Дэвид Дикинсон - Покушение на шедевр
— Да-да, конечно. — Пайпер почувствовал облегчение. По дороге в закрытый для обычной публики зал под самой крышей к нему вернулся его извечный оптимизм. Вынув из кармана огромную связку ключей, делец отпер дверь. За ней царила почти полная темнота. Темно-красные бархатные шторы, плотно задернутые, практически не пропускали лучей утреннего солнца с Олд-Бонд-стрит. Пайпер включил свет. В дальнем конце зала было что-то вроде алтаря — там, на большом мольберте, задрапированном бархатом, покоилось «Святое семейство» Хэммонд-Берка. Нежная игра освещения подчеркивала достоинства рафаэлевского шедевра, изначально предназначенного для того, чтобы украшать стены итальянской церкви, а теперь выставленного на верхнем этаже лондонского музея, дабы пленять американских магнатов, страдающих избытком долларов.
— Разве она не прекрасна? Разве не божественна? — прошептал Пайпер, искренне надеясь, что старосты Третьей пресвитерианской не стараются любой ценой следовать той из Божьих заповедей, которая предписывает не сотворить себе кумира и не изображать ни того, что на небе вверху, ни того, что на земле внизу. Мадонна глядела на младенца взором, полным самой обыкновенной материнской любви. Овцы задумчиво созерцали нечто, оставшееся за пределами картины. Агнец Божий, принявший на себя грехи мира, помилуй нас. Воды озера позади Святого семейства были спокойны, деревья на берегу отбрасывали на них длинные тени. Страшная ночь в Гефсиманском саду, Голгофа, гвозди распятия — все это было далеко в будущем. Пайпер ждал, что скажет Маккракен.
— Мистер Пайпер, — начал тот, — вы обещали показать мне кое-что выдающееся. И, видит Бог, вы не соврали. Она продается?
Пайпер медленно покачал головой. Он знал, что может содрать с миллионера кругленькую сумму прямо здесь же, не сходя с места. Но ему нужно было как следует помучить Маккракена. Миллионер должен был не спать ночами, думая о том, как овладеть этой картиной, как добиться того, чтобы перевезти это европейское чудо к себе за океан. Да, Маккракену придется нелегко. Но, однажды поддавшись соблазну и заразившись бациллой коллекционерства, он непременно вернется за новыми приобретениями.
— Я вынужден уступить ее другому, — грустно сказал Пайпер. — Поверьте мне, мистер Маккракен, если бы у меня была хоть какая-нибудь возможность отдать ее вам, я обязательно сделал бы это, особенно после того, как невольно обидел вас внизу.
— Восемьдесят тысяч фунтов, мистер Пайпер. Вот мое предложение. Восемьдесят тысяч. Наличными, а не ценными бумагами. Вы говорили, что Рафаэль из Национальной галереи пошел за семьдесят. Ни у кого не повернется язык сказать, что Уильям Маккракен предложил вам плохую цену.
— Поверьте, мне крайне неприятно вас разочаровывать, — ответил Пайпер, ломая руки. — Но все, что я могу обещать, — это поговорить с другой стороной, а затем связаться с вами.
— Вы можете сделать это сегодня? — Пайпер покачал головой. — А завтра? — Пайпер по-прежнему качал головой. — Ну хотя бы дня через два-три? — Но Уильям Аларик Пайпер оставался неумолим. Чем дольше Маккракен будет ждать, тем сильнее разгорится его желание обладать Рафаэлем и тем выше окажется вероятность грядущих продаж.
— Я выйду с вами на связь, как только смогу. Сейчас мне трудно сказать, когда именно это может произойти. Однако я постараюсь действовать как можно скорее.
Пайпер повернул выключатель и первым отправился вниз по лестнице. Свет в зале погас не сразу. Черты Мадонны еще долго виднелись в полумраке. Потом ее лицо и нимб вокруг головы окончательно исчезли из виду. Рафаэлево «Святое семейство» осталось ждать во тьме других паломников, готовых заплатить дань его неземной красоте.
7
Томас Дженкинс из Эмманьюэл-колледжа ждал Пауэрскорта на Оксфордском вокзале.
— Надеюсь, у вас крепкие ботинки, лорд Пауэрскорт, — весело сказал он. — Мы отправляемся на прогулку.
Пауэрскорт помнил, что Дженкинс обещал отвести его туда, где больше всего любил бывать Кристофер Монтегю. Он с опаской подумал, что его ждет полномасштабная экскурсия по самым древним колледжам или посещение обширного сада при какой-нибудь почтенной заплесневелой библиотеке.
Но Дженкинс повел его прочь из города. Они миновали железнодорожный мост, и перед ними открылся широкий простор. Эффектным жестом Дженкинс указал направо — туда, где высились городские здания.
