Лондон в огне - Эндрю Тэйлор
Меня смутили не сами ее слова, а интонация, с которой они были произнесены, и быстрый взгляд, украдкой брошенный на Уильямсона.
«Госпожа Олдерли хочет, чтобы он ей поверил, — отметил я. — Для нее это важно».
— Но ради чего? — спросил Уильямсон. — Зачем он совершил такое страшное преступление против Бога и человека? Захотел поживиться?
Госпожа Олдерли снова устремила взгляд в окно:
— У него тяжелый, дурной нрав, сэр, и в его голове рождаются злобные мысли.
— Для чего же вам такой слуга?
— Он служил у родственника первой жены моего супруга — человека, который пошел с оружием против короля и совершил немало злодеяний во время недавней смуты. Господин Олдерли взял его к нам лишь из сострадания, иначе он бы умер с голоду. — И снова этот взгляд искоса в сторону Уильямсона. — И вот к чему привела доброта моего мужа.
Когда на старика обрушился первый удар плетки, я вздрогнул. Жертва закричала, и этот звук проник даже сквозь оконное стекло. Его тело выгнулось над ко́злами дугой. На боку и спине выступили пятна крови. Постепенно они слились в полосы, а потом превратились в разливающиеся алые реки.
Манди взглянул на хозяина, тот кивнул. Я не хотел этого видеть, но не в силах был отвести взгляд.
Плетка опустилась на спину жертвы снова, стальные наконечники на ремешках порвали кожу. Это заставило жертву содрогаться и хватать ртом воздух.
Капля крови попала на рукав камзола Олдерли. Манди ждал, пока хозяин доставал платок и вытирал кровь. Олдерли отошел подальше и снова кивнул мажордому.
Тот нанес третий удар.
— Другим слугам тоже будет наука, — выговорила госпожа Олдерли, сглотнув ком в горле, — похоже, это зрелище доставляло ей не больше удовольствия, чем мне. — Разумеется, потом он предстанет перед магистратом, но господин Олдерли говорит, что сейчас их в городе не осталось. Все разбежались из-за Пожара.
К этому времени спина слуги превратилась в кровавое месиво, кое-где между лоскутами кожи белели обнажившиеся кости. Олдерли вскинул руку. Манди попятился и опустил плеть. Слуги, которые до этого стояли полукругом и перешептывались, наблюдая за поркой, теперь отошли подальше от мажордома, будто боялись, что плетка достанет их даже издали.
Жертва выгибала спину и делала судорожные вдохи. Олдерли наклонился и что-то сказал старику на ухо. Не знаю, ответил тот или нет, но Олдерли в любом случае остался недоволен. Он снова отошел и подал знак Манди.
— Очень жаль, что нельзя обойтись без этого, — произнесла госпожа Олдерли, отворачиваясь от окна.
Плетка хлестнула старика в четвертый раз.
Он дернулся и повис на ко́злах, голова поникла так, будто шея была не в состоянии удерживать ее вес. Булыжники под телом блестели от крови.
Я понял, что теперь передо мной не человек, а именно тело. Я сгорал от стыда и чувствовал себя запятнанным, словно, наблюдая за экзекуцией, я стал ее участником.
Уильямсон переступал с ноги на ногу:
— Да, неприятная история, мадам.
— Что верно, то верно, сэр, — тихо согласилась она.
Манди подошел к ко́злам и склонился над спиной, ставшей месивом из крови, сухожилий и костей. Подняв взгляд на хозяина, мажордом чуть заметно покачал головой. Казалось, по рядам слуг пробежала дрожь.
Олдерли что-то приказал мажордому, еще раз промокнул кровавое пятно на рукаве и пересек двор, даже не взглянув на тело. Остановившись возле нашего окна, он вскинул голову и поклонился. Господин Олдерли вошел в дом, и через секунду за дверью приемной послышались его тяжелые шаги.
Он отвесил еще один поклон господину Уильямсону — почтительный, но не раболепный, — кивнул жене в ответ на ее реверанс, а меня едва удостоил взглядом.
— Я весьма опечален тем, что вам пришлось наблюдать эту сцену, — произнес хозяин. — Приношу извинения.
— Дорогой… — В глаза супругу госпожа Олдерли не смотрела. — Преступник сознался?
— Да, — громко объявил Олдерли. — Перед самой своей кончиной. Мерзавец неблагодарный! Даже виселицы умудрился избежать! А ведь из-за него мой бедный сын при смерти.
— Я должна быть с Эдвардом, — сказала госпожа Олдерли. — Вы позволите мне удалиться, сэр?
— Ну конечно. Я и сам приду, как только смогу.
Я поспешил открыть перед ней дверь. Хозяйка выпорхнула из комнаты, вместо благодарности окинув меня быстрым оценивающим взглядом.
— Моя супруга поведала вам о наших несчастьях, сэр? — спросил Олдерли Уильямсона. — Сейчас доктор Гроут борется за жизнь бедного Эдварда. Врач не берется сказать наверняка, выкарабкается Эдвард или нет. В любом случае он не сможет видеть правым глазом. Кроме того, существует риск заражения крови. Правая рука очень сильно обожжена. Невыносимо видеть боль и страдания бедного юноши. От еще большего несчастья нас спасла только милость Божья: огонь в комнате Эдварда мог распространиться дальше, и тогда заполыхал бы весь дом. Мы все едва не изжарились в собственных постелях.
Уильямсон принес свои соболезнования так неловко, будто тащил тяжелый ящик с камнями. Ему, северянину, нелегко давались цветастые южные речи.
— Сэр, мне не следует отвлекать вас в такой момент, — произнес господин Уильямсон. — Но мое дело не терпит отлагательств.
Я снова отошел к окну, чтобы господа не подумали, будто я подслушиваю. Вокруг козел натекла лужа крови. Слуги уже утащили тело старика со двора.
— У вас ведь, если не ошибаюсь, пропал слуга?
Кровь на булыжниках высохла и стала похожа на ржавчину. Во двор вышел мальчик с метлой и ведром. Он выплеснул воду, и она описала серебристую дугу над ко́злами и булыжниками вокруг.
— Что? — переспросил озадаченный Олдерли. — Откуда вам это известно, сэр? Полагаю, вы говорите о Лейне?
Под окном показался мужчина с четырьмя мастифами, по два поводка в каждой руке. Он остановился и что-то сказал мальчику. А псы тем временем опустили свои массивные головы и принялись с энтузиазмом лакать воду с кровью.
— О Лейне? — Господин Уильямсон решил больше не церемониться. — Я не знаю, как его звали, сэр. Единственное, что мне известно: среди руин собора Святого Павла мы обнаружили человека в ливрее вашего дома. С прискорбием сообщаю, что он убит.
Глава 10
Во второй раз я посетил Барнабас-плейс один, и случилось это два дня спустя. Я брел по теплому пеплу среди развалин. Жар по-прежнему был силен.
Пепелище оказалось на удивление многолюдным: одни искали близких или руины своих домов, другие мародерствовали. Я слышал о людях, которые, подобно рудокопам,
