Эдвард Марстон - Голова королевы
— У нас с Диком назначена встреча.
— Это правда, Дик?
— Думаю, да.
— А я сильно сомневаюсь. — Джилл решительно повернулся к Раффу. — Я не верю, что вы вообще когда-либо держали в руках рапиру.
— Вы заблуждаетесь, сэр.
— Ах! — усмехнулся Джилл. — Что же вы зарываете талант в землю? Вы у нас прославленный фехтовальщик?
— Нет, сударь, но мечом владею.
— Давайте посмотрим, на что вы способны.
Джиллу ужасно хотелось проучить Раффа за его дурацкое заступничество. Кроме того, можно было покрасоваться перед Диком. Подойдя к столу, Джилл взял две шпаги из реквизита, с гардой в виде колокола, и протянул одну Раффу.
— Не рапира, конечно, но сойдет.
— У меня нет желания драться с вами, мистер Джилл.
— Боитесь?
— Нет, сэр. Это неразумно. Мы можем ранить друг друга, — объяснил Рафф. — Даже с предохранителем шпагой можно нанести серьезное увечье.
— Ах, простите, — ухмыльнулся Джилл. — У вас и так полно увечий.
— Моя рука уже в порядке, дело не в этом.
— А в чем же?
— В здравом смысле.
— В здравом смысле или в трусости?
Сэмюеля Раффа задела насмешка. Он сбросил куртку и отдал ее Ричарду, после чего взял шпагу из рук противника. Тот слащаво улыбался. Джилл собирался насладиться унижением надоедливого коллеги и даже не потрудился снять дублет[19].
Все, кто присутствовал в комнате, подошли поближе, чтобы понаблюдать за поединком. Бенджамин Крич подбадривал Раффа, но зрители подозревали, что у Раффа мало шансов на победу. Трое старших учеников болели за Барнаби Джилла. Они жаждали увидеть, как Джилл посрамит дружка Дика.
— Проучите его, мистер Джилл, — приговаривал Мартин Ио.
— Ставлю пенни, что вы нанесете первый укол, — подзадоривал Стефан Джадд. — Даже два пенса. А ты что ставишь на своего приятеля, Дик?
— У меня нет денег..
— Ну, будешь должен. Ставки сделаны!
Барнаби Джилл поднял легкую тонкую шпагу и несколько раз со свистом рассек ею воздух, прежде чем принять стойку. Его противник уже держал оружие на изготовку. Рафф был выше и крупнее, зато Джилл — проворнее.
— Ну же, Сэмюель, позвольте, я подрежу вам раф, простите за каламбур!
Трое учеников захихикали, а Дик испугался, почувствовав, что другу грозит настоящая опасность. В пьесе о Ричарде Львиное Сердце Джилл продемонстрировал мастерское владение оружием. Мальчику очень хотелось предотвратить дуэль, поэтому он обрадовался, когда в комнату вошел суфлер. Он кинулся к нему:
— Остановите их, мистер Брейсвелл!
— Что здесь происходит? — спросил Николас.
— Не вмешивайся! — огрызнулся Джилл.
— Вы повздорили?
— Не подходи, Ник, — велел Рафф. — Это всего лишь представление.
Николас не успел и шагу сделать, как поединок начался. Шпаги лязгнули друг об друга — удар, защита, контрудар. И все по новой. Барнаби задавал быстрый темп, постоянно нападая на Сэмюеля, но не наносил решающего удара и использовал весь арсенал трюков, развлекая публику. Раффу оставалось лишь защищаться, и он восемь раз отражал удары противника. Джилл обходил его то с одной стороны, то с другой — травил, как пес быка.
Но почему-то Джиллу никак не удавалось поразить врага, чтобы унять нестерпимое негодование. Он использовал уже ремиз, реприз и удар в бок, но Рафф не подпускал противника близко. Джилл ускорил атаку и увидел, что соперник открылся и можно нанести укол в левую руку; Рафф уклонился, но кончик шпаги, защищенный предохранителем, распорол рубашку, под которой виднелась повязка.
— Укол! — воскликнул Стефан. — Ты должен мне два пенса, Дик!
— Не укол, а касание, — возразил Рафф.
Джилл фыркнул.
— А вот сейчас ты выиграешь, Стефан.
Он снова атаковал противника из четвертой и третьей позиций, заставляя его открыться. После очередного выпада Джилл попытался нанести удар в живот и очень удивился, когда Рафф искусно выбил шпагу у него из рук, и она со свистом улетела прочь. Отступать было некуда. Барнаби очутился на полу, а кончик шпаги Раффа уперся ему в шею. Теперь пришла очередь Раффа использовать уже проверенный каламбур:
— Ну что, вам раф не давит, сэр?
