Макс Коллинз - Кровавый срок
— Вы... очень любезны.
— Пожалуйста, составьте нам компанию, — сказал он, указывая на пустой стул рядом.
Я сел напротив него.
— Это мисс Тедди Шварц. Она — моя маникюрша.
— Очень приятно, — сказал я.
Мисс Шварц кивнула и вежливо улыбнулась. Приятная девушка и не шлюха. А у Лански были красивые ногти...
Он и не думал представлять мне своих охранников; они просто были частью интерьера, как пальмы в горшках. Только у этих пальм были глаза, и сейчас их натренированные взгляды сосредоточились на мне. Оба были в одинаковых темных костюмах, которые, правда, не стоили трехсот долларов (как, кстати, и мой собственный). Под мышкой с левой стороны у каждого наблюдалось небольшое вздутие. Вряд ли у обоих там были опухоли.
У одного из громил, совершенно квадратного типа, был накладной парик и тоненькие усики, вышедшие из моды по меньшей мере лет десять назад; маленькие, глубоко посаженные тупые глазки и перебитый нос: бывший боксер.
У другого, не только высокого, но даже более широкого в плечах, было круглое лицо, вьющиеся волосы, нос картошкой, «щелки» глаз и белый здоровенный рубец в форме молнии на левой щеке. Сомневаюсь, что он получил его на дуэли — или дуэль велась «розочками».
Сейчас оба откровенно подозрительно и презрительно глядели на меня. Ладно, хоть кому-то я не нравился в этот вечер.
— Хороший вечер, — сказал Лански. — «Билтмор» — первоклассный отель.
Вообще-то, это было довольно беспорядочно выстроенное здание, очертания которого расплывались позади нас в темноте. Его главной достопримечательностью служила лужайка для гольфа с искусственным покрытием.
— Последний раз я останавливался тут в тридцать третьем, — сказал я.
Он широко улыбнулся:
— Правда? Забыл, чем вы тогда занимались?
— Я был одним из телохранителей мэра Сермака.
Он сочувственно вздохнул:
— Тогда они не слишком хорошо сработали.
Он имел в виду, что мэр Сермак был убит.
— Ну, — сказал я. — Я обычно не пишу об этом в анкетах.
Он довольно рассмеялся. Мисс Шварц смотрела на сцену, где Айна Мэй и ее «Мелодиерз» начинали новую пьесу. На этот раз они исполняли «Больше я никогда не улыбнусь», и несколько пар отчаянно кружились под музыку.
— Выпьете чего-нибудь? — спросил Лански, поднимая бокал.
— Нет, спасибо. Не хочу оставлять Элен надолго одну.
— Элен?
— То есть Салли. Элен — ее настоящее имя. Мы — старые знакомые.
— А, вот как... Это хорошо. Старые друзья... самые лучшие. Ну, как Нассау?
Неожиданный вопрос поразил меня, как удар по голове.
— Что, простите? — ухитрился выдохнуть я.
Для парня с такой приятной улыбкой у него были слишком холодные мертвые глаза.
— Нассау. По-моему, вы делали там какую-то работу.
— Я э-э-э... не знал, что это уже всем известно.
— Мне сказала мисс Ранд. Вы случайно не слышали чего-нибудь новенького об убийстве сэра Гарри Оукса, а?
Еще один удар.
— Э-э-э... а что, мистер Лански?
Он помолчал немного.
— Ведь герцог Виндзорский наложил запрет на распространение любой информации об этом, и если бы этот парень Кристи не позвонил своему другу — газетчику и не разболтал обо всем, ничего не просочилось бы в печать.
Одним из первых людей, кому Кристи позвонил после того, как нашел Оукса, был Этьен Дюпюч, издатель нассауской «Трибьюн», друг Кристи и тот самый человек, с которым должен был встретиться тем утром сэр Гарри. Чтобы вместе идти смотреть овец на площадке для гольфа...
И Дюпюч успел передать в редакцию все основные детали еще до того, как администрация наложила запрет на публикацию.
— Вообще-то я думал, — сказал я, — что запрет был снят пару дней назад. Наверное, я знаю об этом деле столько же, сколько вы, из газет.
Он загадочно улыбнулся. Почему-то у меня мурашки по спине побежали от этой улыбки.
— Вряд ли, мистер Геллер. Вы ведь выполняли работу лично для сэра Гарри, не так ли?
Черт, откуда он мог узнать? Неужели Элен сболтнула и это? И почему Мейер Лански интересуется гибелью сэра Гарри?
— Это правда, но работа закончилась после убийства.
Он кивал, демонстрируя свою заинтересованность, но взгляд его глаз по-прежнему был пуст и безучастен.
— Что ж, это уже кое-что, не так ли, Тедди?
Мисс Шварц безучастно кивнула.
— Вот и расскажите нам о том, чего не было в газетах. Как умер сэр Гарри Оукс?
Может, Лански просто был любопытен: в прессе было столько шума об этом...
— Он умер очень скверно, мистер Лански. Я бы предпочел не говорить об этом за коктейлем.
