Андрей Добров - Последний крик моды. Гиляровский и Ламанова
— Покажите.
Я медленно достал «куклу», вынимая из кармана и вторую руку, чтобы при передаче пачки схватить шантажиста.
— Темновато тут, — сказал шантажист, не двигаясь с места. Он чиркнул спичкой, и на мгновение в тусклом свете осветилось его лицо.
Я не ошибся. Передо мной стоял фотограф Леонид с Ордынки.
Но в следующее мгновение по глазам ударила яркая вспышка! Вскрикнув, я попытался прикрыть лицо руками, но не успел — меня ослепила вспышка мощного света, которая тут же погасла, но все равно перед глазами бежали яркие пятна.
Закрыв глаза, я сделал несколько шагов в сторону и наткнулся плечом на стену. Под ногой хлюпнула лужа.
Наконец эта свистопляска стала утихать. Проморгавшись и вновь привыкнув к темноте, я понял, что стою в переулке совершенно один.
Это был магний! Фотограф ослепил меня магниевой вспышкой, которой пользуются люди его профессии. Что же — ловкий прием!
Понимая, что мой трюк не удался совершенно и мне не остается ничего как поскорее выбраться на освещенную улицу, потому что в темных переулках ночью опасно даже для меня, я сделал несколько шагов в сторону просвета в домах, и тут под ногами что-то зашелестело. Наклонившись, я зажег спичку и увидел аккуратно нарезанные журнальные листочки. Что же, этого следовало ожидать. Пока я был ослеплен, Леонид проверил пачку и обнаружил подлог.
Правда, оставалась надежда, что он не окажется настолько жестоким и безрассудным, как его брат.
Домой я вернулся злой и уставший, в самых расстроенных чувствах. Завтра утром я наведаюсь к фотографу и поговорю с ним по-другому. Если, конечно, застану в мастерской.
11
Сыщик на отдыхе
И вот передо мной все та же обшарпанная зеленая дверь мастерской. Я потянул ее на себя, полагая, что она заперта. Но дверь открылась. Пройдя по темному коридору, я толкнул дверь павильона — он так же оказался пустым. Может, Леонид в своей полуподвальной мастерской? Что же, поищем и там. Я вышел на улицу и спустился на несколько ступеней вниз.
В мастерской царил полный разгром: дверцы шкафов были раскрыты и разбитые банки на полу валялись вперемешку с осколками фотопластин и отпечатанными снимками. Стол перевернули вместе с эмалированной ванночкой. В воздухе стоял неприятный густой запах реактивов. А посредине всего этого на стуле сидел какой-то небритый тип восточной внешности в драповом пальто с надетым на затылок котелком. Казалось, он дремал. Но как только я вошел, моментально открыл глаза.
— Заходи… — сказал он с сильным кавказским акцентом.
Я опустил руку в карман и нащупал кастет, а потом сделал шаг вперед.
— Где Леонид? — спросил я. Котелок сморщился.
— Сам сижу жду. Ты кто?
— Да вот, пришел с ним поговорить по делу, — ответил я.
— По этому? — Он презрительно кивнул на валявшиеся фотографии с разными довольно мерзкими сюжетами. — Нет, по-другому. Должок с него. Небритый покачал головой.
— Нэ-э-э… Я первый пришел. Сначала я говорю с ним, а потом ты. Если, — тут он нехорошо усмехнулся, — если он сможет. Откуда знаешь этого козла?
— Он с братом мне сильно нагадил. Пришел разобраться, — сказал я честно.
— Аркашка? Этот подлец? Ты им друг?
— Какое там!
Небритый достал из кармана окурок сигары и зажег спичку.
— Не боишься пожара? — спросил я, указывая на лужу химикатов, вылившуюся из разбитых банок.
— Нэ-э-э… Все равно спалим.
Этот человек явно принадлежал к одной из восточных банд, которые в последнее время начали разворачиваться в Москве. И поэтому я рискнул спросить его:
— Ты, случаем, не из людей Ахмета?
— Ахмета? Нэ-э-э…
— Тогда Умара? Который седой такой?
Небритый прищурился и посмотрел на меня с интересом.
— Откуда знаешь?
— Догадался.
— Плохо догадался. Нэ хорошо. Нэ надо.
— Да ладно! Недавно с Умаром сидели, вино пили.
На самом деле это было довольно давно — лет десять назад, когда тот только начал подгребать под себя игорные притоны на Шаболовке и пытался распространить свое влияние на лошадиный рынок Конной площади. Нас познакомил репортер Кадочников, знавший этого Умара по одной из кавказских командировок и каким-то образом ставший с ним кунаками. Мы тогда говорили о лошадях, потому что этот седой азиат, как и большинство из подобных себе, лошадей любил и знал в них толк. А я много времени провел в степях, успел поработать табунщиком, отчего и разговор завязался быстрый и доброжелательный, с большим количеством вина и закусок. Впрочем, под конец застолья мой новый знакомец, со свойственной его народу похвальбой, рассказал, что скоро станет хозяином всей Москвы, и предложил, если нужна будет помощь, обращаться к нему. Совет, которым я сразу же решил не пользоваться. Однако сейчас это знакомство пригодилось, потому что небритый, едва я упомянул, что выпивал с Умаром, расслабился.
