Жан-Франсуа Паро - Убийство в особняке Сен-Флорантен

— Вы открывали мне двери дома, поэтому, полагаю, вам известно, кто я. Как вас зовут и сколько вам лет?

— Пьер Микет, мне почти сорок лет.

Швейцар не стал ждать вопросов.

— Вот что я могу вам рассказать. Во дворе раздался жуткий крик. Надо вам сказать, окно моей комнаты смотрит прямо на портал. Я, как обычно по утрам, подкреплялся супом. Надо вам сказать, я всегда кладу в него сухой хлеб, из тех остатков, что приносит мне помощник повара. С ними суп значительно вкусней. Так вот, раздался крик… Потом вижу, кто-то бежит. Оказалось, опять Жак. Надо вам сказать, его зовут Жак, как и привратника. Все кричали: «Убили! Убили!»

— Все?

— Прованс, Эжени, привратник и Жак.

— К этому времени уже рассвело?

— Не помню. Волнение, сами знаете. Мне кажется…

— Вы видели тело?

— Этого еще не хватало! С меня и капельки крови достаточно, чтобы рухнуть в беспамятстве.

Николя рискнул испробовать одну из своих уловок, нередко приносившую неплохие результаты.

— Вы были в нее влюблены?

Ответ последовал незамедлительно, однако не тот, которого он ожидал.

— В эту девчонку? Конечно, нет. Надо вам сказать, господин комиссар, с тех пор, как я состою на службе у господина герцога, мне удалось кое-что скопить. И мне нужен кто-нибудь посолиднее, чем эта тощая вертихвостка. Но та, другая, и знать меня не хочет. Они все грели ему постель, и та тоже, как и остальные. Мне, конечно, жаль, да и нравится она мне по-прежнему, но она обо мне и слышать не хочет.

— О ком вы говорите?

— Я говорю, что Эжени спуталась с Миссери. Конечно, она получила отставку, но в мою сторону все равно не смотрит.

Ну и история, подумал Николя. И задал следующий вопрос:

— Где вы были этой ночью?

— У себя в комнате.

Николя отправился к себе в кабинет, размышляя по дороге, стоит ли сообщать министру о первых результатах. Разумеется, Ла Врийер хотел быть в курсе событий, но ведь он, по сути, не узнал ничего, что могло бы подстегнуть интерес министра к расследованию. Вряд ли стоит утомлять его мелкими подробностями и противоречивыми показаниями. По примеру Сартина, герцог де Ла Врийер не интересовался следовательской кухней; ему требовались обоснованные доводы. Так что с докладом лучше повременить.

Николя смотрел на огонь. Мысленно он вновь возвращался в Геранд, в годы своего детства, когда он, сидя у камина, с восторгом наблюдал, как прогоревшая куча поленьев рушится, вздымая облако золы и искр. Он пришел в себя, когда на улице совсем стемнело. Стены дома источали глухую ненависть, и это ощущение тяжким грузом давило ему на плечи. Воздух был напоен ядом зависти. Свидетели имели причины испытывать неприязнь и к жертве, и к дворецкому. И все же он сомневался, что решение загадки следует искать в стенах особняка Сен-Флорантен. Какова роль таинственного незнакомца, чьи кровавые следы привели его на карниз, опоясывавший стены дома? Если, конечно, эти следы не преследовали цель отвести подозрение от обитателей особняка и направить сыщика на ложный путь. Он размышлял долго. Когда в комнату, освещенную слабыми отблесками догоравших поленьев, вошел Бурдо, Николя сидел, подперев рукой подбородок, и смотрел в никуда.

— Удачная охота, Пьер?

— Привратник Жак Блен, двадцать восемь лет, молодой, хорошо сложен, первый парень на деревне, приударял за горничной, — с порога доложил Бурдо. — Ничего не видел. Сбегал за врачом на улицу Сент-Оноре. Ненавидит Миссери, как, впрочем, и остальную челядь. Поистине, этот дом — настоящая клоака!

— Что еще?

— Еще? Рагу из трех кроликов для одного. Я видел шкурки, висящие у него на окне. Он любезно пригласил меня отведать рагу.

— Приправа была достойна блюда?

— Соус оказался жидковат. И не покрывал все кусочки.

— И какие вы сделали выводы?

— Когда я дома делаю рагу из кролика, я в последний момент добавляю в него смесь крови с уксусом, отчего мясо становится более плотным, а соус приобретает консистенцию и цвет. Тем не менее три кролика для одного мне показалось многовато. Впрочем, он предложил мне добавки.

— В доме есть крольчатник?

— Да, во внутреннем дворе.

— Надо посмотреть. Что еще интересного?