Ученики растерялись, Крич и остальные актеры удивленно молчали, а Николас Брейсвелл порадовался за друга. Барнаби Джилл кипел. Вместо того, чтобы унизить Сэмюеля Раффа, он сам оказался опозорен прилюдно. Нет, такого Джилл не забудет никогда.
Первым заговорил Ричард Ханидью:
— А теперь гони мне два пенса, Стефан.
В лучах утреннего солнца шляпа кардинала являла собой жалкое зрелище. Краска по большей части облупилась, во все стороны торчали щепки. По крайней мере, с одной стороны вывески шляпа выглядела просто отвратительно.
Николас Брейсвелл, подняв голову, рассматривал, какой ущерб нанес заведению Рыжебородый. Он решил, что рядом с вывеской располагается окно комнаты Эллис, и вскоре получил подтверждение своей догадке.
— Она наверху, сэр.
— Могу я с ней увидеться?
При свете дня хозяин таверны еще сильнее походил на хорька. Взгляд его маленьких глазок упал на кошелек гостя. Николас тут же достал несколько монет и кинул на прилавок.
— Идите за мной, сэр.
— Девушка уже здорова? — спросил Николас, поднимаясь за ним по винтовой лестнице.
— Эллис? Нет, сэр, еще не совсем.
— А что с ней?
— Ничего серьезного, — безразлично ответил хозяин. — Одна рука будет оставаться в повязке неделю или чуть дольше. К тому же Эллис пока плохо ходит.
Они поднялись на второй этаж и пошли по темному коридору. Николас с опаской огляделся по сторонам:
— Разве девушка сможет здесь нормально отдохнуть?
— Отдохнуть! — Хорек хищно улыбнулся, оскалив зубы. — Эллис вернулась работать, сэр, а не отдыхать. Вчера она пахала как миленькая.
Им преградил путь какой-то спящий старик. Хозяин попытался разбудить его пинком, потом просто переступил и забарабанил в дверь.
— Эллис!
Ни звука. Хорек заглянул в замочную скважину, затем снова постучал.
— Ты там одна, Эллис?
Пожав плечами. Хорек толкнул дверь и провел Николаса в маленькую грязную комнатенку с паутиной в углах и облупившейся краской на стенах. В нос им ударил сильный неприятный запах. На полу лежал матрас, поверх него потрепанное одеяло, из-под которого виднелась маленькая головка.
— Может, мне лучше зайти в другой раз? — предложил Николас. — Ей нужно выспаться.
— Я ее разбужу, сэр, не беспокойтесь.
Хорек грубо потряс девушку за плечо, а потом взялся за одеяло и стянул со спящей. То, что они увидели, заставило Николаса вздрогнуть. На матрасе в неестественной позе лежало обнаженное тело молодой женщины двадцати с небольшим лет На руке был грубый бинт, на ноге — грязная повязка. Невидящие глаза уставились в потолок. Рот раскрылся в беззвучной мольбе о пощаде.
Эллис не сможет ничего рассказать Николасу. Ей перерезали горло, и кровь ручьем лилась из раны. Над бедной девушкой уже разливалось зловоние смерти.
Глава 7
Лоуренс Фаэторн потихоньку начал освобождаться от уз домашнего ареста. Жена продолжала зорко следить за ним и ругать на чем свет стоит по любому поводу, но Лоуренс стоически сносил все невзгоды. Его продуманная тактика наконец возымела действие. Подозрения Марджери никуда не делись, но постепенно сгладились под напором той нежности, которой Лоуренс окружил жену. Фаэторн был бесконечно мил, сыпал комплиментами и обещаниями и в результате снова втерся к супруге в доверие, и она пустила его на порог своей любви. Благодаря опыту, результату долгой практики, он тщательно выбрал подходящий момент.
— Открой же, любовь моя!
— Но с чего вдруг ты решил купить мне подарок?
— Как с чего, мой ангел? Чтобы показать тебе, как сильно я тебя люблю.
Марджери Фаэторн не смогла сдержать почти детского любопытства. Она открыла маленькую коробочку и ахнула от удивления. Муж преподнес ей кулон на золотой цепочке.
— Вообще-то я собирался подарить тебе его на День рождения, дорогая, — солгал он, — но мне показалось, что сейчас более подходящий случай. Мне хотелось, чтобы ты знала всю глубину моих чувств несмотря на то, что ты со мною так жестока.
Марджери уже испытывала угрызения совести.
— Разве я была жестока?
— Невыносимо.
— Но справедлива?
— Не всегда.
— А мне казалось, что у меня есть повод, Лоуренс.
— Поведай мне.
— Ну… были кое-какие признаки.
— Меня оклеветали, — настаивал он. — Недруг настроил тебя против меня. Я был сама верность, и мой подарок — тому доказательство.
Марджери в знак благодарности поцеловала его и снова залюбовалась подарком. Кулон был маленький, овальный, усыпанный полудрагоценными камнями. В солнечном свете, льющемся из окна, камни сверкали и переливались.
