Алексей Чертков - И белые, и черные бегуны, или Когда оттают мамонты
Как ни странно, но тревога, от которой сюда сбежал бухгалтер из своей конторки, только нарастала. И вот с могучей силой и всплеском вздыбленной ржавой воды речные недра выплюнули на поверхность чёрное железное чудовище. Подминая под себя бурлящую воду, оно обнажало свои очертания и становилось всё больше и больше в размерах. Показалась боевая рубка, верхняя палуба. Тусклые смотровые стёкла иллюминаторов в ограждении рубки поблёскивали недобрым светом. Отчётливо стала видна надпись «U444-R» и крупные заклёпки на боку. Изумлённый старик угрюмо наблюдал за каждым сантиметром увеличивающегося в размерах чудища. От сердечного приступа его спасла бухгалтерская привычка считать. Он вдруг поймал себя на мысли, что машинально отсчитывает секунды с момента появления субмарины из-под воды, измеряет на глаз её длину…
Чёрное чудище решило не шокировать старика своими габаритами. Так же неожиданно, как началось, его всплытие прекратилось. Наступила тишина. И только беспокойные волны продолжали упорно долбиться в крутые бока железной рыбины. Внутри небольшой по военным меркам дизельной подлодки что-то застучало. Затем заскрежетало. Массивная крышка входного люка с трудом отделилась от туловища и со скрипом заржавевшего колеса у старой телеги замерла в вертикальном положении. Из чрева пришелицы одним за другим выбрались два человека в водолазных костюмах. Они ловко надули небольшую резиновую посудину и поплыли на ней в направлении старика.
Крик одинокой чайки вывел Алексея Захаровича из охватившего его оцепенения. Старик чертыхнулся, выругался матом и стал ждать приближения выплюнутых рыбиной икринок в скользком водолазном снаряжении. На всякий случай бухгалтер машинально придвинул к себе несколько увесистых камней, что оказались под рукой.
– Военно-морский флот Юнайтет Стэйтс оф Амэрика. Союзники, – козырнула, приставив два пальца раскрытой ладони к виску, первая икринка, на деле оказавшаяся моложавым военным.
– Союзники Совьет Юнион в война, – пояснил он ещё раз.
– Пауль Смит. Смит, – добавил он, оскалив в широкой улыбке белоснежные зубы. – Это инжэнер Форман. – Кивнул Смит в сторону неподалёку расположившегося поджарого водолаза с небольшим, обтекаемой формы чемоданчиком в руках. – Не надо бояться. Ми делать гуманитарный миссия. Сайэнтис. Наука. Исследования. Понятно? Вот из ё нэйм? Ах да! Имя? Как зовьют? Как тебья зовьют?
– Бухгалтер я, – от неожиданности тяжело выдохнул старик, – отдыхаю тут на берегу. Курю. Козью ножку курю.
– Что есть «коззя нощка»? Ё нэйм? Твой имя?
– Какой большой, а бестолковый! Союзник, твою мать.
Бухгалтер поднялся на ноги и протянул пришельцам для рукопожатия крепкую руку:
– Алексей Захарович, дед.
– Алекси Закхари… сорри! Трудно отечество. Можно просто Алекс? Сорри, дед Алекс.
– Ну, давай зови так, коль не шутишь.
– Ми – наука. Стоп война. Онли наука. Карашо, дед Алекс?!
– Знаем мы вашу науку. После неё ни зверей, ни людей на всём белом свете не сыщешь. Вымрем, как мамонты или белые медведи, – проворчал старик.
– Доунт бояться! Пис, мир. Гуманитари миссион, – живо отреагировал новоявленный собеседник.
– Чего уж мне-то бояться? Я своё отбоялся. Ещё в Первую мировую. Наш род всегда справно в казаках служил царю-батюшке. Так и помру. Другие пусть боятся. А мне память людска да могилы предков не велят от супостатов хорониться. Чего надобно? Говори напрямки, мне ещё сводку о заготовке сена в правление надо отдати, – насупился дед.
Краем глаза он наблюдал, как второй нежданно объявившийся союзник что-то собирал с земли в припасённые стеклянные колбочки, соскабливал образцы грунта металлическими штырёчками и складывал в чемоданчик.
– Вай? Зачем так дак, мрьачно, дед Алекс? Всё будет карашо! О’кэй! Ми плывём дальше. Гуд бай! Зис из, это на память.
Белозубый расстегнул что-то на поясе. Это оказался маленький стальной топорик, блеснувший на солнце тонкой полоской острого лезвия.
«Вот и пришёл конец твой, Алексей Захарович. Сходил, значит, к реке, нервишки успокоил, называется», – решил про себя старик.
– На-на, тэйк, бери. На память, – Смит протягивал деду топорик рукояткой вперёд, осторожно держа его за рабочую поверхность.
– Хм, благодарствую, раз так. Только извиняй, взамен дать ничего не могу. Только вот шляпу из соломы. Да и зачем она вам? Вымокнет. Прощевайте.