— Полагаю, вы заметили, что я кое-что взял из комода дворецкого. Вот эти штучки.

Инспектор положил на одноногий столик две коробочки. Николя нагнулся, желая лучше их разглядеть.

— Ого! Афродизиак Султана и пастилки с кантаридином. Господин Миссери боялся оказаться не на высоте!

— Но это еще не все, — продолжал Бурдо. — В комнате Маргариты я нашел в шкафу мешок свечных огарков и остатков фитилей. Да, тут и вправду приторговывали хозяйским добром, но виновницей была жертва!

— Три кролика для одного, донжуан, жаждущий взбодриться, и свечные огарки. Однако! Наши знания о здешних нравах расширяются, а дело запутывается еще больше.

IV

ЗАМЕШАТЕЛЬСТВО

Что полезного могу я извлечь из трупа, оставленного без погребения?

Пристроившись за маленьким столиком в спальне Ноблекура, Николя налил себе второй стакан кларету и принялся за третий кусок майнцской ветчины. Домой он вернулся поздно, но Катрина быстро собрала полуночнику сытный ужин и накрыла его в спальне хозяина дома, который, предупрежденный Сирюсом, позвонил и сказал, что не ляжет спать до тех пор, пока Николя не зайдет к нему для вечерней беседы. В его возрасте спят мало: то боли мучают, то воспоминания, коих за долгую жизнь накопилось немало, как счастливых, так и горьких. Во время этих поздних бесед, доставлявших бывшему прокурору необычайное удовольствие, Николя, безгранично доверявший своему собеседнику, посвящал его в перипетии расследований и внимательно прислушивался к его прозорливым замечаниям. С недавних пор жизнь почтенного магистрата ограничивалась стенами его дома; исключение составляли редкие парадные визиты и ежедневные короткие прогулки, прописанные женевским доктором Троншеном. Сам он устраивал за год несколько торжественных приемов, и тогда стол его, всегда открытый для друзей, ломился от изысканных яств.

Расправившись с ветчиной, Николя приступил к песочным пирожным с апельсиновой прослойкой и миндальному кексу, облитому блестящей сахарной глазурью. Два вожделеющих взора вперились в исчезающие лакомства: один принадлежал хозяину дома, чей приоткрытый рот свидетельствовал о неизбывном желании приобщиться к трапезе, а другой — кошечке Мушетте, устроившейся на коленях у Николя. Со времен тяжелого детства, наполненного борьбой за пропитание, киска сохранила ненасытный аппетит; ее привлекала любая пища, и она с удовольствием поглощала еду, которую представители кошачьей породы обычно даже в рот не берут. Сирюс, открывший в себе педагогические наклонности, наблюдал за своей юной подругой, готовый в любую минуту ласково, но твердо преподать ей достойные манеры. Старый песик был обязан ей второй молодостью; знаток хозяйских привычек, он с появлением киски взял на себя обязанности старшего в доме. Фыркнув, Ноблекур поправил ночной колпак, словно стряхивая очарование, произведенное на него сладостями и вином, и аккуратно налил себе ароматного отвара из китайского чайничка с двойными фарфоровыми стенками, между которыми находилась горячая вода, поддерживавшая нужную температуру содержимого чайника.

— Увы! — вздохнул он, сделав глоток отвара. — Вот меня и посадили на диету великого короля! Компот из слив и настой шалфея. Сам Фагон[10] не смог бы ничего убавить.

— Уверен, обед и ужин у вас более разнообразны, — заметил Николя.

— Разумеется! И тем не менее прощайте изыски и приятные излишества! Ничего, вам еще предстоит убедиться, каково это — воздерживаться от любимых блюд.

— Ваши жалобы несправедливы! Жизненные бури, отгремевшие над вашей головой, умчались, не оставив следов, так что, если вы не поддадитесь искушению, вы и дальше останетесь таким же молодым, как сейчас.

— Довольно, гнусный льстец, лучше расскажите мне, как прошел день. Но прежде я познакомлю вас с последней новостью. Один из моих друзей, убедивший меня пригласить его на обед…

— Вы вкушали парадный обед?

— Я поклевал, — ответил Ноблекур со смехом, — и он тоже. Так вот, этот друг, будучи в курсе слухов, которыми полнится не только Версаль, но и резиденции иностранных послов, утверждает, — и это должно вас заинтересовать, — что королеве не по вкусу назначение Сартина министром морского флота. Она поддержала его кандидатуру из уважения к Шуазелю, чьим другом он был. Но ей хотелось бы видеть его на месте герцога де Ла Врийера, то есть на должности министра Королевского дома. Ей горько смотреть, как бывшего начальника парижской полиции назначают в департамент, деятельность коего чужда его способностям.