Кондратий Жмуриков - Халява для раззявы
А по утру они проснулись… Где-то совсем рядом раздавался злобный вой. Выли где-то за стенкой. Нина Михайловна подумала: «Что за сволочь собаку в коммуналке завела? Неужели Сивухин?».
Во рту было до противности сухо, голова гудела. Нина Михайловна с большим трудом разлепила глаза. И снова закрыла. «Это сон, – подумала она, увидев рядом с собой незнакомого мужчину. – И собака воет во сне. Не к добру. И мужик чужой – не к добру. Сейчас я посчитаю до пяти и проснусь. Раз… Два… Три… Че…»
– Хрр-ррр! – вдруг смачно захрапел мужик из сна. – Хрр-ррр! Хрр-рррр!
Нина Михайловна подскочила и широко раскрытыми глазами уставилась на незнакомца из своего сна, кончиком пальцев она дотронулась до его мощной волосатой груди. Он был теплый. Пальцы ощущали его. Она решительно ничего не понимала. Если это сон, то лежащий рядом ей сниться. Если он ей сниться, почему он теплый? Мерзеева оглядела огромную кровать-аэродром с дурацким балдахином, просторную комнату Ни кровать, ни саму комнату прежде она не видела. Значит это все-таки сон?
Симпатичное сновидение приоткрыло глаза и с дурацкой улыбкой произнесло:
– Нинуська, Нинелла…
Произнесло и снова отключилось… В голове у Нини Михайловны что-то дзынькнуло, как у будильника и она вспомнила все, что произошло накануне. Конечно же она после всего, что между ними было… она осталась ночевать у Жоржика. Все было бы хорошо, если бы не отвратительно состояние души и тела, после вчерашних безмерных возлияний. Нина Михайловна встала и босиком прошлепала на кухню. Здоровенно помещение скорее подошло бы для ресторанчика средней руки, а не для квартиры.
Кухня до отказа была забита всякой техникой: холодильник до потолка, микроволновка, кухонный комбайн, здоровенна пятиконфорочная плита с множеством кнопочек. Ни дать ни взять космический корабль, станция «Мир». Честно говоря, ко всей кухонной технике Мерзеева была равнодушна. Готовить она не умела и не любила, предпочитала есть из чужих рук. Имено с этой целью Нина Михайловна свое время настояла, чтобы дочь закончила кулинарное училище. И хотя Машка, мечтала об учительстве, вот ведь ненормальная идеалистка, она все же закончила кулинарный техникум. Навсегда осовободив Нину Михайловну от утомительного и отвратительного занятия – готовки пищи.
Мерзеева заглянула в холодильник. У хозяйственного Жорика обязательно должно быть пиво, на худой конец кефир или минеральная вода. Нина Михайловна нашла и то и, другое и третье. Свой выбор, измученная жаждой, дама остановила на пиве. Пиво было хорошее, дорогоее, по сорок рублей за банку. Не то что отрава, которая в последний раз чуть не довела Мерзееву до могилы. Если бы не оно, это дурацкое пива, ее марка сейчас хранилась бы в надежном месте. Воспоминания о зяте, снова подняли волну тошноты в организме Нины Михайловны. Она сделала два больших глотка пива, это немного облегчило страдания.
Теперь нужно было привести себя в порядок, пока Жоржик не проснулся. Мерзеева не хотела, чтобы он увидел ее нечесанной, похожей на чучело. Главное найти ванную, принять душ, привести себя порядок. Нина Михайловна в поисках заветной комнаты толкнула одну дверь, втору, третью, пятую… Все безрезультатно. «Где же у него ванна, – со злостью подумала Нина Михайловна. – Не моется он что ли?». Толкая двери, Мерзеева, боялась, что наткнется на Киллера. Подлая собака, заслышав шаги по коридору прекратила выть. Прежде чем заглянуть в каждую комнату, Мерзеева долго прислушивалась, надеясь угадать – нет ли за ней собаки?
Все же эта тварь оказалась хитрей. За очередной дверью не было слышно ничего. Абсолютная тишина. Нина Михайловна толкнула дверь и нос к носу столкнулась с собачей мордой. Псина, как показалось Мерзеевой, нагло оскалилась и облизнулась. Нинаа Михайловна с воплям попятилась назад и рванула прямо по коридору, в надежде успеть заскочить в спальню, под защиту Жоржика. С перепугу она побежала совсем в другую сторону и толкнула первую попавшуюся дверь. По иронии судьбы за этой дверью оказалась так долго разыскиваемая ванная.
Нина Михайловна закрыла дверь на задвижку и отдышавшись, присел на край ванны. Псина затаилась за дверью, в ожидании своей жертвы.
– У-У! Тварь, сиди, сиди. Я отсюда все равно нескоро выйду.
