Девятый круг - Валерий Георгиевич Шарапов
– Кто в упомянутых подразделениях имеет вторую форму, помимо Лазаренко?
– Начальник отдела автоматики Мышковец Галина Сергеевна, Погодина Ирина – временно исполняющая обязанности начальника проектно-технологической группы, а также Голубева Лилия Михайловна – руководитель группы конструкторов.
«Одни бабы», – подумал Михаил. Эмансипация в СССР шла невиданными темпами. Женщины занимали те же должности, что и мужчины. Разве что в Политбюро их пока не пускали.
– Все остальные сотрудники имеют третью форму допуска, – закончил Богомолов. – У них свой узкий фронт работы – разработка отдельных узлов и механизмов. Если по какой-то причине требуются чертежи смежных элементов, составляется заявка в первый отдел, она рассматривается, и нужная документация предоставляется разработчику. Вам нужны подробности?
– Спасибо, не нужно. Зарплаты в учреждении, полагаю, невысокие?
– Как и везде, – директор сокрушенно развел руками. – Рядовые сотрудники получают максимум две сотни, начальники отделов, групп и секторов – 250–300. Лазаренко как ГИП зарабатывает на пару червонцев больше… Конечно, недостаточно. Большинство сотрудников – инженеры высокой квалификации, на таких людях держится вся отрасль, им могли бы платить и больше. Но в целом хватает, никто не жалуется. Бывают премии, в конце года – 13-я зарплата. Много ли надо советскому человеку?
О своей зарплате Глеб Илларионович деликатно промолчал. А советскому человеку, действительно, немного требовалось. Отдельная, пусть и небольшая, квартира, стабильная зарплата, покой в семье, а главное – уверенность в завтрашнем дне, что, в принципе, развитой социализм гражданам гарантировал. Жизнь застыла, экономика буксовала, вследствие чего почти не развивалась, продукты и товары народного потребления добывались с боем. И большинство населения это устраивало. Перемен и потрясений никому не хотелось.
– Последний вопрос, Глеб Илларионович, прошу прощения, что личный. Вы женаты?
– Безусловно. – Директор, как ни странно, заулыбался. – У меня замечательная супруга, мы четверть века живем душа в душу. Сыну 24, он офицер Тихоокеанского флота, живет с семьей во Владивостоке. Внучке Вареньке вчера исполнилось полгода…
– Рад за вашу семью, Глеб Илларионович. Семья – это главное. Не буду прощаться, еще увидимся.
– Владимир Ильич, к вам посетитель! – звучно сообщила внушительная дама с вавилонской башней на голове. Звучало неплохо. – Он из органов, – добавила дама на полтона ниже, смерила незнакомца взглядом и вернулась на рабочее место.
Дверь в кабинет осталась приоткрытой. На первый взгляд, режимное подразделение ничем не отличалось от обычного, если игнорировать откидную стойку на входе. Справа был проход, запираемый на шпингалет.
Женщина за стойкой сдвинула на нос очки, зафиксировала посетителя. За спиной осталась стальная дверь со сложными запирающими устройствами. Шкафы с картотеками, пара сейфов, рабочие столы.
Сотрудники работали. Оторвал голову от кипы бумаг молодой человек в сером джемпере, бросил «здравствуйте», снова уткнулся в работу.
Слева находилась еще одна дверь, запертая – видимо, проход в хранилище секретных материалов.
Начальник отдела сидел за столом в отдельном кабинете, просматривал бумаги. Он пользовался очками. Это был немолодой мужчина средних габаритов, неплохо сохранившийся – гладко выбритый, с густыми бровями, приплюснутым лицом – из тех, на лице которых не читаются эмоции. Он носил потертый шерстяной костюм. Галстук отсутствовал, но верхняя пуговица рубашки была застегнута.
