Николай Свечин - Мертвый остров
– Караул и тюремная стража свое дело кое-как, но делают. Иначе разбежались бы все шесть тысяч. Но решительным людям всегда есть выход.
– Вы хотите сказать, что Большой Сохатый и его приятели… как это у них называется? переменили участь?
– Вряд ли, хотя и не исключено. Но участь проще менять на этапе, в кандальной тюрьме уже опасно.
– Значит, побег?
– Думаю, что побег.
– Но отчеты! Почему по отчетам все трое состоят под надзором? Как можно добраться до Нагасаки и при этом числиться в списках арестантов?
– Очень даже запросто, – усмехнулся Лыков. – В тюрьме решают «иваны». Как они скажут, так и будет.
– Но есть смотритель, есть утренние и вечерние поверки! Количество арестантов должно же совпадать с ведомостью!
– Смотрителя можно подкупить, или запугать, или иным способом приручить. Пойдут ни с того ни с сего бунт за бунтом. Начальство осерчает, начнет смотрителя со службы выкидывать по третьему пункту [5]. Тут явятся к бедолаге серьезные люди с наполовину обритыми головами. И пообещают сделать так, что все станет тихо и благостно. И действительно сделают! Как смотрителю после этого их не любить?
– А отчетность?
– В каторжной отчетности, Петр Николаевич, черт ногу сломит, а вторую вывихнет. Цифры все приблизительные. Смотрителю, кстати, это на руку: он получает лишнее довольствие.
– Но ведь это подсудное дело! Забыть обязанности, совесть позабыть… Что там за люди такие?
– Да такие же, как и везде, – огорчил начальство Лыков. – Служить в их ведомстве очень трудно. Год за годом среди швали… Не каждый и выдержит. На раскомандировку каторжных смотритель выходит в три часа утра. Шесть дней в неделю, год за годом. Видит вокруг только арестантские рожи. Поневоле начинает пить водку ведрами… Тюрьма живет очень закрытой жизнью, мелочной и одновременно кровавой. Могут зарезать любого ни за понюх табака. Большинство каторжных – шпанка, черная кость. Или случайно попавшие в беду люди. Эти бессловесны и беззащитны перед администрацией. Их гоняют в работы, порют, обворовывают, сажают в карцер… Но всегда находятся несколько человек, которых трогать нельзя. Головка каторги, аристократы темного мира. Наказывать их тюремщики не решаются – можно и жизни лишиться. Причем сам «иван» всегда останется в стороне, а с ножом бросится какой-нибудь босяк, от которого и ожидать нельзя. А его обыграли в карты и заставили пожертвовать собой! Смотрители и их помощники хорошо это понимают. И заключают с «иванами» договор. Для начальства главное – порядок и тишина, чтобы никто жалоб не подавал. Никто и не подает! Если же такой полезный человек надумает бежать, тюремщикам остается лишь закрыть глаза. Авось обойдется. В отчете всегда можно подправить. Галкин-Врасский далеко, и он никогда не узнает, что на самом деле творится в какой-нибудь Рыковской тюрьме.
– И как сломать эту гнилую систему?
– Никак. Порядочный человек на Сахалин не поедет, несмотря на всякие там льготы. Поэтому прибывают одни отбросы, которым самим место на наре. Если ты не годен ни на что, поступай в смотрители – возьмут не глядя!
Тайный советник вздохнул:
– Примерно так сказал мне вчера и Михаил Николаевич. Что знает порядки, но ничего поделать не может. Мы говорили с ним о вас.
– Понимаю, – кивнул Алексей. – Вы задумали совместное расследование? Да, это и есть к черту на кулички… Я готов выехать хоть завтра.
– Пароход «Петербург» выходит из Одессы через неделю. Он везет на Сахалин четыреста пятьдесят арестантов. Другой оказии долго не будет.
– До Одессы ехать двое суток. Я вполне успею встретить Пасху! Как будет выглядеть моя ревизия? Как поиск беглецов и соучастников?
– Нет. Официальное расследование толку не даст. Вы проживете там год и ничего не выведаете. Надо по-другому.
Тут Лыков испугался:
– Неужели опять по этапу?
Дурново улыбнулся:
– Ну что вы! Время ваших «демонических» подвигов [6]давно прошло.
