Вениамин Кожаринов - Завещание барона Врангеля
— Это для меня — тайна, — Виннер был неподдельно искренен.
— Вот как! Разве не вы докладывали ему о приведении приговора в исполнение?
— Конечно нет, сударь! — отвел подозрения полковника бывший фельдъегерь.
— М-да, ничего не понимаю… Так кто же посылал вас на кухню?
На губах Виннера появилась странная усмешка. Он сунул руку в карман и вынул на свет блестящую серебряную монетку…
— Что такое? — удивлению полковника не было конца: аналогичную монету обронил на плато загадочный мусульманин — турок, принесший яд повару Джани-аги. — Хм, этот десятипснсовик не так уж безобиден?
— Вы правы, сударь. Эта монета — знак масонства.
— Вы масон?
— Да, я член масонской ложи «Святого Георгия», что в Шотландии.
— Теперь понимаю… Вы действовали по приказу организации!
— Прошу вас, сударь, поверьте: я не знал, чей приказ выполняю. Он поступил ко мне анонимно. Я не был готов к такому повороту событий. Ведь генерал Дибич взял меня в переводчики к императору так внезапно!
Прозоров подозрительно покосился на Виннера. Уж не хочет ли он припутать к этому делу начальника Главного штаба?
— Вам известно, чем его превосходительство мотивировал свой выбор?
— Нет. Мне сказали об этом в день отъезда.
Прозоров спрятал наконец пистолет за пояс и запахнул макинтош.
— Значит, связь с Мэквиллом — простая случайность? Он попросил вас доставить письмо в Лондон, и только?! Но почему за последнюю неделю вы встречались трижды?
— Сударь, мы общались с ним и прежде. Я служу в России шесть лет, а доктор приехал сюда сравнительно недавно. Я рассказывал ему о Петербурге: здешних обычаях, нравах. Но только на днях мне стало известно, что он — в одной со мной ложе… Я не мог отказаться и не взять письма!
Прозоров достал свой десятипенсовик, подкинул его кверху и на лету поймал.
— А знаете, Виннер, кто-то очень недурно придумал с паролем… Георг умер не так давно, и деньги с его изображением еще в ходу. Ваше счастье, что вы мало знаете! Советую вам, по приезде в Лондон, помалкивать о нашей встрече. В противном случае ваши хозяева узнают о том, что свидетель преступления проболтался.
Прозоров покидал судно в хорошем настроении. Правда, в истории с Виннером осталась одна загадка: кто надоумил Дибича заменить Треймана на Виннера? Сам начальник Главного штаба решил произвести такую рокировку? Не резонно… Прозоров был почему-то уверен, что и здесь не обошлось без Мэквилла. Однако доктор не имел контактов с Дибичем. Через кого он действовал?..
Петергоф, 15 июля 1827 г.
Появление полковника Главного штаба сначала в Таганроге, а потом и в Чуфут-Кале не столько обеспокоило, сколько озадачило Мэквилла. Ему казалось, что разгадка тайны подмены сосуда исключена. Разве что сама императрица проболталась? Но этого Мэквилл не мог допустить при самой буйной фантазии. Кто же? Кто открыл полковнику лазейку? Неужто император? Но он был далек от тех событий… Впрочем, сам доктор только догадывался о глубинных причинах таганрогской трагедии. Корни ее были в Лондоне. И кто бы нынче в Петербурге ни захотел нарисовать полную картину смерти Александра — ему будет недоставать «лондонского звена». А Лондон далеко…
Мэквилл сожалел, что согласился отправить Виннера восвояси. Лучше было бы избавиться от неугодного свидетеля здесь, в Петербурге. Но Виннер был племянником какого-то функционера в Адмиралтействе…
Депеша, полученная доктором из Лондона, требовала от него новых действий. Теперь уже возвращение самого Мэквилла на родину зависело от выполнения этого приказа. Лондон требовал от него почти невозможного. Но ситуация вокруг Греции складывалась таким образом, что военное столкновение Англии. Франции и России с Турцией было почти неизбежным. Каннинг хотел усидеть на двух стульях одновременно. С одной стороны, он подписал секретную статью Лондонской конвенции, согласно которой — если Турция не откажется от военной акции против греков — державы «коалиции» должны были силой отогнать флот султана от берегов древней Эллады. И все же Каннинг надеялся на какое-то чудо… Глава Форин-офиса полагал, что Россия в конце концов воздержится от военного конфликта с Турцией. В Петербурге, очевидно, помнят, что начатая против турок в 1806 году война затянулась на шесть лет. Но, может быть, пережив потрясение от внутреннего заговора, Николай хочет испытать себя на врагах внешних? Верно, Николай, устами графа Нессельроде, настоял на подписании «секретной статьи». Но ведь можно и отказаться от нее! Видимо, Каннинг надеялся именно на это, когда через своего верного друга Уилсона решил поручить Мэквиллу новое и весьма сомнительное задание.
