А. Веста - Алмазная скрижаль
Человек спал, привалившись спиной к обомшелому стволу. Взошедшая луна высветила мертвенное, запрокинутое лицо. От лунного света спящий вздрогнул и очнулся. После укола его чувства болезненно обострились. Треск кожаной амуниции отдавался грохотом. В ночном воздухе остро и отчетливо послышался запах березового дыма.
Далекий огонь позвал его внезапно, заблестел сквозь стволы, как рыбешка в черных мережах невода. Он шел на далекий свет, пьяно пошатываясь, не в силах преодолеть притяжения пламени. Оно манило древним обещанием тепла и пищи.
До костра оставалось метров двести, не больше, когда резкий рывок почти опрокинул его навзничь, затрещали лямки рюкзака. Он дернулся вперед, пытаясь подняться, но кто-то цепко держал его сзади. Он медленно оглянулся: олений череп с раскидистыми корявыми рогами безглазо пялился на него из темноты. Рюкзак крепко зацепился за лопасть рога. Человек с трудом освободился, встал. Справа и слева белели оленьи черепа, прибитые к сушинам; вокруг него в мертвенном свете луны кружил хоровод призраков… Человек осклабился, блеснули крупные синеватые зубы, плечи его задрожали в беззвучной истерике. «…Вот он какой… Северный олень…»
Оленьи черепа на деревьях — верная примета Могилы Нойда. В лунном свете Могила Нойда казалась выше. Со всех сторон ее окружал густой ельник, потому он так долго промотался в тщетных поисках.
В тени кургана он снял с плеча литую тяжесть, раскинул руки и поднял лицо к луне. Он был немного поэт в душе и считал, что даже смерти бессловесного быдла должен предшествовать какой-нибудь несложный ритуал. «Охота» была грубой, «черной» работой, первой и необходимой ступенью. Он еще никогда не стрелял в человека, но в воображении много раз «прогонял» этот момент.
Застежки оружейного чехла не поддавались, пальцы подрагивали. Он достал винтовку, настроил оптику. Он успел сделать несколько коротких перебежек в сторону костра и замереть, прижавшись плечом к стволу. В оглушительной тишине все замерло, оцепенело, как перед раскатом грома. Рев огромного зверя разорвал пространство, волна страха сбила с ног. Раздавленный ужасом, он осел в лиственную прель и сжался, прикрыв руками голову. Низкий гул ответного эха прокатился по болотам, как будто в бездонных глубинах проснулся и ответил на зов другой зверь.
— Слышь, Влад? Лешаки заиграли!
Его «дичь» была совсем рядом. Он слышал даже треск поленьев в костре и слова разговора.
— Это не лешаки, это медвежьи свадьбы…
— Что, осенью свадьбы?
— Как положено, а в январе — Рождество. Это древний полярный ритм, совпадающий с рождением Нового Солнца, генетическая память о полярном рае. От него ничего не осталось, кроме этой памяти. Да еще лебеди каждой весной возвращаются в Заполярье.
— Ну, тут ты не прав. Ископаемых остатков полно: одного ила по семь метров лежит на дне доледниковых озер, а в нем — пыльца тропических растений. Мифический рай в окрестностях Северного полюса…
Осторожно, боясь хрустнуть веткой, охотник встал и изготовился к стрельбе.
Он четко видел их в крестовине прицела. Ближний, по-мальчишески гибкий, еще не окрепший в плечах, словно недопечённый до телесной зрелости, был не опасен. Копна светлых волос, как охапка кудрявых стружек, стянутая берестяным ободком-оберегом, маячила на прицельной линии. «Барашек», — узнал его охотник.
Второй казался старше, мощнее. Полулежа на пышном лапнике, он рассеянно смотрел сквозь пламя. Его сильное светлоглазое лицо в матовом северном загаре, обрамленное молодой дерзкой бородкой, дразнило и ужасало охотника. «Закон» учил презирать врага и уравнивал с бессловесным скотом. Но вместо презрения охотник чувствовал щекочущую пустоту в груди и глухую зависть.
— Ты зря ухмыляешься: Рай, Райх, Эдем, Туле, Асгард, Сад Гесперид, Священный Ур, Город Солнца-Ра, Атлантида — суть одно и то же. С легкой руки Платона Атлантида оказалась прописана в западном полушарии, за Геркулесовыми Столпами, но если ось эклиптики резко меняла наклон, то погибший материк нужно искать вблизи Северного полюса, а значит Русь-Гиперборея — ее прямая наследница.
— У Атлантиды достаточно законных наследников, это и Древний Египет, и остров Крит с его Кносским дворцом, — ревниво сказал белоголовый.
