Николай Свечин - Охота на царя
– Тридцать три десятых вершка, или, по английскому счислению, калибр 57,7[14]. Самый большой в мире среди стрелкового оружия! Это настоящий британский «веблей» образца 1866 года, усовершенствованная модель. Его еще называют «бульдог» или, по фамилии изобретателя патронов к нему, «боксер».
– Про «бульдог» я слышал. Но никогда не видел… Спасибо! Очень удобно в кармане носить – ствол короткий.
– Он для этого и сделан. Револьвер-невидимка, все бандиты Европы стараются себе его раздобыть. Но там в основном плохие бельгийские подделки, а этот настоящий, от самого папаши Веблея. Мощность – как у пушки! В цель на расстоянии из него стрелять нельзя, да тебе и не надо; зато, если попал, кишки вышибает вместе с позвоночником. Бери, пригодится. Ну и, вообще – пишите письма, как говорится, ежели понадоблюсь.
– Свой отдаешь? Как-то неудобно получается…
– Не боись! – Буффало похлопал себя по левому боку. Там, как помнил Лыков, он всегда носил в им самим придуманной подмышечной кобуре «ремингтон» 44-го калибра. – Это все для вас, раздолбаев. Я люблю длинноствольные модели, чтобы таких, как вы, с «бульдогами», на расстоянии отстреливать. Ну, бывай! У меня еще встреча с сибиряками насчет поставок одежи в Забайкалье. Я ведь теперь фабрикант.
Ярмарка, как ураган, замотала и закружила Алексея. Он приезжал домой не раньше десяти вечера, а частенько и ночевал в Главном доме. Конные прогулки, чтобы не застоялся жеребец, он теперь предпринимал в четыре часа утра, поэтому с Ольгой уже не встречался. Снова пошел «вал»: участились ночные грабежи и разбои, каждую неделю происходили убийства. Деловые опять хозяйничали на Самокатах, только уже делились с полицией. Лыков в июле и августе попал в две перестрелки, но наука тенгинского учителя помогла – уберегся… Однажды ночью они с Форосковым гнались в полицейском экипаже за пролеткой налетчика Губина с ярмарки до самой Монастырской площади; тот пытался уйти за город. Лошади мчались на бешеной скорости, не меньше тридцати верст в час, и на выезде обе пары стали, обессиленные. Бандиты неожиданно открыли стрельбу одновременно из четырех стволов. Городовой на козлах и Форосков сразу же получили ранения, а Лыков, услышав щелчок от взводимого курка, успел скатиться за коляску. Из укрытия свалил Губина и еще одного делового, а двух оставшихся перевернул вместе с пролеткой, пока они перезаряжались…
Во всей этой круговерти было не до личных дел. На благотворительный вечер, устроенный Ольгой Климовой, он, правда, попал. Послушал песен, выпил в буфете неимоверно дорогого шампанского (в пользу увечных воинов), поболтал с барышнями. Ольга была очень эффектна в барежевом платье цвета «масака»[15], с прозрачными тарлатановыми рукавами и с живой чайной розой в черных волосах. Какой-то шустрый поручик из Гороховецких летних лагерей стал вдруг оказывать ей знаки внимания, причем делался уже навязчивым. Барышня была еще неопытна и не умела избавиться от армейского натиска. Тогда Алексей ловко перевел разговор общества на тему атлетизма, завязал на спор каминную кочергу аж двумя узлами и красноречиво посмотрел на поручика. Тот все понял и, прикрываясь арьергардами, тактически грамотно отступил. После этого Лыкову не оставалось ничего другого, как вести Ольгу до знакомого уже ему дома на Большой Печерской.
Перед домом он пытался проститься, но Ольга неожиданно пригласила его зайти. Лыкову было любопытно увидеть, как живет интересующая его барышня, и он согласился. Больше часа они просидели за чаем вместе с братом Дмитрием и Ольгиной маминькой. Отца у них тоже уже не было – умер год назад. Хозяйка Алексею понравилась, тем, наверное, что очень походила на его матушку; Дима же глаз не сводил с настоящего сыщика. Лыков не удержался и рассказал, что было можно, из некоторых своих дел – о б Осе Душегубе, Тунгусе, Зембовичах. Эффект получился неожиданный: утром следующего дня маминька строго-настрого запретила дочери встречаться с Лыковым. Перекрестилась истово на божницу и сказала:
– Прости, Господи, за такие слова… разве ты не видишь, дура, что его не сегодня-завтра убьют?! С эдакой-то службой! А сколько он за нее жалования получает? Курам на смех. Нет уж, дочка. Я тоже была молода и тоже грезила о Ване Гулевиче – красивый был корнет у нас в городе… Родители мне не позволили и правильно сделали: убили Ванечку в Восточную войну. А я вышла за твоего папиньку. Хороший был человек, и деньги зарабатывать умел. Вот и ты думай о такой же партии, а об этом сорвиголове я тебе думать за-пре-ща-ю! Раз и навсегда!
