Имоджен Робертсон - Орудья мрака
— Они вам нравятся? — поинтересовалась госпожа Уэстерман. — Моя служанка Дидона ликует, когда я соглашаюсь завить волосы. Но мне кажется, они только лезут в глаза.
Встрепенувшись, Краудер тут же стал смотреть вперед.
— Прошу прощения, мадам. У меня не было намерения таращиться.
Госпожа Уэстерман повернулась к нему и, несколько секунд поглядев на него в упор, улыбнулась. Краудер отметил темную зелень ее глаз и поразился сам себе, ненадолго задумавшись: а какое впечатление он производил на эту женщину?
— Нет, это я прошу прощения, господин Краудер, — отозвалась она. — Я должна поблагодарить вас за то, что вы согласились выехать спозаранок. Я долго думала, что вам сказать, но, к сожалению, вынуждена признать: ничего подобающего мне в голову так и не пришло. Я могла бы спросить вашего мнения о том, какая нынче будет погода, или поинтересоваться, как вам нравится в Хартсвуде, но, если принять во внимание цель нашего путешествия, эти темы вовсе не кажутся подходящими. Так что я, напротив, ждала возможности нагрубить вам.
Он чуть было не расплылся в улыбке.
— Но, может быть, вы поведаете мне о своей находке и о том, почему позвали меня, а не мирового судью или констебля?
Госпожа Уэстерман кивнула в ответ на предложение и, вздернув подбородок, некоторое время обдумывала следующую фразу. Ее тон казался несерьезным.
— Мой лакей и впрямь отправился к сквайру, однако прошлой весной в «Трудах Королевского общества» я прочитала ваше сочинение. Если помните, вы писали о приметах, которые убийца может оставить на своей жертве, поэтому, обнаружив мертвеца, я решила, что вы способны прочитать его гибель так же, как цыганки читают карты. — Краудер смерил ее откровенно изумленным взглядом, и госпожа Уэстерман, внезапно нахмурившись, снова переключила внимание на тянувшуюся впереди дорогу. — Знаете ли, то, что я завиваю волосы, еще не означает, будто я лишена способности к чтению.
Краудер не знал, как ему реагировать — то ли оскорбиться тоном спутницы, то ли снова принести свои извинения, — а потому решил не делать ни того, ни другого. В этот момент они как раз свернули с главной дороги, ведущей на Болкэм, а затем и на Лондон, и оказались на более узкой тропе, которая, как догадывался Краудер, представляла собой границу между владениями Кейвли-Парка и угодьями благородного поместья — замка Торнли.
— Покойник лежит в рощице на холме, — сообщила госпожа Уэстерман. — Лучше всего добираться туда через лес, посему путь мы продолжим пешком. Мой человек приглядит за лошадьми.
Прислушавшись к дыханию брата, Сьюзан поняла, что мальчик заснул. Вслед за музыкой зал разразился аплодисментами, и низкий женский голос принялся представлять следующий номер. Сьюзан изо всех сил пыталась расслышать слова, но вдруг в коридоре, прямо возле ее двери, заскрипела половица; девочка чуть было не подпрыгнула от неожиданности. И тут же услышала чей-то разговор.
— Я должен был отправиться туда много лет назад, когда умерла Элизабет. Она говорила, что мне необходимо это сделать, что надо смотреть прошлому в лицо, иначе оно настигнет тебя. Однако всегда находилась причина для отсрочки.
Это был голос ее отца. Услышав имя матери, Сьюзан почувствовала, как сердце сжалось у нее в груди, и на миг погрузилась в странную смесь боли и утешения. У маменьки были очень мягкие каштановые волосы, от которых исходил аромат лаванды. Она умерла через неделю после рождения Джонатана. Девочка держала ее за руку до тех пор, пока отец не сказал, что маменьку пора отпустить.
В ответ послышался другой голос. Он принадлежал господину Грейвсу и казался почти таким же родным, как голос папеньки. С тех пор как молодой человек приехал в Лондон, Сьюзан почти ежедневно слышала его в лавке или за столом. Однако этот голос редко звучал так тихо и серьезно, как теперь. Сьюзан задумалась о том, как сейчас может выглядеть его лицо, и голова девочки склонилась — даже неосознанно она пыталась изобразить Грейвса. Пусть его воротник не всегда выглядел опрятно, зато в серых глазах постоянно светилось сочувствие; юноша был худым как палка, однако, приходя в лавку, без труда поднимал Сьюзан на руки и кружил ее по воздуху; при этом девочка прямо-таки задыхалась от смеха. Однажды во время такой игры в помещение вошла мисс Чейз. Господин Грейвс, сильно покраснев, опустил девочку на пол несколько резче, чем обычно. Но Сьюзан не показалось, будто у мисс Чейз возникли возражения против этой забавы; похоже, она даже не заметила, что каштановые волосы юноши немного растрепались.
— Ты так мало рассказывал о своей жизни до переезда в Лондон, Александр, — обратился Грейвс к отцу девочки. — Как же я смогу дать тебе совет? Почему потеря кольца так обеспокоила тебя? Оно было ценным? Я ни разу не видел, чтобы ты носил его.
