Гремучий студень - Стасс Бабицкий
— Уж не затруднилась бы.
— Так вот Лукерья Дмитриевна для меня такой же друг, как и Митя. И ей нужна помощь.
— Пожалуйста, — жалостливо попросила Луша, — выручите меня.
— Чего не сделаешь для друзей-то, — вздохнула Серафима. — Ох, какие тута кружавки, оборочки! За их-то все и запуталось. Накрепко. Не журись, голубица, но придется чуток оторвать…
Послышался треск тонкой ткани.
— Забирайте свой левольверт. Ух ты, легонький какой, — она положила оружие на поднос, между двух наполненных чашек. — А я пойду, покамест вы еще чего не удумали.
Уже около двери служанка обернулась, спросила:
— Всякое в жизни видала, но бантик-то там зачем?!
Никто не ответил, и она вышла из комнаты, покачивая головой.
Лукерья старательно смотрела в окно, избегая встречаться взглядом с Мармеладовым. Тот пил остывший чай, зачерпывая ложкой варенье, и разглядывал револьвер.
— Стало быть, из этого малыша вы хотите застрелить Бойчука? — нарушил сыщик гнетущее молчание.
— Да! — Лукерья обрадовалась возможности вернуться к прежней теме и заговорила с излишним пылом. — Я подойду к нему поближе и выстрелю в самое сердце.
— Это будет ошибкой, — негромко сказал Мармеладов.
— Отомстить тому, кто бросил бомбу в г-на Чарушина? — вскинулась девушка. — А что же мне прикажете, простить убийцу и расцеловать?
— Полноте, Лукерья Дмитриевна! Прощать или нет — это личный выбор каждого. Я говорю о другой ошибке. Ваша безделушка годится лишь для того, чтобы велосипедисты могли бродячих собак отгонять. Голландцы придумали. Его и называют в Амстердаме: вело-дог. Выстрел громкий, пугающий, но внутри всего одна пуля, да и та, как видите, мелкого калибра, — сыщик разрядил пистолет и рассматривал патрончик. — Вы купили его в Петербурге?
— В порту, у одного матроса. За тридцать рублей.
— Вас обманули. За такие деньги можно купить надежный револьвер Кольта. Этому же красная цена — червонец, да еще и с пригоршней патронов. А вам дали только один?
— Мне больше и не надо, — закусила губу Лукерья. — Я буду стрелять в упор!
— Стрелять в сердце — большой риск. А ну-как пулька скользнет по ребру и уйдет в сторону? Или в крест на груди попадет? Это случается чаще, чем вы думаете. Нет, стрелять надо наверняка, в глаз, в ухо или вот сюда, в самое нёбо, — Мармеладов раскрыл рот и сунул ствол внутрь, — видите? Пуля пробьет мозг и человек умрет на месте, от кровоизлияния в голове.
Лукерья решительным жестом забрала у него пистолет и попыталась зарядить. Это получилось не сразу, поскольку пальцы дрожали — то ли от страха, то ли от гнева. Наконец, патрон уютно улегся в стволе, вело-дог закрылся с громким щелчком.
— Помогите мне найти Бойчука, — глаза журналистки ничего не выражали. — Жандармы считают его неуловимым. Бомбисты из Петербурга также не знают, где он скрывается. Но вы сумеете отыскать мерзавца!
— Вряд ли. У меня нет никаких зацепок. Отец и мать Бойчука в могиле. О других родственниках ничего не известно.
— Известно. Мне шепнули, где живут его бабка с дедом. В Нахабино, недалеко от Москвы. Как думаете, Бойчук может прятаться у них?
— Сомневаюсь. Если о родственниках бомбиста знаете вы, о них известно и жандармам. Стало быть, этот адрес под наблюдением. Да и не спрячешь в деревеньке банду, там каждый новый человек сразу на виду. А уж такая колоритная группа — великан, одноглазый… Нет, бомбисты в Нахабино не сунутся. Но порасспросить стариков не помешает.
— Я поеду туда немедленно! Все выспрошу, все разведаю…
— Ехать на ночь глядя? В этом нет смысла. Деревенский люд суеверный, вам никто не откроет. А если поднимете шум, то старики могут и сбежать. Нет, вам надо отдохнуть и завтра утром во всей красе появиться в «Ведомостях». Там уж и встретимся, а после обеда можно и в Нахабино ехать.
— Отправитесь со мной? Благодарю. Но теперь пора идти, — журналистка пыталась принять строгий вид, но неожиданно для себя зевнула — Вы правы. Как всегда правы. Я дико устала и хочу спать.
Сыщик потянулся за своим пальто.
— Я провожу вас.
— Нет, нет, что вы. Это неприлично.
— После всего, что между нами уже было…
— Опять ваши двусмысленности! Когда-нибудь захлебнетесь собственным ядом.
— Провожу хотя бы до извозчика. Время к полуночи, мало ли кто может встретиться.
— Я никого не боюсь! К тому же у меня есть оружие.
Она потянула пистолет из кармана шубки, но тот запутался в складках и вышла заминка.
— Тогда хотя бы научитесь носить его правильно. Например, в рукаве шубейки. Вот так, — Мармеладов взял ее за руку, отчего Лукерья вспыхнула, и показал, как лучше спрятать смертоносную игрушку. — Видите, гораздо удобнее. В случае какой неприятности вело-дог сам выпадет к вам в ладонь.
— Да, да, — она торопилась, чтобы скрыть свое смущение. — Прощайте, Родион… Романович.
XIII
Митя с подозрением оглядывал щербатое крыльцо.
— Никогда прежде не заходил в театр по служебной лестнице. На парадной красная дорожка да перила полированные. А тут рыбой пахнет, — он принюхался, — или еще какой мерзостью.
— А говорил, что увлекался театром, — напомнил сыщик. — Врал, выходит, о своих похождениях.
Почтмейстер наступил на первую ступеньку с чрезвычайной осторожностью, словно опасаясь, что она не выдержит его веса.
— Увлекался, конечно, как и все гусары. Ну как театром… Точнее сказать, актрисами.
— И что же, ни разу не врывался в гримерные с букетом цветов наперевес?
— Ой, что ты! Чуть не каждый вечер. Однажды, веришь ли, только букет и был, чтоб срам прикрыть, — протянул Митя мечтательно, вспоминая бурную молодость. — Но мы в обход не шли. Сцену брали штурмом, иной раз
