Убитая монета - Вадим Владимирович Ширяев
— Долларов или евро?
— Да это уж как получится.
— У моей монеты состояние было хорошее. Я ее сам даже чистил, помню, зубным порошком…
— А вот это, наверное, зря, — рассмеялась Мария, запрокинув голову так, что виднее стало ее смуглую, ухоженную шею. — Раньше вообще монет хорошей сохранности было мало, и они почти все обозначались, как «вэри файн», то есть состояние «очень хорошее». Но сейчас дилеры пытаются навязать коллекционерам товар подороже, поэтому пошла мода на состояние «икс файн», по нашему — «отличное»…
Со стороны обстоятельства их знакомства выглядели так, будто два соотечественника случайно оказались по соседству в кафе международного израильского аэропорта — и теперь, коротали здесь время в ожидании своих рейсов. Стулья и столики в кафе были расставлены на достаточном расстоянии, чтобы они могли слышать друг друга и разговаривать, не мешая другим пассажирам и не привлекая чужого внимания.
В сущности, они ничем не выделялись из десятков и сотен тысяч других пар, путешествующих по миру. Госпожа Леверман выглядела немного старше своего собеседника, но и в этом не было ничего необычного — привлекательная дама средних лет, одетая дорого и со вкусом, вполне могла себе позволить общество мужчины, который тоже, по-видимому, не испытывал финансовых затруднений. Нарочитая творческая небрежность в облике нового знакомого, безусловно, указывала на его независимую натуру, но, конечно же, требовала больших денег. Часы, ремень, очки, ботинки… в принципе, понимала Мария, такие мужчины, как этот, почти не встречаются в общих зонах аэропорта. Обычно они сразу проходят в какой-нибудь VIP-зал и там исчезают до самого вылета.
— Мария, хотите еще вина? Или кофе? — Поинтересовался Александр Дыбенко, заметив, что женщина неторопливо поглаживает пальцами свой пустой бокал.
— Почему бы и нет? Все равно время надо куда-то девать… — Госпожа Леверман посмотрела сначала на собеседника, а потом на большое электронное табло.
Кафе, где они сидели, было расположено в центре большого пространства, которое окружали яркие витрины магазинчиков и сувенирных лавок. От фонтана лучами расходились залы вылета, а прямо перед выходом торчало странное сооружение в виде синей птицы, отдаленно напоминающее тотемный столб американских индейцев.
— Вот и прекрасно! Я тогда с удовольствием вас угощу.
— Александр, — рассмеялась Мария, — ну, вы точно матрос!
— Мария, поверьте, еврей — это не национальность, это состояние души.
— Или средство передвижения, — ответила дама классическим советским анекдотом.
— Особенно в наши нелегкие дни, — понимающе кивнул мужчина.
…Через несколько минут они вернулись к разговору.
— Значит, папа ваш, говорите, собирал монеты… — припомнил собеседник. — А кем он вообще работал?
— В каком смысле? — Не сразу поняла Мария.
— Ну, коллекционер — это же так, для души…
— Александр, для души — это, в основном, пенсионеры и школьники. А мой отец в Союзе был известным нумизматом. И неплохо, между прочим, на этих чертовых монетах зарабатывал…
Кажется, понял Матрос, все-таки срабатывает эффект случайного попутчика. То есть совершенно постороннего человека, которому вполне возможно, — вот, как соседу по купе, или таксисту поздней ночью, — рассказать то, что ни за что не доверил бы ни одному знакомому… Плюс немного вина… Плюс приятное ощущения безопасности и спокойствия, которое возникает у российских обывателей за границей…
— Про Федора Шаляпина, между прочим, рассказывали историю. Будто бы извозчик его спрашивает: чем, мол, барин, занимаешься? Пою, — отвечает Шаляпин. Ну, так я тоже пою, — говорит извозчик, — а делаешь-то, барин, что?
Теперь уже засмеялись оба — и мужчина, и женщина.
— Нет, конечно, вы правы. Для многих людей нумизматика — это такое убежище от суетной жизни, отдушина. А вот мой папа был профессионалом, и даже в советские времена очень прилично зарабатывал на монетах. Настоящее коллекционирование, как он говорил — это, с одной стороны, результат, но, с другой стороны, и процесс. Формально, конечно, важна и коллекция сама по себе, но реально не менее важен процесс собирания. Монеты постоянно нужно изучать, расширять и углублять знания…
Очевидно, для дочери Левермана воспоминания о покойном отце и его увлечении были важны, поэтому собеседник даже не пытался переменить тему.
— Вообще-то, всегда были и есть бизнесмены от нумизматики, а есть знатоки. Бизнесмены используют знатоков, играя на их увлеченности, на болезненном самолюбии, жадности или наивности. У отца был знакомый, почти партнер — он не останавливался вообще ни перед чем. Подставлял людей, втягивал их в неприятности и в свои схемы, заставлял становиться невольными соучастником разных жуликов. У него была кличка среди коллекционеров, которую он получил потому, что до монет спекулировал косметикой. Так вот, этот человек, которого все считали партнером и учеником моего отца, купил как-то на аукционе швейцарского банка набор платины за двести тысяч долларов. Риска никакого — если что, можно вернуть. Он отнес монеты в наш исторический музей и как-то получил экспертное заключение от самого… ну, не важно, фамилия вам все равно ничего не скажет. Отец тогда был уверен — легендарного старика, который пользовался у коллекционеров непререкаемым авторитетом, шантажировали через музейное начальство! Мол, ты слепой стал, не будешь писать то, что надо — вылетишь с работы и подохнешь, никому не нужным. — Мария отодвинула бокал:
— Зато потом этот человек, бывший торговец косметикой, имея заключение знаменитого корифея и прикрываясь добрым именем моего отца, перепродал коллекцию платины уже за два миллиона какому-то денежному мешку из новых русских. Где же здесь нумизматика? Минимум…
— Да, точно, — кивнул мужчина. — Когда я после института работал на производстве, у нас тоже платину воровали. Из военных списанных приборов…
Но госпожа Леверман его, кажется, даже не услышала, и почти сразу вернулась к тому, что ей было по-настоящему интересно:
— Разве раньше кому-то пришло бы в голову поставить под сомнение заключение эксперта? Зато теперь их выдают все, кому не лень — в том же музее, в каких-то частных «шарашках», и даже на аукционах в Интернете… Вот банк UBS выдавал когда-то заключения за 3–5 % от стоимости монеты, и это вполне адекватно — он же мог застраховать свою ответственность за эти деньги. А сейчас заключения — просто фикция, некий общественный договор нумизматов, что они признают, допустим, непогрешимость такого-то эксперта, как Папы римского — хотя всем известно, что он выдает заказные или ошибочные заключения во все стороны, в том числе и на одну и ту же монету…
— И тогда что же остается делать?
— По-хорошему, сейчас вообще нельзя заключения выдавать, так как не существует