…Сегодня Мария Федоровна выглядела значительно хуже, чем во все предыдущие дни. Букли висели у нее за ушами, как свернувшиеся пожухлые листья. Кожа императрицы не впитывала в себя крем и румяна — они лежали у нее на щеках этакими «яблоками», как у бродячих клоунов. А красная роза на платье!.. Мария Федоровна напоминала «старую кокетку» Строцци. Видела ли она в Эрмитаже эту картину? Наверное, нет.
На сей раз Мэквилл был принял в парадной зале. Несмотря на светлое время суток, шторы на окнах были опущены, а все свечи на люстрах и канделябрах запалены. Императрица сидела на маленьком диванчике, облокотившись о горку подушек. На ней было строгое бархатное платье, в руках — веер, столь знакомые доктору по прежним встречам, и книга с перламутровой закладкой между страницами.
Мэквилл трусил и в то же время был готов к единоборству. Он понимал, что в случае неудачи с него спросится на этом свете. Внутреннее превосходство было на его стороне.
Пересиливая страх, Мэквилл ринулся в атаку:
— Ваше величество, сегодня я пришел к вам отнюдь не как доктор… — Он с достоинством поклонился, прервав фразу.
— В таком случае, сударь, мне придется выдержать правило частного визита. В вашем распоряжении считанные минуты!
Мэквиллу показалось, что старуха втайне злорадствует над ним.
— Ваше величество, я хотел бы первым делом поблагодарить вас за «надворного советника». А заодно полюбопытствовать, какова дальнейшая судьба есаула, внезапно нарушившего наше с вами спокойное существование?
Императрица пропустила последний вопрос мимо ушей.
— Вы благодарите меня за награду, и мне остается лишь радоваться собственному великодушию. Нет ничего проще, доктор, как осыпать кого-либо милостями. Право, это ничего не стоит!
Мария Федоровна ожидала от Мэквилла новых вопросов, но доктор многозначительно молчал.
— Ах, да, вы вспомнили о несчастном! Стоит ли он вашего беспокойства… Есаул под надежным оком. Но кто устережет самих сторожей? — почти с библейской философичностью спросила Мария Федоровна то ли Мэквилла, то ли себя.
Смиренно наклонив голову, доктор вкрадчиво произнес:
— Ваше величество, вы давеча верно замечали, что у всякой тайны — две правды. Ведомо ли вам, что Россия и Турция приближаются к опасной черте? Начинать войной царствование — добрый ли знак для нового монарха!
— Вы шутите?! — Мария Федоровна вздрогнула всем телом. Книга выскользнула у нее из рук и упала на пол.
Мэквилл поспешил ей на помощь.
— Отнюдь, ваше величество. Я лишь сообщаю вам как другу то, что завтра станет уделом поля брани.
— Война? Разве ссора вокруг Греции еще не улажена? Герцог обещал действовать с нами заодно. Я верю сэру Уилсону: он подтвердил, что отныне Веллингтон — друг России.
Мэквилл подивился наивности императрицы.
— Это так, ваше величество. Но греки не хотят платить туркам дань за ранее вложенные в их страну турецкие капиталы. Султан требует хотя бы частичного возмещения… Конечно, Англия верна своим обязательствам: генерал Черч надежно защищает Афины. Кроме того, мы предоставили грекам два займа и признали за ними право «воюющей стороны». Вопрос нынче, в том, кто в конечном счете воспользуется привилегиями победителя восстания? Английский кабинет готов и впредь поддерживать Ипсиланти и Маврокордато, но он столь же рьяно выступает против партизанской черни! Австрия и Пруссия не хотят войны с турками. Стоит ли его величеству разрушать Священный Союз ради призрачных надежд победить султана? Одна война породит другую. Восток будет надолго охвачен пожаром междоусобиц.
Императрица с трудом распрямила спину, желая придать своему телу величественную осанку.
— Кто вы? — произнесла она строгим голосом.
— Бывший врач королевского флота…
— Я не о том! — оборвала Мэквилла старуха.
Мэквилл понял, чего она от него добивается.
— Как гражданин своего отечества, я вправе болеть за него, ваше величество. Россия и Англия в равной степени желают свободы грекам. Однако еще раз подчеркиваю, если Николай Павлович хочет единолично решить судьбу Греции… Сэр Уилсон категорически против такой политики!