Она огляделась по сторонам. Это было что-то. Ванная комната по размерам была с хорошую жилую комнату в их коммуналке. Сама ванная смахивала на минибассейн. От пережитых волнений у Нины Михайловны вылетело из головы, как эта штука называется. Какое-то смешное название ни то «Кузя», ни то «Якудзя». «Джакузи», – с облегчением вспомнила она. Нина Михайловна быстренько сообразила как действуют все кнопочки и краники. Врубила струю массажера и плюхнулась в воду, предварительно насыпав кристаллики морской соли, тонизирующих пенок и всего-всего, что стояло на полочках.
Она погрузилась в воду как в морскую пучину, расслабилась и громким голосом сказал собаке, караулившей ее за дверью:
– Жди, жди тварь. Хот-дог ходячий. Чтоб тебе «Педегри» подавиться. Я все равно не выйду отсюда, мне и здесь неплохо. А ты на холодном полу задницу себе отстудишь, заболеешь и подохнешь, как собака.
Впрочем, дрянь сидящая по ту сторону двери и так была собакой, в подтверждении этого она злобно гавкнула пару раз.
Нина Михайловна отмокала в ванной уже почти сорок минут. Она пропела весь имеющейся у нее в запасе репертуар. Начиная от слащаво-романтичной – «Скажите девушки, подружке вашей», до бравурно-героической – «В отряде его называли Орленком, враги – называли „Орлом“. Голос у Мерзеевой был отвратительно-скрипучим, но ей самой пение доставляло неизъяснимое наслаждение. Что до окружающих, их мнение Нину Михайловну абсолютно не волновало. Зато псине, караулящей свою жертву, оно нравилась. Собака диковато завывала, вторя похожим голосом. Вот этим самым дуэтом и был разбужен Георгий Михеевич.
– Опять забыл телевизор отключить, – первое, что подумал проснувшийся Михеич. – Как эту дрянь молодежь слушает? Ни текстов, ни мелодичности. И поют одни голубые уроды, малолетние оболтусы или бритые девицы.
Михеич современную музыку не любил, терпеть не мог. От нее пучило живот, трещала голова и резко снижалась потенция. Была бы его воля, запретил бы транслировать по телевизору и радио всю эту ерунду.
Он открыл глаза и приподнял голову с подушки. Странно. Телевизор не работал. Магнитофон тоже. Музыкальные страдания между тем продолжались. Что бы это значило? А фиг его разберет? Головка с утра бобо, во рту бяка.
„С кем это я так вчера нажрался? – задал сам себе вопрос Михеич. – А, главное, с чего?“
Георгий Михеич спустил свои худые волосатые ноги с кровати, пытаясь нашарить тапочки. Тапочки куда-то запропастились. А, может, и не было их вчера. Он встал, покачиваясь, подошел в шкафу-купе и вытащил халат. Накинув на свои широкие плечи домашнюю униформу, Михеич побрел на звук. По дороге он пару раз заворачивал не туда. Сачало его занесло на кухню. Кто-то здесь уже побывал. На столе стояла пустая банка из-под пива и пакет кефира. Михеич заглянул в холодильник. Вот гады, все пиво вылакали! Кто эти гады Михеич, пока не вспомнил. Пришлось довольствоваться кефириом.
Михеич брел по своей огромной квартире с воплями:
– Эй, люди! Кто-нибудь… Ау…
В ответ ему раздавалось все тоже заунывное пение. Михеич приблизился к ванной и увидел Киллера. Собака при виде хозяина залилась радостным лаем.
– Собака, собаченька моя. Любишь папку? Любишь? Сейчас гулять пойдем, сейчас, псина моя дорогая, вот только душ приму и пойдем.
– Щас, – вдруг ответила псина. – Ванна занята.
Михеич на мгновение замер, помотал головой и обалдело уставился на собаку.
– Фу, черт. Все, пора завязывать, а то скоро синие чертики в глазах скакать будут.
– Будут, будут, – снова раздался тот же голос.
– Киллер, ты что? Заболел? – растерянно произнес Михеич. – Нет, наверное это у меня галлюцинации, – добавил он, ощупывая свой лоб.
Киллер лизнул его в нос и запел:
– Вихри враждебные воют над нами…
– „Веют“, а не воют, – машинально поправил его Михеич.
– Жора, Жоржик, это ты? Это я, Ниночка. Я в ванной. Мне твоя собака выйти не дает.
Георгий Михеич рванул дверь ванной на себя так, что шпингалет выдрался с мясом.
– Нинуля, это ты со сной разговаривала? – радостно завопил он, врываясь в ванную и вспоминая, что произошло накануне вечером.
Нина Михайловна, а это была, конечно же, она, возлежала в ванне, вся в пышной пене, как барашек-облачко. Щеки ее, распаренные от горячей воды, полыхали, глаза от вчерашнего блестели. В общем, зрелище было весьма и весьма аппетитным. Вернее, таковым нашел его Михеич. От этого, а еще от сознания того, что у него все же не белая горячка, Михеич, как был в халате, так и нырнул в ванну, к Ниночке под бочок. Огромная вместительная посудина приняла не только его, но и Киллера, со щенячьим визгом бросившегося следом за ним. Правда последний был безжалостно изгнан из джакузи. В ответ на эту несправедливость псина оставила огромную лужу прямо на коврике.
