…
3. Пьяный гармонист
Ужинающих в столовой Дома крестьянина[4] села Дубовского было мало и они не обратили почти никакого внимания на вошедших сюда двух новых посетителей, по внешнему виду «товарищей из города». Только несколько недружелюбных взглядов проводили их от двери до столика.
На вошедших были мятые кепки и ватные куртки, из-под которых виднелись, так называемые, рубашки-толстовки с матерчатыми поясками, а под мышкой у каждого торчал брезентовый портфель.
Так обычно одеваются в сельских районах городские представители всевозможных мелких заготовительных организаций. И таких горожан, жадной саранчей набрасывающихся на скудные остатки плодов крестьянского труда, уцелевшие после государственных поставок, жители подсоветских сел и деревень весьма недолюбливают.
— Ну, Шура, чем будем кормиться? Своим? — спросил старший из портфеленосцев у младшего, садясь за накрытый грязной и липкой клеенкой столик на ветхую скамейку, закачавшуюся с угрожающим скрипом.
— Что вы, Василь Петрович? — вполголоса возразил младший. — Сразу хотите нам здесь рекламу создать? На ваши закуски из закрытого распределителя все Дубовское смотреть сбежится. Не думаю, чтобы нам это было выгодно.
— Ты прав. Придется попробовать домокрестьянскую стряпню, — со вздохом согласился старший и подозвал лениво проходившего мимо парня с мокрой тряпкой в руках вместо салфетки:
— Эй, товарищ подавальщик!
— Чичас, — откликнулся тот, даже не взглянув в сторону позвавшего его и нырнул за досчатую перегородку в кухню.
Прошло четверть часа. Парень с тряпкой не появлялся. Дохватов начал возмущаться:
— Безобразие! Куда его черти занесли? Сколько же можно ждать?
— Не волнуйтесь, Василь Петрович, а лучше наблюдайте окружающую обстановку, — успокоительно сказал Холмин.
— Да, что тут наблюдать? Грязно, холодно и погано, как в любой столовке домокрестьянской ночлежки…
Через полчаса парень, наконец, появился, но к их столу соизволил подойти лишь после того, как Дохватов вторично позвал его.
— Вам чего, граждане? — спросил парень и, не глядя на них, лениво стал вытирать мокрой тряпкой настольную клеенку.
— А что у вас есть? — осведомился Дохватов.
— Борщ, каклеты и каша.
— Еще что?
— Так это ж полный ужинный камплект. Чего ж вам еще?
— Борщ с мясом? — спросил Холмин и получил не совсем вежливый, но обстоятельный ответ:
— Откуда? От сырости? У нас мясной борщ бывает токо по большим пролетарским праздникам.
— По каким? — поинтересовался Дохватов.
— В день 1 мая и на Октябрьскую революцию.
— Может быть, котлеты мясные? — со слабой надеждой в голосе спросил Холмин.
— Картофельные! — сразу разбил его надежду парень с тряпкой.
— Жаль. А каша какая?
— Ячменная.
— С остюками?
— Есть, конечно, и остюки. Поскольку очистка крупы не особо качественная. Но жевать можно. Ежели не торопясь.
— Ясно-понятно, — сказал Дохватов. — Тащите нам все это. Попробуем… Как с выпивкой?
