Борис Акунин - Весь цикл «Смерть на брудершафт» в одном томе.

Одновременно (очевидно по счету) поворачиваются то вправо, то влево. Высунувшись на мгновение, стреляют и снова прячутся.

Очередная молниеносная вылазка получилась неудачной — долговязый как раз угадал под выстрел Козловского и вскрикнул:

— Scheise!

Зажал рукой ухо. Пальцы окрасились кровью.

— По-русски, Тимо, по-русски! — весело сказал блондин без какого-либо акцента. — До свадьбы заживет. А не заживет — куплю тебе новое ухо.

Расстояние до немцев было ерундовское, метров двадцать.

Сначала шутника, решил Алеша, ложась на живот и упираясь локтем в землю. Кажется, он сообразил, где на этом чертовом «пипере» предохранитель. Вот эта кнопочка вверху рукоятки.

Нет, лежа нельзя, глупо.

Попадешь в одного, а второй обернется и застрелит. Прятаться-то некуда.

Он приподнялся, отполз в сторону, за дерево.

Тут можно было и встать.

Согласно правилам меткой стрельбы, Алеша задержал дыхание, снял оружие с предохранителя…

Только это оказался никакой не предохранитель!

Картинка 24

От нажатия на кнопку из рукояти с тихим щелчком выскочил магазин и упал в траву!

— Тимо! — крикнул блондин, делая напарнику какие-то непонятные знаки. — Сук!

— Зук? — переспросил тот.

— Der Ast!

Корноухий кивнул — до него дошло.

Сук

Позиция штабс-ротмистра была всем хороша — кроме одного. Прямо над удобнейшими пнями нависал мертвый сук, весь покрытый сухими желтыми иголками. Неудачней же всего было то, что князь этого дамоклова меча не приметил, не до того было.

Только вдруг, во время очередного залпа, немцы выстрелили не по пню, а выше. Козловский и удивиться не успел.

Над головой раздался угрожающий треск. Офицер вскинулся, увидел: прямо на него падает что-то корявое, разлапистое. Еле успел метнуться в сторону, из укрытия на голое место. И аккурат угодил под пулю «рейхсревольвера».

С криком «Черт!» откатился в траву. Кусая губы, чтоб не взвыть от ужасной боли, пополз по траве — наугад, вслепую, ничего не видя и не слыша.

Все было кончено

Хоть Алеша и не видел, как пал сраженный германской пулей штабс-ротмистр, но и без того было ясно: бой окончен.

Шпионы, ничего более не опасаясь, вышли из укрытия.

Лихорадочные поиски пропавшего в густой траве магазина пришлось прервать — теперь, когда стало тихо, любой шорох с такого расстояния был бы услышан. Романов опустился на колени, потом совсем лег. Заметят — убьют. В этом не было ни малейших сомнений.

— Кончать? — спросил верзила, показывая в ту сторону, откуда недавно стрелял Козловский.

— Ты во второго попал? — ответил вопросом на вопрос резидент.

— Думаль нет. Чут-чут попаль, но думаль не от-шонь. Он голова повернуль.

— Тогда нет смысла князя Тараканова по кустам искать. Еще на пулю нарвемся. А время дорого. Второй наверняка дунул за подмогой.

Долговязый поплевал на платок, прижал к оцарапанному уху.

— Что есть «дунуль»?

Но блондин ему объяснять не стал.

— Жалко, — сказал он. — Теперь на поезд нельзя. Догадаются. В пути перехватят.

Говорил он негромко, будто сам с собой, однако Романову было слышно каждое слово.

— Мать твою кочергой! — причудливо выругался резидент и яростно пнул ни в чем не повинную сосну, и без того окарябанную штабс-ротмистровыми выстрелами.

— Первое: уносить отсюда ноги. — Теперь светловолосый шпион уже не рассуждал вслух, а отдавал приказы. — Второе: как можно быстрей и дальше, чтоб не попасть в кольцо оцепления. Вперед, Тимо, мы отправляемся на пикник!

Он побежал рысцой наискось от тропы, прямо через лес. Его подручный подобрал корзину с лямками, надел на спину и понесся догонять.

Лишь теперь Алеша получил возможность броситься на поиски тяжело раненного, а может быть, уже мертвого Козловского.

Князя он нашел в полусотне шагов от поляны. Скрюченный пополам, бывший лейб-кирасир рвал на полосы рубашку и пытался перевязать живот, но белая ткань моментально темнела от крови.

— Дайте я! — закричал Алеша. — Нет, я побегу на станцию! Врача! Носилки!

— Я тебе дам «станцию»! — просипел белый, как снег, Козловский. — Мальчишка! За ними! Марш!.. План!.. К немцам!.. Попасть!.. Не должен!