– Добрый день, присаживайтесь, – мужчина поднялся, протянул руку. Предложенное удостоверение не только посмотрел, но и подержал – словно на ощупь проверил его подлинность. – Мне звонил товарищ Богомолов, сообщил, что в учреждении работает группа столичных товарищей. Чем могу?
– Визит вежливости, Владимир Ильич. Надолго не задержу. Проверка связана с гибелью вашего сотрудника Запольского.
– Да, это крайне неприятное событие. – Урсулович скорбно поджал губы, но выражение лица ни на йоту не изменилось. – Лично с товарищем Запольским мы пересекались нечасто, но он был грамотный специалист, добропорядочный член общества…
«… и примерный семьянин», – мысленно закончил за него Кольцов.
– Что-то не так с его смертью? – предположил Урсулович.
– Почему вы так решили?
– Молодой человек, я тридцать лет в органах. Коллективу сообщили, что это несчастный случай. Но вы бы тогда не пришли, верно?
– Верно, – согласился Михаил. – Есть основания считать, что Владимира Кирилловича убили.
– Вот как. – Урсулович нахмурился, еле уловимо шевельнулся, выказывая беспокойство. – Это связано со служебной деятельностью погибшего?
– Следственные органы это выясняют. Говорите, вы практически не общались?
– Это ни для кого не секрет. – Урсулович тщательно подбирал слова. Лично ему неприятности были не нужны. Отслужил свое, теперь бы до пенсии дотянуть в приличном учреждении на непыльной должности. К сожалению, должность эта подразумевала серьезную ответственность. – Подробности происшествия, разумеется, засекречены, товарищ майор?
– Да, Владимир Ильич. Специалисты во всем разберутся. Была ли это внезапная ссора, убийство из хулиганских побуждений или преступление с иными мотивами – говорить пока рано. Прошу простить, если я задам вам несколько неудобных вопросов. Вы увлекаетесь спортивной рыбалкой?
И снова от майора не укрылось, как службист вздрогнул. Но, в принципе, свои высокие имя и отчество он не позорил.
– Нет, рыбалка – не мое. Не вижу смысла смотреть часами на застывший поплавок. Я больше по грибам. Уехать в глушь, где нет никого, только твои разведанные места… – В голосе работника зазвучало что-то мечтательное. Но он вернулся на грешную землю: – Почему спрашиваете?
– Присоединяюсь к вашему увлечению, – усмехнулся Кольцов. – Давно здесь работаете?
– Три года. До этого проходил службу во втором отделе местного УКГБ. Завершил службу по выслуге лет, теперь возглавляю режимное предприятие. Если вы считаете, что это какая-то синекура…
– Боже упаси, Владимир Ильич. Четкая работа подобных структур – залог нашей безопасности, говорю это без всякой иронии. Личные дела сотрудников хранятся в отделе?
– Да. Мы ведем строгий учет и контроль. Это не что-то застывшее, в личные дела постоянно заносится свежая информация о сотрудниках. Поездки за границу, поощрения и порицания по работе, участие в нежелательных сообществах и организациях…
– Неужели кто-то участвует? Разве место таким сотрудникам в секретном учреждении?
– Понимаю вашу иронию. Вернее, не понимаю. – Урсулович как-то приосанился. – Мое мнение таково: идеологическая чистота напрямую связана с моралью и нравственностью. Не понимаю понятия «общечеловеческие ценности». Их придумали наши враги. Если человек совершает проступок, противоречащий нашим принципам, то он обязательно закончит скользкой дорожкой и предательством. В прошлом году был уволен один из сотрудников, некий Спирин. Рядился под добропорядочного советского инженера. Наши люди проявили бдительность, выявили, что он связан с так называемой Московской хельсинкской группой – уверен, вы слышали о такой антисоветской организации. Так называемая правозащитная деятельность. Полное извращение, выдумка буржуазии. Зачем нам правозащитные организации, если есть правоохранительные органы? Сигнал об этом ренегате ушел куда следует. Он тайно встречался со смутными личностями из Сибирского отделения Академии наук, получал от них