Он снова кивнул. Он не настаивал.
— Конечно. Я понимаю. Понимаю. В любом случае, я просто хотел поздороваться с вами. У нас с вами есть общие друзья, не так ли?
— Конечно, мистер Лански.
Он наклонился и похлопал рукой по моей руке. Его рука была ледяной, как рука мертвеца.
— И я хотел бы выразить вам соболезнования по поводу потери одного из них. Он высоко ценил вас.
— Спасибо, — сказал я.
Он имел в виду Фрэнка Нитти. Я оказал кое-какие услуги преемнику Ала Капоне, а он — мне, и возникло ошибочное мнение, будто я повязан с синдикатом. Иногда это здорово помогало мне, но иногда было жутко не в кайф. Как сейчас, например.
— Этот парень, де Мариньи, — сказал он, неожиданно возвращаясь к своей излюбленной теме. — Вы не думаете, что это сделал он?
— Возможно. Между ним и сэром Гарри всегда была неприязнь, а жена графа со временем унаследует миллионы.
Он поднял одну бровь.
— Да, по-моему, подходящий мотив для убийства. Я так понимаю, это дело расследует полиция Майами.
— Если это можно так назвать.
— Что вы имеете в виду?
— Ничего, — ответил я.
Я вспомнил, что Мелчен и Баркер были его корешами, так что лучше всего было промолчать.
— Ну ладно, — сказал он, слабо улыбаясь. — Возвращайтесь к очаровательной мисс Ранд. Она совсем не изменилась с тех пор, как танцевала в Париже.
Это было, когда Элен еще танцевала в «Сенчури оф Прогресс».
— Боюсь, я не могу с вами согласиться, — сказал я. Мне показалось, прошел уже год, как я сижу у него за столиком. — Желаю вам хорошо провести вечер, мисс Шварц. Спасибо за гостеприимство, мистер Лански.
— Я уверен, мы еще не раз встретимся с вами.
— Очень надеюсь, — соврал я.
Две пальмы в горшках взглянули на меня холодным взглядом, и я пошел назад к нашему столику, а Лански и мисс Шварц отправились танцевать под «Тэнджерин».
Я отважился еще раз взглянуть на прелестную брюнетку, которая вдруг поднялась из-за столика и сказала:
— Можно вас на минутку?
Я остановился.
— Конечно. — Мой язык ворочался во рту, как те бифштексы, которые я ел до войны.
— Мне надо поговорить с вами, — сказала незнакомка. Она обладала звучным контральто, но была еще очень молода, хотя и выглядела опытной женщиной, казалось, что ей не больше девятнадцати.
— Да... конечно.
Несмотря на силу, чувствовавшуюся в ее глазах, у нее был какой-то неуверенный взгляд.
— Не могли бы вы пройти со мной...
— Боюсь, нет, я здесь с...
— Я знаю. Я имею в виду, в мой номер.
Я хотел сказать: «С довольно известной актрисой».
— Извините, — сказал я, не веря своим ушам. — Но сейчас я никак не могу. Я не один.
Она вложила в мою руку маленький листок бумаги. Ее рука была теплой. На ногтях длинных, барабанящих по столу пальцев был кроваво-алый, под цвет помады, маникюр.
— Значит, завтра утром, — сказала она. — В десять часов.
И, подхватив свою сумочку, упорхнула из-за стола и исчезла в отеле.
Натуральная брюнетка. А какие формы! Когда-нибудь Элизабет Тейлор подрастет и будет выглядеть почти так же, как она.
— Так-так, — немного прохладно сказала Элен. — Ты очень популярен сегодня.
— Элен, — сказал я, присаживаясь. — Ты говорила Мейеру Лански, что я только что вернулся из Нассау?
Она была неподдельно удивлена.
— Нет, конечно. Мы даже не говорили о тебе. Я уверена, ты разочарован...
— Нет. Обеспокоен. — Я развернул листок бумаги и начал читать.
— Геллер! Что с тобой? Ты так побледнел!
— Господи Боже, — прошептал я.
— Что случилось?
— У меня свидание завтра утром.
Она рассмеялась и выпустила струйку дыма.
— Что ж, я не удивлена.
— С Нэнси Оукс де Мариньи.
Глава 9
Я постучал в дверь номера на верхнем этаже центральной башни «Билтмора» и услышал грудное контральто Нэнси Оукс де Мариньи:
— Не заперто... Заходите.
По-видимому, гибель отца не заставила графиню ужесточить меры по обеспечению своей безопасности.
Я зашел в номер и обнаружил в современной, в пастельных тонах гостиной Нэнси де Мариньи — в белом трико и пуантах. Ее стройная, с развитыми формами фигура замерла напротив меня, причем одна нога повисла в воздухе, кончиками пальцев указывая в мою сторону.
Но это не был новый способ здороваться: она всего лишь отрабатывала какое-то па. Одной рукой она держалась за персикового цвета кресло, на которое предварительно свалила кучу толстых телефонных книг для равновесия. Видимо, кресло служило ей вместо балетного станка. Другая, свободная рука грациозно зависла в воздухе.
