Александр Логачев - Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма
Если бы Ярви был чуть помоложе, он бы смог как-то развязаться. Но ему много лет и сил не осталось… На Ярви снова накатило забытье.
Он очнулся, потому что тряслась земля. Услышал, как упала и со звоном разбилась посуду. Стукнула лавка. Ярви открыл глаза. И в этот момент весь дом взорвался непонятными звуками. Грохнул выстрел.
3Они обнаружили себя, задев в сенях приставленные к стене лыжи, которые с доминошным грохотом повалились на пол. Таиться не было смысла. Врываясь из холодных сеней в натопленный дом, они не крались по нему, а бежали.
Когда у крыльца, дрожа и растирая щеки и руки, общаясь не то что шепотом, а каким-то комариным писком, они обговаривали действия, никто не мог сказать, как спланированы финские дома. Прикидывали, исходя из общих соображений и из того, «как у нас делается». Дом невелик, в нем от силы комнаты три, да пара каких-нибудь чуланов, где вряд ли устроятся на ночлег. На холодный чердак уж точно никто не полезет, его посмотрим, когда внизу все будет закончено. Они видели, где расположены окна с двух сторон дома. Это давало примерное представление, что слева от крыльца находится хотя бы одно жилое помещение. Что там с двух других сторон строения решили не выяснять, лишний раз не шуршать лыжами перед стенами и под окнами.
А комнат оказалось две: одна огромная, другая небольшая. Если б это знать заранее, то не получилось бы так, что в маленькое помещение влетело четверо бойцов. Правда, если бы их было меньше, то женщина, наверное, погибла бы. Никто не стал бы разбирать, чей темный силуэт лежит на подстилке, брошенной на пол. Просто всадили бы штык, чтобы не получить в ответ пулю из выхваченного из-за пояса пистолета. Но женщине повезло. На нее наткнулось и навалилось сразу двое. И один, им был лыжник Ильинский, вовремя то ли шумно выдохнул, то ли шепотом вскрикнул «стой». Он не увидел женщину, потому что ни черта вообще было не видно. Ильинский почувствовал под рукой женскую грудь.
Потом, когда все закончилось, старшина, разбирая действия, сказал, что Ильинскому повезло. Будь на ее месте не хуторянка, а женщина-боец из Шюцкора, а таких там тоже хватает, не пришлось бы больше Ильинскому бегать лыжные кроссы. И тем, кто был в комнате с Ильинским, повезло, потому что его «доброта» не привела ни к чьей гибели.
Из еще двоих бойков, очутившихся в той комнате и обшаривающих ее в темноте, о кровать ударился Хромов.
— Кто тут? — раздалось с нее сонное ворчание.
Наугад Хромов всадил винтовочный штык, как нож в арбуз, в центр кровати. Штык вошел во что-то мягкое, а потом его вырвало из руки капитана Хромова. Вырвало вместе с судорожным движением темной массы на кровати. Хромов отпрянул, вскинул винтовку, которую держал до этого в левой руке и выстрелил раз, потом, передернув затвор, еще раз в различаемую им уже фигуру, пытающуюся подняться с кровати. Вспышки выхватили грузного человека в свитере, пули отбросили его на разноцветное лоскутное одеяло.
Эти выстрелы навредить тем красноармейцем, кто оказался в маленькой комнате, уже не могли, потому что кроме убитого в ней никого из финнов не было.
Потом в комнате вспыхнула зажигалка в руке бойца по фамилии Иванов, при ее свете можно было разглядеть комнатенку от стены до стены.
— Здесь все, — это сказал Ильинский. — Уходим.
Но они уже не успевали на помощь в комнату, в которой ночевало пятнадцать шюцкоровцев. Потому что там уже все закончилось…
Не успели в ту, огромную, комнату Шепелев и Попов. Если бы знать, что планировка дома состоит чуть ли не целиком из одной комнаты и именно в ней заночевали без одного все финны, да еще сразу обнаружить эту комнату в кромешной темноте, в которой они очутились за порогом сеней, то не получилось бы так глупо, как получилось.
За порогом сеней они растекались по дому в разные стороны, на ощупь отыскивая двери. Капитан Шепелев и Попов попали в ту часть дома, где нащупали несколько дверей. Но не одна из них не вела в жилые помещения. А в нежилых помещениях финны этой ночью не спали. Шепелев попал на кухню. Когда раздалась автоматная очередь, он был там. А Попов последовательно обнаружил за двумя дверьми два чулана и в них никто на ночь не устроился. Когда застрекотало автоматическое оружие, он бросился на звук в коридор к проему, который легко теперь было найти, потому что из него падал свет. Но тоже не успел ничем помочь.
В огромную комнату с пятнадцатью спящими в ней шюцкоровцамаи зашли старшина Зотов, Жох и боец по фамилии Крамаренко.