— Для меня оно не имеет особой ценности, во всяком случае я так считал. — Отец ненадолго умолк. — Я удивлен, что его пропажа настолько потрясла меня. Несколько лет оно использовалось лишь как игрушка для Джонатана: ему нравятся лев и дракон, выгравированные на печатке: я хранил кольцо в своем бюро и позволял Джонатану забавляться с ним, когда мне хотелось, чтобы мальчик помолчал и успокоился. Оно было последней ниточкой, которая связывала меня со старым домом, и теперь, когда кольцо пропало, я снова начал терзаться. Возможно, я в долгу перед теми, кого оставил там, или перед своими детьми. Я убеждал себя: нет, ничего подобного, но эта мысль все равно досаждала мне.
— Наверняка есть какая-то причина, по которой ты воздерживался от сношений с ними, — отозвался Грейвс. — Подумай еще раз. Ты теперь счастлив, а счастье — хрупкая и деликатная материя. Джонатан не станет долго горевать по этому кольцу. Стоит ли так расстраивать свою жизнь из-за безделицы, о которой он через неделю забудет? — Молодой человек немного помедлил. — Не стоит привлекать к себе внимание богов теперь, когда ты можешь потерять так много.
— Ты прав… — Снова запнувшись, папенька вздохнул. По голосу отца Сьюзан поняла, что он потер подбородок правой рукой и, поменяв позу, перенес вес тела с больной ноги на здоровую. — Возможно, кольцо где-нибудь обнаружится, и мой разум успокоится. Утром я велю Джонатану еще раз поискать его в мастерской. Тем не менее он со всей решимостью утверждает, будто не брал кольца из бюро без моего позволения, и крайне возмущен, что я считаю его виноватым. — Услышав в голосе отца улыбку, Сьюзан обернулась к кровати, где спал брат. С тех пор как мальчик обнаружил пропажу перстня из маленькой шкатулочки и оплакал его исчезновение, он больше не упоминал о кольце, однако Сьюзан сомневалась, что Джонатан уже забыл о нем.
Сначала в доме повисла тишина, а затем внизу раздался голос певицы. Поднявшись на ноги, Сьюзан открыла дверь в коридор. Когда свет из детской, обнимая плечи девочки, пролился на лестничную площадку, Александр и Грейвс подскочили, словно заслуживающие порицания прогульщики.
Грейвс улыбнулся ребенку.
— Слушаешь музыку, Сьюзан?
— Да, но о чем вы здесь беседуете? Папенька уезжает?
Бросив взгляд сначала на друга, а затем на дочь, отец опустился на колени.
— Подойди сюда, дочь моя, и скажи мне кое-что. — Сьюзан ухватилась за руку, которую протягивал ей отец. — Ты счастлива, Сьюзан? Тебе хотелось бы иметь служанку, экипаж, большой дом и сотню красивых платьев?
Девочка поглядела на отца, чтобы понять, не поддразнивает ли он, но папенькины глаза сохраняли прежнее спокойное и серьезное выражение, его дыхание слегка отдавало запахом пунша. Сьюзан смутилась.
— Я люблю этот дом. И у меня есть семь платьев. — Девочка услышала, как отец вздохнул, однако при этом он притянул ее к себе, поэтому Сьюзан предположила, что ответ пришелся ему по душе.
— Ну что же, если у тебя достаточно платьев, то, полагаю, мне вовсе не нужно никуда уезжать. К тому же я рад, что ты любишь этот дом. Надеюсь, мы еще долго будем жить в нем все вместе. — Затем, выпустив ребенка, Александр сказал: — А теперь, раз уж ты не спишь, думаю, тебе можно спуститься в лавку на некоторое время. Господин Пакстон должен сыграть нам свой «Концерт».
Всю оставшуюся жизнь Сьюзан будет искать эту музыку или иную, похожую мелодию — не только из-за прекрасных эмоций, которые она пробуждала, но ради связанных с ней воспоминаний: продолговатая гостиная, освещенная свечами, профили и плечи первых друзей и соседей девочки, грудь папеньки, вздымавшаяся под ее маленькой ручкой, и серебряные нити, вплетенные в ткань отцовского жилета, к которому прислонялась ее щека.
I.2
Стоял по-особому щедрый и по-особому английский летний день, и сельская местность Суссекса радовала обитателей свойственными для этого времени красками плодородия. Луг, на котором спешились Краудер и Харриет, расцвечивали высокие лютики и пурпурные васильки, а шевеливший их утренний ветерок казался ленивым и жизнерадостным. Любой приобщенный к цивилизации человек, будь то мужчина или женщина, наверняка остановился бы и, разглядывая природу, задумался о том, какое место он сам занимает в этом пейзаже. Хорошее время пожить за городом, вдали от суматохи и смрада. Ведь здесь земля уже готовилась преподнести дары своим владельцам и их подопечным. Поспевал урожай, жирела домашняя скотина — почва служила верой и правдой тому, кто заботился о ней весь год. Здесь Англия представала во всей своей красе, удовлетворяя потребности тела и даря красоту, питающую разум и душу.
