Охота на Волколака - Диана Маш
На спинке стула трепыхалось что-то желтое, воздушное, напоминавшее женский шарфик.
– Дарья Спиридоновна, – обратилась я к девушке, чьи плечи все еще подрагивали, ноги не гнулись, с губ срывались судорожные всхлипы. – Извольте припомнить, был ли Борис Аркадьевич женат?
– Есть супружница, – обернувшись и вскинув на меня красные, заплаканные глаза, кивнула Колпакова. – Да разъехались они давненько. Проживает, насколько мне известно, в деревне.
– А других барышень в жизни господина Хвалёнова не имелось?
– Да уж, наверное, крутил лямуры, – печально вздохнула она. – Кто нынче не без греха? Мужчина молодой, видный. Два года, почитай, в одиночестве. Не шутка. Но то лишь разговоры. С его любовницами я, простите, не знаюсь.
– Софья Алексеевна, во мне имеется еще какая нужна? – уточнил граф, подводя Дарью к выходу.
Я уже было открыла рот, чтобы ответить отказом, но меня опередили.
– Ежели вас не затруднит, Сергей Данилович, будьте любезны сопроводить госпожу Колпакову домой…
– Молю, не домой, – смахнула слезы Дарья. – После случившегося, я не смогу одна… Мне бы обратно в редакцию.
– Всенепременно, – поспешил заверить ее Сергей.
Пристав нахмурился.
– Дарья Спиридоновна, покорнейше прошу, покуда не освещать случившееся в газете, – и добавил, уже суровее. – В противном случае, наша последующая встреча пройдет в Мещанском участке.
Колпакова поджала губы, но спорить не решилась. Видимо быстро осознала, не то для этого место и время.
Стоило им с Бабишевым откланяться, как в дверях появился широкоплечий и бородатый городовой, назвавшийся Василием Кирилловичем Снегиревым.
К телу его не подпустили. Развернули на входе, отправив в участок за Полем Маратовичем и Яшкой. А перед лицом хлопающего глазами управляющего вообще закрыли дверь.
В комнате мы остались вдвоем. Появилась возможность наконец-то оглядеться.
– Ну что ж, Софья Алексеевна, в одном вы оказались правы, – произнес Ермаков, открывая шкаф, пестрящий одинаковыми брюками и пиджаками. – Перед нами господин «Твидовый костюм».
– Странно как-то все, – протянула я, разглядывая голые, серые стены. – Фантик, вроде, блестящий. Хотя внутри должно быть пусто.
Гордей прищурился.
– Как это понимать?
– Сами взгляните. Комнату снимает не из дешевых. Одежды добротной полный шкаф. Себя в чистоте, да порядке блюдет. На такую жизнь, жалованья городского репортера явно недостаточно.
Ермаков окинул долгим взглядом обстановку и махнул рукой.
– Дело не хитрое. Состояние жены промотал, сослал куда подальше, – он подошел к столу, выдвинул ящичек и достал лежавший на самом верху паспорт. – Хвалёнов Борис Аркадьевич, двадцати пяти лет отроду, из мещанского сословия… Не зря его с Лаптем видали. Явно ж краденое перепродавал.
Возразить мне приставу было нечего, тем более что я и сама пришла к тем же выводам. Отличная ширма для незаконных делишек – вхожий во все дома и кабинеты юный, талантливый городской репортер. Такой и наводку дать может и покупателя при деньгах найти. Для вора, вроде Осипова, настоящая золотая жила.
Я подняла взгляд на переставшего голосить призрака усача. Он, вместе со вторым моим преследователем, висел над потолком. Взгляды у обоих устремлены вдаль. Отстраненные, словно не замечали друг друга.
Кто же их убил? Вернее, за что? Дорогу кому перешли или не ту вещь взяли? Судя по пристальному взгляду Гордея, внимательно изучавшего успевший остыть труп, его терзали те же вопросы.
– Похоже, смерть наступила еще вчера, – задумчиво протянула я. – Поль Маратович скажет точнее, как и о содержании желудка и наличии ядов в крови. Но уже сейчас можно предположить, мы имеем дело с серией одинаковых смертей. И если убийца не нашел то, что ищет – преступления не прекратятся.
– Ищет? – удивленно вскинул правую бровь Ермаков.
– Ну да, – кивнула я. – Во-первых, пресловутые сорок пять рублей, найденные в руке первой жертвы. Именно такую сумму Борис Аркадьевич занял накануне у своего коллеги и клятвенно обещался отдать. А во-вторых, хотели бы просто убить, стукнули бы кулаком по голове, застрелили или ударили бы ножом и оставили умирать. А тут удушение. Долгая и требующая больших затрат сил процедура. Сначала добрались до Осипова, так как убийство произошло раньше. Денег не взяли, значит вещь больно ценная, не до мелочей. Осипов сдал сообщника. Пришли к Хвалёнову…
– Ежели искали тут, чего ж в комнате так прибрано?
Я пожала плечами.
– Возможно, вещь размерами велика, сразу в глаза бросается? Ну или Хвалёнов не стал ничего утаивать и либо отправил убийцу по третьему адресу, либо сразу все отдал. Впрочем, ему это, в любом случае, не помогло.
Пристав невесело хмыкнул.
– Иголку в стоге сена искать прикажите, Софья Алексеевна?
– Ну почему же иголку? Булавку с бусинкой. Нам известно, что человек, совершивший оба убийства, обладает недюжинной силой, раз с таким боровом справился, – кивнула я на покойного. – И ростом высоким, чуть выше Осипова. В первую очередь, необходимо обратить внимание на окружение Иглы. Хотя, я сомневаюсь. Не стал бы он о мужчине в твидовом костюме трепаться, если бы был замешан. Зону поиска придется расширить…
Договорить я не успела. Хлопнула входная дверь и в комнату ворвалась рыдающая навзрыд девица.
Небесное создание, на вид было воздушнее облака. Румяное личико. Небрежно собранные светлые волосы. Белый полушубок из песца. Красивое платье из замши. Ботиночки на каблуках, насколько мне известно с недавнего посещения обувного бутика, последний писк парижской моды.
Упав, во всем этом великолепии, на колени перед покойным, она спрятала лицо у него в ногах и запричитала:
– Боренька, свет мой! Ненаглядный! Горе ж то какое! На кого же ты меня оставил? Одну-одинешеньку!
Пристав, первым придя в себя, такого безобразия терпеть не стал. Взял несчастную за плечи. Грубо поднял.
– Потрудитесь объясниться, барышня, вы кто такая будете и как здесь оказались?
– Я… я… – всхлипывала она, все никак не в силах успокоиться. – Я Боренькина невеста.
– Невеста Бориса Аркадьевича Хвалёнова? – на всякий случай уточнила я. Девица, переводя испуганный взгляд с Ермакова на меня, кивнула. – Но насколько нам известно, он был женат…
– Ах, это… Супружница Бореньки совсем плоха, – утирая слезы беленьким платочком, сообщила «невеста». – Со дня на день отойдет в мир иной. Горе такое. Боренька просил потерпеть, переждать. Бог им не дал детишек. А мы так любим… любили друг друга. Это трепетное чувство, оно сильнее нас. Он не мог… понимаете? Не мог развестись, рассказать. Человек… умирает.
Ну, тут все ясно. Мало того, что репортер с ворами делишки имел, он, к тому же, оказался тот еще сказочник.
Мы с Гордеем понимающе переглянулись.
– Извольте представиться.
По всей видимости, пристава мало впечатлили горькие слезы красавицы. Губы, по