В комнате догорала свеча. Она стояла на столе, расплавленный воск стекал по простенькому деревянному подсвечнику на столовые доски. Ее жалкий свет окрашивал желтым большой стол, печь с развешанной одеждой, людей, лежащих возле печи на полу, на широкой кровати, везде.
Зотов, зашедший в помещение первым, поднял руку с зажатым в ней финским ножом, чтобы тот, кто был за ним, ничего не предпринимал. Старшина слышал, что за его спиной дышат человека два-три, а сюда надо было звать всех. Или одного Попова, у которого был их ручной пулемет, который они везли через весь лес на санках, мучаясь с ними на спусках. Им представлялось, что в доме полезнее будут ножи, а вон как вышло. Старшина внимательно оглядывался. Прогрохотавшие в сенях лыжи, казалось, никого не разбудили, крепко спят. Но казалось так не долго.
— Тревога! — закричал кто-то, приподнимаясь среди тел, распростертых на полу.
— За печь! — проорал Зотов, но сам метнулся в другую сторону, отбрасывая винтовку и нож.
Оружие финнов, конечно, не всё, но какое-то было сложено в углу справа от входа. Его сразу заметил старшина, к нему он и бросился. Выхватил из груды пистолеты-пулеметы «Суоми», снял один с предохранителя. Эти толковые машинки ему показывали разведчики, нахваливали и рекомендовали обзаводиться. Сейчас старшина, наконец, обзавелся. Сразу двумя. Второй повесил на плечо.
Первую очередь он направил в того, кто поднял тревогу и уже успел вскочить на ноги. Потом веером пустил девятимиллиметровые пули от печи до стены. Безостановочно стреляя, он медленно шел вперед. Жок и Крамаренко выполнили его приказ, ушли с линии огня, укрывшись за печью.
Старшина отбросил первый опустевший «Суоми», снял с плеча второй и сразу срезал очередью финна, вставшего на колено и вскинувшего руку с пистолетом.
В того, кто был за печью, врезался Крамаренко и успел выставить руку с ножевидным штыком от СТВ. Широкое лезвие утонуло в животе почти двухметрового финна с подходящими росту плечами.
«Молоток», — подумал Жох, обегая бойца. Подбежал к ширме и сорвал ее. Занес приклад.
Человек на полу был противоестественно скрючен. И то ли потому, что не раз видел подобные позы, то ли глаз, схватив картину, сразу правильно оценил ее, но Леня вовремя сдержал удар. А сдержав, уже разглядел ремни на запястьях. Пленник?!
Жох обернулся на вопль «Помогите!» и увидел, как двухметровый финн отрывает от себя руку с ножевидным штыком от СВТ, и разворачивает острием к Крамаренко.
Плечо Леонида уже почувствовало приклад, ствол успокаивался в руке, мушка входила в прорезь и искала внушительную фигуру в распахнутой военной куртке. Но раньше, чем палец вора нажал на спусковой крючок, финн всадил штык в живот Крамаренко. Пуля, выпущенная Леней, уже не могла спасти Крамаренко. Тем более Жох промахнулся. Его выстрел выбил осколки из кладки печи. Вор передернул затвор. Финн отбросил от себя убитого красноармейца, повернулся к человеку с винтовкой и сделал к нему шаг. На этом шаге его встретила вторая пуля, выпущенная Жохом. Финн покачнулся, остановился, а потом снова пошел под торопливое лязганье затвора. Под его распахнутой курткой пропитывалась кровью серая исподняя рубаха.
— Да подохни ж ты! — Жох послал пулю выстрелом от живота. Целиться уже не требовалось, человек с каждым шагом заслонял собой комнатное пространство. Вор перезарядил, выстрелил, перезарядил. Финн обхватил руками винтовочный ствол, когда из него вырвалась последняя пуля винтовочного магазина… И только тогда пальцы гиганта разжались. Он упал на спину, страшно, как люди никогда не падают, сотрясся половицы затылком.
— Фу, если у них все такие…
Жох еще не знал, что на этом с финским отрядом Шюцкора под командованием прапорщика по прозвищу Лось было покончено. Также вор не знал, что для их маленького отряда все еще только начинается…
Советский агитплакат времен Советско-финской войны
Леву позвал вышедший к нему на крыльцо боец по фамилии Иванов и сказал, что все кончено. Сначала они с ним занесли в дом лыжи, вещмешки, полушубки, масхалаты, санки, брошенные у входа. Потом боец привел сержанта Когана в комнату, где было очень тепло и было много трупов. Где Леву повело. Горячая и клейкая волна затопила мозг. Он обошел печь, которую видел уже расплывающейся, словно она была сделана из парафина и ее подогревали на горелке. Коган еще умудрился разглядеть высокого добровольца с блатными замашками, который разрезал веревки на ногах какого-то человека. Лева прислонился к печи и сполз по ней вниз. Его ноги коснулись головы невероятно большого человека, распростертого на полу.