Водолазы ловко запрыгнули в болтающуюся на волнах лёгкую резиновую посудину и взяли курс к поблёскивающему на солнце чёрными боками дизелю. Инженер Форман бережно прижимал к себе чемоданчик. И только союзник Смит разок обернулся к берегу и помахал старику рукой.
Икринки вернулись в чрево железного чудовища. Субмарина довольно фыркнула дизелями, взревело силищей и медленно, не страшась ничего, двинулась в надводном положении в сторону студёного моря.
«До чего дошло, – размышлял старик, – приплыли чёрт знает откуда, воды намутили, камешки насобирали. И всё из-за того, чтобы какому-то бухгалтеру с цигаркой топорик вручить? Не к добру всё это. Не к добру».
Подаренный заморским военным топорик Алексей Захарович засунул в дальнем углу хотона в щель между горбылём и толстым слоем глины, закидал пряной соломой. Лишь изредка он тайком вынимал инструмент, поглаживал его холодящую сталь и вглядывался в чудные буковки фирменного клейма Stanley на рукоятке.
Предусмотрительный старик ни с кем в селе о случившейся с ним встрече с военными не поделился. «Не время. Себе дороже будет», – решил он. Алексей Захарович занялся привычным бухгалтерским делом: сводил дебет с кредитом, составлял сводки да отчёты для начальства. Привычный стук костяшек больших деревянных счёт и скрип пера о бумагу вернули деда в прежнее состояние. Лишь изредка, сидя на завалинке, рассказывал он беспокойным внукам сказку о подводном чудище, живущем в реке. По словам старика, оно хоть и было злобным, но детишки-икринки от его рождались озорными и дюже шустрыми. Совсем как его внучата.
Время от времени охотники с дальних берегов стали приносить в контору добротный инструмент с американскими клеймами. Одному работяге с фактории удалось даже маленькую ручную пилу с острыми раскосыми зубьями и деревянной ручкой на бутылку водки обменять. Другой фартовый притащил ладный стальной нож с головой орла на эфесе, правда, запросил за него непочатую бутыль спирта. Затем пошли вещицы помельче: ручной фонарик, зажигалка из хромированной латуни с клеймом Bowers, несколько металлических пуговиц нездешней штамповки и даже бронзовый напальчник для шитья, истыканный мелкими ямками.
«А вот тебе и новый привет от союзника Смита, – рассуждал бухгалтер, разглядывая очередной образец американской мануфактуры – чудной молоток, отправленный старику другом-охотником Чихачёвым из Русского Устья. – Интересно, что запросил за него американец? Колыма, Алазея, Индигирка, Яна, Лена – проворный ты мальчуган, Пауль Смит. Ишь как скоро побережье наше обскакал. Везде полазил. Всюду наследил. И мне, значит, знаки подаёшь. На кой ляд?» Привыкший во всех делах к порядку и учёту, Алексей Захарович скрупулёзно наносил на карту-схему побережья условные знаки в местах, где объявлялся шустрый американец. Самодельный рисунок на выделанной до белизны оленьей шкуре в прошлую зимовку был проигран в карты заезжими индигирщиками в доме у старухи Хавроньи. На следующее утро всполошившаяся хозяйка принесла её бухгалтеру на сохранение. Потомки поморов знали толк в навигации и картографии – неровными, но уверенными штрихами они весьма точно указали очертания бухт, скалистых берегов, границы прибрежного льда, места для удобного входа шхун в устья северных рек и лёжки тюленей.
Делиться сведениями о столь странных приобретениях в то беспокойное время было опасно. Места лютые, люди крутые нравом и на расправу скорые. Одним словом – Колыма. Кругом ссыльные: от царя – политические, от нынешней власти – враги трудового народа. Да и недремлющее око государева опричника в лице майора НКВД Николки Калинушкина не располагало к задушевным разговорам о появлении заморских диковин в сендушных краях. Ушлый народец боялся держать у себя заморские вещицы и от греха подальше нёс их на сохранение бухгалтеру, который был на хорошем счету и у новой власти. Были и те, кто сторонился старика.
Пройдёт не один десяток лет, и только тогда люди станут доставать из схронов запрятанные штатовские реликвии. Потом ими будут играть дети, не задумываясь, откуда в этих забытых Богом местах могли объявиться добротные вещицы и инструменты – чудеса индустриальной Америки.
И только сендуха – великое вольное пространство срединного мира – могла поведать о том, насколько далеко в своих изысканиях зашли заокеанские гости. Как, используя ситуацию – открытость северных морских границ, истощённость военной мощи и людских ресурсов Советского Союза в сражениях с фашистской Германией, – штатовские военные и учёные закладывали основы послевоенного передела ресурсных территорий. То были настоящие стратеги. Большая тройка – Сталин, Рузвельт и Черчилль – только собирается делить окровавленное, израненное бомбёжками тело побеждённой Европы. А горстка людей под звёздно-полосатым флагом, собранных в секретное подразделение Mammoth («Мамонт»), уже разрабатывало далекоидущие планы. Они понимали, что европейских ресурсов хватит лишь на восстановление разрушенного войной хозяйства. После возрождения пройдёт совсем немного времени, и от былого величия Старого Света не останется и следа.