В промежутках между обычными словами штабс-ротмистр вставлял по целой матерной фразе — почему-то они проще выговаривались и словно давали энергетический толчок договорить до конца.

Студент попробовал спорить.

— Я вас не брошу! Вы умрете!

Князь говорить уже не мог — хрипел.

— Слюнтяй! Я сдохну, ты сдохнешь — плевать… Не стой, беги! Оторвутся — все пропало!

Из последних сил он ткнул Алешу кулаком в скулу и не сдержался, охнул от боли.

Отброшенный ударом, Романов вскочил и, посекундно оглядываясь, побежал по усыпанной хвоей, пружинящей под ногами земле.

Хорошо, что жирафоподобный помощник резидента топал своими ножищами, будто целый взвод солдат.

Не оторвались шпионы, не успели. Алеша пристроился сзади. Пригнувшись, перебегал от дерева к дерену. Не отставал.

Слежка шла уже третий час…

В лесу-то было легко, но скоро он кончился. На поле и на лугу вести слежку было значительно труднее. Приходилось двигаться согнувшись. Чуть что — падать ничком и замирать.

Населенные пункты и отдельно стоящие дачи немцы обходили стороной. Дороги тоже.

Ориентацию Алеша довольно быстро потерял. Кажется, резидент держал путь на юг, но уверенности в этом у студента не было. Познания городского жителя об определении сторон света ограничиваются расхожей легендой о том, что мох на деревьях растет якобы исключительно с северной стороны.

Неправда. Романов собственными глазами видел рядом два ствола, повернутые зелеными плюшевыми поверхностями друг к другу.

От многократных падений и ползания на животе колени, локти, весь перед пиджака у Алеши стали серого цвета.

Расчет немцев был ясен. Двигаясь таким темпом, они за пять-шесть часов отмахают добрых тридцать верст. На плотное оцепление зоны с таким радиусом не хватит всех войск Петербургского округа. В лучшем случае поставили бы кордоны на станциях и дорогах. И то если б студент Романов действительно поднял тревогу…

Но ничего подобного вышеназванный студент не сделал. Правду сказать, от него вообще не было никакого толку, один лишь вред.

Стыдней всего вспоминалось про потерянный магазин, так и оставшийся где-то в траве. Пистолет по-прежнему лежал в кармане, только что от него было проку?

Вторая причина для терзаний состояла в том, что не догадался забрать у раненого штабс-ротмистра его офицерский самовзводный «наган». Это уж был чистой воды идиотизм. Шарахнулся от бешеного хрипа, от злобного тычка в скулу. И что теперь? Безоружен и беспомощен. Враги — вот они, а ничего не сделаешь.

Чертовы немцы были будто выкованы из крупповской стали. Алеша, на что спортсмен, а начал спотыкаться от усталости. Они же шагали ровной, механической походкой, будто заводные автоматы. Ни разу не присели.

Картинка 25

На поле, покрытом стожками скошенной травы, заморосил дождь. По краю неба раздалось сердитое урчание. Гроза, весь день подбиравшаяся с Балтики, наконец, накрыла землю.

В лицо Алеше полетели холодные капли. Сначала редкие и мелкие, потом все чаще, все крупнее.

Дождь усиливался…

На краю скошенного поля стояла заброшенная и полуразвалившаяся лачуга. Может, когда-то здесь была сторожка или пастушья хижина. Впервые за все время марша-броска фон Теофельс остановился.

От места перестрелки удалились достаточно. Подстраховочная эстафета ждала в Гатчине. Время встречи — половина пятого утра. Значит, можно минут сто пятьдесят отдохнуть: перекусить, поспать. Если повезет, переждать грозу.

Запасной вариант предусматривал изменение внешности и маршрут с двумя пересадками. Менее удобно и не так быстро, но задержка выйдет небольшой. Папка прибудет в Берлин послезавтра во второй половине дня.

Это бы ладно. Скверно другое. Худшие опасения подтвердились. Теперь русские знают не предположительно, а наверняка, что план развертывания в руках германского командования. Плод, добытый таким трудом, оказался с гнильцой. Скорей бы уж объявляли мобилизацию. Тогда у русского генштаба не останется времени на изменения…

Хибара, где господину капитану предстояло скоротать ночь, внутри выглядела еще менее презентабельно, чем снаружи.

Соломенная крыша посередине зияла прорехой, сквозь которую беспрепятственно лился дождь. Прямо под дырой на земляном полу — самодельный очаг из камней. Окна выбиты. Вместо мебели несколько пуков сена, пустой ящик да пачка старых газет. В качестве декора — пустые бутылки и пара ржавых жестянок. Очевидно, здесь частенько останавливались на ночлег нищие и бродяги.