– Уф… Так, Петр Николаевич, и кондратий хватит! Как представил себя в армяке с бубновым тузом на спине – сердце в пятки ушло…
Дурново отмахнулся:
– Вас ничем не напугаешь, это общеизвестно. А идея вот в чем. Вы отправитесь на Сахалин для временного замещения должности начальника Корсаковского округа. Таких округов на острове три. Корсаковский – самый южный, он ближе всех к Японии. Если тропа беглых туда и существует, то она обязательно проходит через него. Так вот. Заступив в должность, вы исполняете свои служебные обязанности, как полагается. И одно-временно ведете секретное расследование. С полномочиями, какие будут у вас, лучше и не придумать.
– Что такое на Сахалине начальник округа?
– Галкин-Врасский вчера объяснил мне это в подробностях. Сахалин имеет особый режим управления, какого нет больше нигде в империи. Во главе стоит начальник острова. Сейчас это генерал-майор Кононович. Он подчиняется амурскому генерал-губернатору, но у себя на острове царь и бог. Это не преувеличение: начальник острова может даже повесить своей властью. Правда, приговор утверждают на Амуре, но выносят на Сахалине.
– Серьезные полномочия.
– Иначе нельзя. Сами говорили: до Петербурга столько верст! Поэтому начальник острова обладает властью, какая и не снилась губернатору. Далее. Сахалин, как я упомянул, разделен на три округа. Округ соответствует уезду. Окружной начальник приравнен к исправнику. Тот же объем прав и обязанностей, что и у начальника уездной полиции. Плюс особые права, вызванные спецификой службы.
– Это какие?
– Вам будут подчиняться все тюрьмы, все чиновники плюс все воинские команды в округе.
– Чиновники независимо от ведомств?
– Да. От смотрителей тюрем до телеграфистов и таможенников.
– Это то, что нужно, – согласился Алексей. – Теперь я понял. То есть вести расследование я буду как высшее должностное лицо в этой местности? И никто не может мне ни в чем отказать?
– Именно так.
– Даже военные?
– И они тоже. На острове располагается 4-й Восточно-Сибирский линейный батальон. Чуть более полутора тысяч штыков. Его командир находится в столице острова, Александровском посту, и подчиняется Кононовичу. А командир вашей, корсаковской, роты подчиняется своему батальонеру и, по принадлежности, вам. В части несения караульных обязанностей, поимки беглых и прочего.
Поэтому вы, Алексей Николаевич, будете вести расследование, так сказать, сверху. Как главная инстанция. При этом до вас будет относиться вся текущая жизнь округа. Вплоть до телесных наказаний провинившихся! Галкин-Врасский сказывал мне вчера, сколько плетей и розог вы можете дать своей властью. Не помню цифр, но изрядно!
Лыков поморщился, но Дурново не обратил на это внимания и продолжал:
– Вникая, таким образом, в повседневную жизнь каторги, вы невольно станете входить в ее насущные нужды и потребности. Ни у кого не возникнет подозрений. Новый человек, пытается разобраться, во все сует свой нос… Одновременно вы приглядитесь к людям, чтобы отобрать себе помощников. Одному не справиться. Заведите также агентуру среди арестантов. Не мне вас учить… Помните: вы там сам себе командир и все решения принимаете самостоятельно. Об истинной цели вашего приезда будет знать только Кононович. Больше никто!
Лыков поднялся, сгреб со стола карточки убитых «иванов».
– Разрешите идти готовиться?
– Еще одно обстоятельство. Напомните мне, когда уж вы стали коллежским асессором?
– В мае восемьдесят третьего, после коронации.
– Должность окружного начальника на Сахалине относится к седьмому классу. Неудобно посылать туда в восьмом…
Тут Алексей впервые увидел, как Дурново смеется. Так, наверное, скалятся волки… Но тайный советник быстро посерьезнел, тоже встал и вынул из папки лист бумаги.
– Это, Алексей Николаевич, как вы понимаете, шутка. А вот шесть лет вашей службы – это уже серьезно. И какой службы! Она и дала мне право ходатайствовать перед его сиятельством, а тому – перед государем о присвоении вам чина надворного советника. Сегодня его императорское величество утвердили производство. Поздравляю!
Лыков был тронут. Он знал, что министр внутренних дел граф Толстой тяжело болен, дни его сочтены. И скоро на его должность придет новый человек. Но старик нашел время отметить скромного своего подчиненного… Алексей встал во фрунт и сказал по-солдатски:
– Рад стараться и охота есть служить!
Он пришел домой серьезный, с блестящими глазами. Варенька увидела это и сразу поняла.
– Когда и куда уезжаешь?
– Сразу после Пасхи. На Сахалин.