Ольга рыдала, да и как не порыдать барышне в девятнадцать лет! Спорила горячо с маминькой, изливала горе подругам. Те молча завидовали: вот она, настоящая драма! Он герой, она его любит, а родители, как всегда, против! Прямо как в романе герцогини Лориан «Роковые страсти». А у них – неизбежные толстые купцы в женихах, и скука, скука…
Противостояние матери с дочерью, по счастью, закончилось само собой, потому как Лыков с тех пор больше не появлялся, захлестнутый ярмарочным омутом. В первых числах августа, вечером в гостиной, Дима прочитал вслух заметку, написанную золотым пером нижегородской прессы, самим Романом Громобоевым, под названием «Схватка на Монастырской площади». Репортаж был захватывающим: «Помощник начальника сыскной полиции Л., известный своей фантастической силой… оставшись один из полицейских не раненным, перебил половину банды… перевернул тяжелый экипаж с четырьмя бандитами, как картонную бонбоньерку… нес на плечах двух своих раненых товарищей сто саженей, гоня перед собой обоих уцелевших скованных бандитов…». Ольга у себя в комнате снова облилась слезами, горячо помолилась за избавление Алексея и в третий раз записала в дневнике свои мысли о самоубийстве… Лето 1880 года покатилось дальше.
Утром девятого августа Лыков сидел с Благово в его временном, на период ярмарки, кабинете в Главном доме. Они второй день не могли попасть к Игнатьеву, чтобы подписать важные бумаги. Граф пропадал в компании каких-то загадочных балканцев – не то сербов, не то болгар.
Граф Игнатьев справедливо считался основателем модной теории панславизма – объединения всех славянских народов под патронажем России. Целью было разрушение Османской империи и захват Проливов – главной головной боли русской дипломатии. Поддержав создание независимых православных славянских государств, Россия формирует их в дисциплинированный отряд и проникает, таким образом, во фланг и тыл Австро-Венгрии и Германии. И снова становится, как при Александре и Николае Павловичах, самой влиятельной державой континента…
Благово, будучи знающим и умным человеком (блестящее домашнее плюс два высших образования), имел свой взгляд на место и роль России. Сгорбившись, он сидел в кресле и драконил теорию графа Игнатьева. Алексей давно уже не видел его таким раздраженным.
– Меня убивает наша балканская политика. Там особая зона, там сходятся интересы двух дряхлеющих империй, чьи дни уже сочтены. Турция обременена межрелигиозными противоречиями и невозможностью управлять своими огромными территориями. Четыре века назад, будучи на подъеме, они проглотили кусок не по горлу. Теперь покоренные ею народы раздирают Порте брюхо изнутри… Австро-Венгрию губят межнациональные конфликты. Договорившись кое-как с венграми, всех остальных Габсбурги топчут, что тоже неизбежно окончится взрывом. И вот мы хотим расшатать этих двух гниющих изнутри гигантов и обрушить. И занять под шумок их место. Рискованная идея! Как бы нас самих не засыпало их падающими обломками. У нас ведь есть поляки, финны, горячие кавказцы… да хоть бы и хохлы!
А это заигрывание с «братушками»! Они ведь просто паразиты. Сегодня Россия использует их как разменную фигуру в шахматах, а завтра они будут использовать Россию. Сколько мы лепили «Великую Болгарию», а она сейчас строит глазки австриякам. Мы силою оружия и кровью тысяч русских людей вырвали независимость Румынии, Черногории и Сербии. Граф Игнатьев радуется их становлению и пьет сейчас коньяк с братьями-славянами. А чему тут радоваться? Помяни мое слово, эти паршивые сербы, которых на карте мира только в лупу видать, еще втянут нас, ради своих домашних целей, в большую заварушку! Они уже сейчас, как моськи на слона, тявкают на Австрию. Смелые какие ребята! Знают, что в случае драки придет старший брат и станет за них и вместо них воевать… Сербии, как государству, всего два года, а эти сявки нас уже используют. А что же будет через двадцать лет? У маленьких стран всегда большие амбиции. Смотришь, как эти «друзья России» крутят нами как хотят, и грустно становится. А мы и рады крутиться под их музыку, думая, что это и есть панславизм и усиление нашей империи…
Монолог Благово был прерван появлением взволнованного полицмейстера. Он торопливо прошел в кабинет, бросил на стол свежий «Правительственный Вестник» и сказал почему-то шепотом:
