Юлиан Семёнов - Семнадцать мгновений весны

ШТИРЛИЦ. Цель?

ШЕЛЛЕНБЕРГ. Переговоры о мире. Вы должны хорошо его подготовить.

ШТИРЛИЦ. Переговоры!.. От чьего имени?

ШЕЛЛЕНБЕРГ. Ну, кандидатуры мы подберем. Мало ли в рейхе умных людей, недовольных нынешней политикой фюрера.

ШТИРЛИЦ. Вы сейчас сказали, что верите мне. Это неправда. Вы, разумеется, понимаете, пастор Шлаг фигура не того ранга, чтобы западные союзники всерьез сели с ним за стол переговоров.

ШЕЛЛЕНБЕРГ. А если не всерьез?

ШТИРЛИЦ. Я действительно не умею работать вслепую. Честное слово.

ШЕЛЛЕНБЕРГ. Вы умный человек, Штирлиц. С вами приятно делать дело. Скажите все-таки, но всерьез они станут говорить с пастором?

ШТИРЛИЦ. Возможно.

ШЕЛЛЕНБЕРГ. И мы сможем получить доказательства, что он такие переговоры ведет?

ШТИРЛИЦ. Не исключено.

ШЕЛЛЕНБЕРГ. А нам больше ничего от пастора и не нужно... Ну-ну, не сердитесь. (Засмеялся.) Я больше не буду. Так вот, сейчас в Швейцарии активно работает очень представительный американец. В нашем кругу его имя достаточно известно — Аллен Даллес. Припоминаете? Это солидно, согласитесь?.. Так вот, с ним пытается наладить контакты наш человек достаточно высокого ранга, чтобы сесть за стол переговоров всерьез.

ШТИРЛИЦ. Роль пастора?

ШЕЛЛЕНБЕРГ. Операция прикрытия. Необходимо подставить чью-то фигуру — чужую, не нашу, для параллельных переговоров. А потом мы, в случае необходимости, передадим материалы об этом человеке фюреру... Если предположить даже самый худший вариант, это будет победа нашей службы. «Наша доблестная разведка сорвала коварные замыслы врагов» — так, кажется, вещает Геббельс?.. Кстати, об этой операции знают всего три человека — я, вы и... и еще одно лицо, скажем так. Разумеется, вам не надо объяснять, что такое государственная тайна?

ШТИРЛИЦ (ворчливо). Одной больше, одной меньше!.. Что-то я здорово устал от государственных тайн...

ШЕЛЛЕНБЕРГ. Ничего, скоро отдохнем, кажется... (Помолчав.) Господи, час ночи. Нормальные люди давно спят, а мы... Вот бы завтра хотя бы на пять дней закатиться в горы... Снег голубой, загар коричневый... Обо всем мы забыли — война...

ШТИРЛИЦ. Прежде всего мы забыли самих себя. Как пальто в гардеробе после крепкой попойки...

ШЕЛЛЕНБЕРГ. Да... как пальто в гардеробе... Стихи давно перестали писать?

ШТИРЛИЦ. И не начинал вовсе.

ШЕЛЛЕНБЕРГ. Маленькая ложь рождает большое недоверие, Штирлиц.

ШТИРЛИЦ. Могу поклясться, все писал, кроме стихов, у меня идиосинкразия к рифме...

Затемнение

Входит ШТИРЛИЦ. Его встречает КЭТ — это молодая красивая женщина. Она, видно, только с постели — халатик наброшен прямо на ночную рубашку, волосы в беспорядке.

КЭТ. Ты?! Что-то случилось?

ШТИРЛИЦ. Добрая ночь, девочка! Буди Эрвина.

(КЭТ не двигается с места.)

У вас как, спокойно? За домом не наблюдают?

КЭТ. Кажется, нет.

ШТИРЛИЦ. Устал. (В изнеможении садится.) Славно выглядишь, малыш!.. Ты относишься к редкому типу женщин, которым беременность к лицу.

КЭТ. Кофе с молоком хочешь?

ШТИРЛИЦ. Откуда молоко? Черт, забыл привезти вам молоко!..

КЭТ. Я поменяла костюм Эрвина.

ШТИРЛИЦ (достает листок бумаги). Срочно зашифруй это донесение. Моим шифром.

(КЭТ садится к столу, работает.)

Черт возьми, неужели на память? Держать в голове такой сложный шифр... Фантастика.

КЭТ (отрываясь от работы). Сепаратные переговоры с Даллесом? Это страшно!

ШТИРЛИЦ. Если они договорятся, а это не исключено, то назавтра миллионная армия будет переброшена на Восток и тогда... Это только дураки думают, что военный потенциал Германии исчерпан... Вопрос идет о судьбах миллионов людей, о судьбе Европы... Черт, до чего я стал высокопарно изъясняться!..

КЭТ (некоторое время молча работает, потом резко встает). Нет, это ужасно! Главное, мы бессильны что-либо сделать!..

ШТИРЛИЦ. Не скажи... Они совсем перегрызлись в бункере. Если это использовать... Важно знать: кто из них мог пойти на переговоры? Геринг — живой труп, Геббельс — истерик... Нет, эту игру могли затеять только двое — Гиммлер или Борман... а они враги непримиримые... Если столкнуть их лбами — каждый сделает все, чтобы утопить другого... Только надо знать точно, кто из них начал эти переговоры?..