— Умар хороший был человек, — сказал он и вздохнул.
— А что с ним случилось? Он возвел очи к полям своего котелка.
— В раю теперь Умар.
— А кто же вместо него? — спросил я.
— Абубакар, его сын.
— Да-а-а… — сказал я со сдержанной печалью. — Большой человек был Умар.
— Да-а-а…
«Ну что же, — подумал я, — одним из хозяев Москвы меньше».
— Так что у вас за дело к фотографу-то? — спросил я, надеясь, что знакомство с покойным Умаром несколько снизит напряженность наших с котелком отношений. И не ошибся.
— Аркашка денег должен был. Много.
— Двадцать тысяч? Он с интересом взглянул на меня.
— Откуда знаешь?
— Знаю.
— Теперь его долг на брата перешел. На этого барана. — Небритый азиат с отвращением пихнул ногой кучу фотографий.
— Это ваши Аркадия зарезали? — спросил я напрямик.
— Нэ-э-э… Зачем врать? Не наши. Аркашка обещал атдать — раз, два, три, — он начал загибать пальцы, — день, два, три… А патом совсем умер. Э?
— Да уж, — согласился я. — Это он нехорошо сделал.
— Ну, мы с его брата возьмем деньги. Родной брат — теперь долг его.
— И что, — спросил я, — будешь сидеть тут и ждать его? — Буду, — кивнул небритый, — я тут. Другой — там. Еще другой — там и там. Найдем.
— Ладно, — сказал я. — Пойду поищу вашего Леонида в другом месте.
— Э! — сказал он. — Найдещ — не убивай. Ми сами зарежем. Хорошо?
— Хорошо, — согласился я.
Я медленно повернулся и вышел из мастерской. Поднялся не торопясь, зная, что бандит слышит мои шаги. Я хотел, чтобы он не почувствовал, как мне хочется поскорее выбраться отсюда. Нет, умом я понимал, что убийцы — будь они русскими или татарами — не сильно отличаются друг от друга. И русский бандит мог бы зарезать меня в этом полуподвале только потому, что я открыл место его засады. Мало того, я понимал, что мне повезло — я смог сослаться на уважаемого человека. Мой соотечественник авторитетов не признает. И все-таки этот убийца в котелке внушал какой-то иррациональный страх, может быть, возникший у меня исключительно из-за ядовитых испарений химикатов. Конечно, я не сдался бы просто так, я и в свои годы сохранил еще довольно силушки в мышцах, которые непрестанно тренировал в Гимнастическом клубе. Но в такой короткой драке — не развлечения ради, а с целью скорее и вернее убить друг друга — сила не играла такой уж большой роли, скорее, навык убивать. Сам я убивал только на войне, давно окончившейся. А он, судя по всему, практиковался часто. Так что исход схватки кончился бы для меня, скорее всего, печально.
Сев в пролетку, я щедро заправил нос табаком, чихнул и приказал Ивану везти меня к Ламановой. Надежде Петровне я честно рассказал о вчерашней своей неудаче. Но когда она ужаснулась, поведал про свое сегодняшнее приключение и добавил:
— Не думаю, что этот человек, которого я, кстати, знаю в лицо, продолжит вас шантажировать. Видите, за ним охотятся. Он был вынужден бежать из мастерской и теперь скрывается. Скорее всего, этот Леонид попытается уехать из Москвы надолго, если не навсегда. Ему теперь не до вас.
— Как все это противно и мерзко, — сказала Надежда Петровна. — И как мне жалко вас из-за того, что вы постоянно соприкасаетесь с этим миром!
Я промолчал, не напоминая, что во все последние передряги попадал исключительно по ее просьбе.
— Чем я могу отблагодарить вас за заботу? — спросила Ламанова. — Мне очень хочется, чтобы вы как можно скорее забыли об этих ужасах.
Тут в голову мне пришла одна идея.
— Надежда Петровна, — сказал я. — Моя жена, Маша, Мария Ивановна, не большая модница. Но если бы вы немного скинули и сшили ей какоенибудь платье не за полную стоимость…
— Отлично! — воскликнула Ламанова. — Это прекрасная идея. Пришлите вашу жену ко мне, и я сошью ей хорошее платье. Причем никаких денег с вас не возьму!
Я начал говорить, что это неудобно, что получается, я помогал ей корысти ради, но Надежда Петровна категорически отвергла все мои отнекивания и взяла слово, что я пришлю к ней Машу в ближайшее же время.