— Вон они, стены иерихонские! А перед нами — Порт-Медоу, один из стариннейших уголков Оксфорда.
Фанфар Пауэрскорт не услышал. Зато увидел гигантское зеленое пастбище, по которому бродили коровы и дикие лошади. Слева, ярдах в двухстах от них, вилась между деревьями живописная речка.
— Это и есть самое любимое место Кристофера в Оксфорде, лорд Пауэрскорт, — сказал Дженкинс, указывая на Порт-Медоу. — Мы частенько гуляли здесь вдоль реки, а потом шли перекусить в старую гостиницу неподалеку — она называется «Форель».
— Давайте и сейчас поступим так же, — предложил Пауэрскорт. — Но почему тут до сих пор ничего не построили? — Любознательность на мгновение заставила его позабыть о нуждах расследования. К ним приблизился табунчик диких лошадей. Животные внимательно рассмотрели новоприбывших и потрусили обратно в луга.
— С десятого века почетные граждане Оксфорда имеют право пасти здесь свой скот, — гордо ответил Дженкинс. — И они пользуются этим правом по сию пору. Оно зафиксировано в «Книге судного дня»[15]. А еще говорят, что в бронзовом веке местные жители хоронили здесь своих мертвецов.
Дженкинс и Пауэрскорт перешли реку по древнему мостику. Вдоль берега в ожидании своих владельцев выстроились небольшие парусные яхты.
— Через несколько месяцев, — продолжал Дженкинс, — когда всерьез начнется зима, почти все эти луга окажутся под водой. Тут образуется что-то вроде огромного болота.
— Мистер Дженкинс, — сказал Пауэрскорт, проворно отступая в сторону, чтобы освободить дорогу группе из трех велосипедистов, — у меня сложилось впечатление, что во время нашего недавнего разговора в Лондоне вы не были со мной полностью откровенны. — Он сурово посмотрел на своего спутника. Дженкинс чуть покраснел и потупился.
— О чем это вы, лорд Пауэрскорт? Что конкретно вы имеете в виду?
Пауэрскорт слегка улыбнулся, услышав вопрос, сформулированный с такой академической дотошностью. Они уже вышли из-под деревьев. Хотя был уже конец октября, солнце припекало не по-осеннему.
— Конечно, может оказаться, что вы попросту не знаете ответов на мои вопросы. Но я в этом сомневаюсь. Так вот, «конкретно» меня интересуют два обстоятельства. Первое: собирался ли Кристофер Монтегю основать новый журнал, посвященный изящным искусствам? И второе: был ли у него роман с замужней женщиной, живущей в Лондоне? Я хотел бы, мистер Дженкинс… — Пауэрскорт остановился, чтобы завязать распустившийся шнурок. — Я хотел бы попросить вас обдумать ваши ответы. Мы поговорим об этом подробнее, когда доберемся до «Форели».
И Пауэрскорт бодро зашагал по тропинке, обогнав лениво ползущий по реке катер. Впереди показались развалины монастыря — красный кирпич увитых плющом стен прекрасно гармонировал с окружающим ландшафтом.
— Аббатство Годстоу, построено в двенадцатом веке, — недовольным тоном сообщил Дженкинс. — Здесь завершали свое образование девушки из благородных семейств. Сюда отправили возлюбленную Генриха Второго, и она умерла загадочной смертью. Вы же любите расследовать преступления, вот и возьмитесь.
Пауэрскорт рассмеялся.
— Незачем лезть так далеко в прошлое — мне вполне хватает и сегодняшних преступлений.
Он оглянулся на Порт-Медоу. Река змеей извивалась под плакучими ивами. Вдали четко вырисовывались в небе башенки Оксфорда. Над стенами иерихонскими возвышалась колокольня немыслимой красоты. Пауэрскорту стало ясно, почему это местечко обладает такой притягательностью.
У пива был фруктовый привкус. Дженкинс и Пауэрскорт сидели в саду «Форели», у самой воды. Интересно, подумал Пауэрскорт, одобрил бы этот напиток Джонни Фицджеральд? Впрочем, он не так хорошо разбирался в сортах пива, как в винах.
— Итак, к делу, мистер Дженкинс, — начал Пауэрскорт. — Я честно предупредил вас. Вы сказали мне, что не имеете ни малейшего понятия о том, над чем он работал перед гибелью. По-моему, он писал статью о подделках. Она была предназначена для нового журнала, который он собирался издавать. Уж наверное, вы кое-что об этом знали?
Томас Дженкинс как следует отхлебнул из стакана.
— Ну… — сказал он и умолк. Пауэрскорт посмотрел в карие глаза Дженкинса, и ему почудилось, что его собеседник что-то скрывает. — Кристофер вечно толковал о каких-то новых журналах. Но из этого никогда ничего не выходило.