КЭТ. Понимаю... Если ты скажешь об этом одному, а именно по его команде заработала вся машина...

ШТИРЛИЦ. Меня вздернут немедленно...

КЭТ. Так кто же из них?

ШТИРЛИЦ. Не знаю!

(КЭТ вновь подходит к своему столику и садится за работу.)

Почему ты не будишь Эрвина? (П а у з а.) Где Эрвин?

КЭТ. Эрвина нет.

ШТИРЛИЦ. Где он?

КЭТ. Его совсем нет. (Работает.) Пошел договариваться с акушеркой и попал под бомбежку...

ШТИРЛИЦ. Маленькая!.. Ты уверена? Может быть, он только ранен?.. Надо поискать по госпиталям...

КЭТ. Дело в том, что я сама... сама похоронила его в прошлую среду... Понимаешь, похоронила... (Плачет.)

ШТИРЛИЦ (долгая пауза). Как же мы теперь будем с тобой, без Эрвина?!

КЭТ. Мы так с ним мечтали — вот кончится война... (Плачет.)

ШТИРЛИЦ. Ну-ну-ну!.. Девочка, тебе нельзя плакать. Нельзя. Будь эта война проклята!.. Давай подумаем, как ты будешь рожать, малыш?

КЭТ. По-моему, нового способа еще не изобрели.

ШТИРЛИЦ. К сожалению... Тут ведь такое дело... Я не хочу тебя пугать... Понимаешь, один старый доктор рассказывал мне... Видишь ли, женщины-то кричат, рожаючи...

КЭТ. Кто бы мог подумать...

ШТИРЛИЦ. Дело в том, малыш, что они кричат на родном языке.

(КЭТ перестала плакать, затаилась.)

А если отправить тебя на это время в Швейцарию? Я, пожалуй, смогу это сделать.

КЭТ (глухо). И останешься без последней связи?

ШТИРЛИЦ. Другого выхода нет.

КЭТ. Есть — я буду кричать по-немецки. И потом еще есть время.

ШТИРЛИЦ. Ладно, малыш, подумаем об этом не спеша. Включи в донесение... Ну, в общем, об Эрвине... И передай, что срочно требуется новый канал связи. В зависимости от того, что ответит центр, мы и примем решение.

КЭТ. Одно сложно: чемодан с передатчиком тяжелый, я боюсь его поднимать...

ШТИРЛИЦ. Сиди, сиди, я знаю где рация... Как только центр ответит, сразу же звони мне из автомата. Спросишь: «Извините, это гостиница?» Встретимся, как обычно.

(ШТИРЛИЦ выходит в другую комнату и сразу же возвращается. В руках у него большой чемодан. КЭТ, уронив голову на стол, беззвучно плачет.) Держись, маленькая, тут уж ничего не поделаешь. (Неуклюже пытаясь шутить.) Ты только оглянись, когда мы с тобой выберемся сегодня за город!.. Весна!.. Весна наступает!..

Затемнение

Вряд ли Штирлицу удалось в эту ночь поспать хотя бы час-другой — с самого утра он ведет у себя в кабинете долгий осторожный разговор с арестованным пастором ШЛАГОМ.

ПАСТОР. И не тратьте на меня время, все равно я не признаю себя виновным...

ШТИРЛИЦ (устало). А я и не требую признания. Я так же, как и вы, знаю, что вы невиновны в том, в чем вас обвиняют.

ПАСТОР. Чего же вы хотите от меня?

ШТИРЛИЦ. Понять вашу логику. Я ведь знаю о вас все. Вы умный, честный человек. Как вы можете не быть патриотом?

ПАСТОР. Смотря как понимать это слово.

ШТИРЛИЦ. Верность нашей идеологии.

ПАСТОР. Идеология — еще не родина.

ШТИРЛИЦ. Наша страна живет идеологией фюрера. И разве не ваш долг, долг духовного пастыря, быть с народом, который исповедует эту идеологию?

ПАСТОР. В равном споре я бы знал что ответить.

ШТИРЛИЦ. Я приглашаю вас к равному спору.

ПАСТОР. Вы правы — долг пастора быть с народом, вести его к добру и свету тернистым путем веры и самоусовершенствования: помогать преодолевать в себе все низкое, бороться со злобой, насилием...

ШТИРЛИЦ. Согласен. Остается только определить, что такое добро и зло. Скажите, пастор, если вы в конце концов придете к моей правде, правде национал-социализма, если вы найдете для себя возможность согласиться с этой правдой... В этом случае вы будете помогать нам?

ПАСТОР. Если вопрос стоит так, попробуйте убедить меня в том, что национал-социализм дает человеку больше, чем все другое.

ШТИРЛИЦ. Я готов. Национал-социализм — это наше государство, ведомое великим фюрером. За кратчайший срок мы добились невиданных успехов — экономических, технических, военных. Что вы можете противопоставить этому государству? Ничего, кроме морального совершенствования.

ПАСТОР. Совершенно точно.

ШТИРЛИЦ. Но не только моральным совершенством жив человек, хотя он жив и не хлебом единым. Поймите: наш народ впервые за многие годы унизительного Версальского договора после засилия еврейских банкиров и коммунистов получил возможность спокойно жить...

ПАСТОР. Простите... Спокойно жить и воевать — это одно и то же?

ШТИРЛИЦ. Мы воюем лишь для того, чтобы обеспечить себе жизненное пространство.