— Насчет Египта ты правильно заметил… Слово «Русь» по-египетски означает «Север». А культура пошла белыми людьми с Севера, как утверждают древнейшие манускрипты…
Русобородый зевнул, вальяжно потянулся, расправил широкую грудь. Эта игривая сила взбесила охотника. Он судорожно решал, в кого стрелять первым.
— …Я могу поверить только в «материальное», — сбивчиво заговорил белоголовый, — дайте мне пощупать, рассмотреть со всех сторон, произвести точную датировку. А ты меня сказками кормишь. Отчего могла погибнуть целая цивилизация, да еще такая культурная?
— Вот, послушай: «В продолжение многих поколений, покуда не истощилась унаследованная от богов природа, правители Атлантиды пребывали в дружбе со сродным им Божественным началом».
— Ба! Навскидку монологи Платона… Да вы, батенька, эрудит… Браво, браво! — потирая руки, хохмил белоголовый.
— Ладно, не парься… Это мой диплом, вот и выучил… Природа, унаследованная от богов, вернее, ее утрата — ключ к трагедии атлантов. Так что не стоит лопатить горы в поисках Атлантиды, а нужно просто покопаться в себе.
Охотник даже дышать перестал, боясь пропустить хоть слово. Спор об Атлантиде интересовал его намного больше, чем дозволяли обстоятельства.
— Значит, атланты не сдали экзамен и были стерты с лица земли?
— Выходит, так, — миролюбиво согласился русобородый. — Со времен Атлантиды уровень океана поднялся на сто двадцать метров, все города-колонии ушли под воду. Наш бережок тоже сильно подтоплен. Неолитические стоянки можно обнаружить лишь в годы сильнейшей засухи. А неолит — это как раз атлантический период истории…
— Точнее, его завершение. Период расцвета и небывалого взлета закончился полным одичанием человечества, каменным веком и началом нового круга истории. Люди вновь начинали с нуля, у первобытного костра в обрывках шкур, без учителей, без знаний, без книг. Металлические и каменные носители информации могли бы уцелеть, но до сих пор ничего не найдено.
Русобородый скрылся за пологом палатки. Вскоре он вынырнул и сел к костру. В его руках тускло блеснул металл. Это была широкая серебряная полоса, согнутая в кольцо.
— Этот венец — открытие века, и буквы на нем намного древнее египетских иероглифов, финикийских письмен и рукописей «мертвого моря».
— Но почему он оказался в захоронении у Полярного круга, ведь это — реликвия?
— Я думаю, мы нашли погребение волхва Будимира. Он не оставил наследников своего знания. Позднее аборигены, «оленные люди», превратили насыпной курган в языческий жертвенник, могилу Нойда. Нойдами саамы зовут своих шаманов.
— Тогда ответь, научное темнило, почему новгородский волхв тысячу лет назад попал в Приполярье? Его посох и серебряный венец говорят о принадлежности к высшей иерархии славянских жрецов.
— У меня есть только одна версия. — Русобородый чуть свел к переносью крылья густых бровей, посуровел. — Попробуем произвести реконструкцию событий… «Путята крестил Новгород мечом, а Добрыня Огнем…» Тысяча второй год от рождества Христова… Крещение вольного Новгорода… Заветы предков порушены, свержены в Волхов кумиры, осквернен пантеон славянских богов, гармония бытия жестоко поломана… Земля перестала плодоносить. Голод погнал людей к их прежним защитникам — волхвам. Но восстание волхвов под водительством Будимира подавлено. По тихим северным рекам, вниз по течению, в становища «поганых» плывут плоты с торчащими на них кольями. На колах — истерзанные тела волхвов, дев-весталок, старцев-кудесников и вещих женок. Оставшиеся в живых бегут на Север, в безлюдный и дикий край, в саамскую тундру. С собой они могли унести немного: берестяные и деревянные книги с образцами древней грамоты, дощечки-церы, священные родовые реликвии. Возможно, их потомки некоторое время жили здесь. Потому-то северных ведунов почитали и боялись даже цари…
— Они шли к Алатырь-камню?
— Я уверен в одном: на север их гнала память предков. Люди инстинктивно стремились в волшебную страну-прародительницу.
Человек за деревьями устало опустил оружие. Речь русобородого заворожила его, взгляд остекленел. Рука с оружием затекла и ныла до самого плеча. Боль вернула его к действительности. Он подобрался чуть ближе.
Горячась и глотая слоги, белоголовый что-то доказывал своему невозмутимому собеседнику. Он весь подался вперед, отрочески ломкий голос звенел напряженной струной.
— …Бредятина! Ох уж эти романтики, доморощенные Кастанеды, любимцы богов… Где они, ваши вдохновенные кудесники, хранители Великого Знания? Вам бы только «сокровища валькирий» искать…
