Роберт ван Гулик - Ночь в монастыре с привидениями
Следующая композиция была еще более жутким зрелищем: забрызганные кровью, в старинных доспехах черти применили свои боевые топоры для рубки на мелкие кусочки двух обнаженных грешников. От мужчины оставались только ягодицы, а женщине с головой на плахе отрубали руки…
Ускоряя шаг, судья сказал своему соратнику:
— Я потребую от настоятеля убрать женские статуи. И без их наготы картина достаточно мерзкая. Подобные непристойности неуместны в официально признанных государством культовых помещениях.
Дойдя до конца галереи, они обнаружили, что дальняя дверь приоткрыта. Довольно крутой лестничный пролет привел их в обширную квадратную комнату.
— Сейчас мы на первом этаже Северо-западной башни, — пояснил Цун Ли,
— Если я не забыл плана моего отца, эта дверь выходит на лестницу, которая спускается к склепу.
Тао Ган попытался открыть замок, но он не поддавался.
— Совсем заржавел, — заметил он, — Давненько его не касались. Но через несколько минут раздался громкий щелчок, и Тао Ган толкнул тяжелую дверную створку.
Взяв фонарь в руки, судья осторожно спустился по неровным ступенькам. Он насчитал их тридцать перед поворотом направо. Еще тридцать, на этот раз вырубленных в самой скале, подвели к тяжелой двери, запертой тяжелой цепью и замком. Прижавшись к каменной стене, он пропустил вперед Тао Гана.
Когда наконец тому удалось отомкнуть цепь, судья прошел вперед, но хлопанье крыльев заставило его стремительно отступить, а над его головой пронеслось что-то черное.
С отвращением он пробормотал:
— Только летучих мышей не хватало!
Он вошел в склеп и поднял фонарь. Не произнося ни слова, трое замерли перед фантастической картиной.
Центр небольшой восьмиугольной комнаты занимало возвышение, сооруженное из позолоченного дерева. Оно поддерживало покрытый красным лаком большой жреческий престол, на котором восседала сморщившаяся мумия в праздничном платье из золотой парчи. Над побуревшим лицом возвышалась золотая тиара, почти неразличимые на лице мумии глаза, казалось, с любопытством уставились на прибывших. Левая рука странной фигуры пряталась под пелериной из алого шелка, а правая между пальцев, похожих на когти некоего мифического зверя, держала длинный жезл.
Судья низко поклонился, его примеру последовали оба спутника. Фонарь осветил тщательно отполированные стены, украшенные красивыми иероглифами из золотого лака. У дальней стены стоял большой красный сундук, запертый на медный замок. Другой обстановки не было, но пол был покрыт плотным ковром из золотистой шерсти с синими даосскими символами. Поразительны были чистота и сухость воздуха.
Трое медленно обошли помост. На фонарь наталкивались летучие мыши; судья отгонял их, и Цун Ли, невольно понижая голос, спросил:
— Откуда они здесь взялись?
Судья показал на два отверстия в своде.
— Эти отверстия — вытяжные, — пояснил он, — Ваше стихотворение о двух настоятелях не соответствует действительности: червей здесь нет, воздух слишком сух. Вместо червей вам бы следовало говорить о летучих мышах. Кстати, о чем вас заставляет вспомнить последнее слово?
— О котах!
— И вроде бы Нефритовое Зеркало их немало изобразил. Открой-ка этот сундук, Тао Ган. В нем должны храниться картины старого настоятеля, не вижу, где еще они могли бы быть.
Тао Ган сорвал замок. Сундук был заполнен свитками. Помощник извлек и развернул несколько из них. Два он протянул своему хозяину.
— Вот еще портреты серого кота, ваше превосходительство.
Судья взглянул на них. На одном кот катал моток шерсти, на другом лапой пытался поймать бабочку. Внезапно судья нахмурил брови. Задумавшись на мгновение, он с удовлетворенным видом протянул обе картины Тао Гану:
— Ты можешь их вернуть на место, другого доказательства мне не надо. Нефритовое Зеркало был убит.
Цун Ли и Тао Ган попытались его расспрашивать, но судья не слушал их:
— Поторопись закрыть сундук, мы отправимся к убийце и заставим его признаться в своем преступлении!
Бросив последний взгляд на пергаментное лицо, судья еще раз склонился перед останками и направился к лестнице.
— Покои отца настоятеля расположены над входом в святилище, не так ли? — спросил он Цун Ли, преодолевая первые ступеньки.
— Действительно, благородный судья. Если мы вернемся в Северо-западную башню, нам надо будет пройти коридором налево, и мы окажемся у него.
— Ведите меня. А ты, Тао Ган, беги по Галерее ужасов к храму. Там, в боковой часовне, ты увидишь прямо перед алтарем последнее изображение кота. Сними его, разбуди одного из монахов и прикажи ему сопровождать тебя до покоев настоятеля обычным путем.
В полном молчании поднялись они по лестнице. Добравшись до Северо-западной башни, Тао Ган пошел дальше прямо, а Цун Ли и судья свернули налево. Сквозь закрытые ставни слышался свист бури, со двора донесся звук разбитой черепицы.
Поэт заметил:
— Ветер сорвал с крыши несколько черепиц. Значит, скоро буря закончится. Они и начинаются, и заканчиваются особенно сильными порывами ветра.
Проходя мимо массивной двери, он добавил:
— Если не ошибаюсь, мы находимся позади самой комнаты настоятеля, а это служебный выход.
Судья сильно стукнул по двери, прижал ухо к полированному дереву и услышал шаги. Он постучал еще раз. В замке повернулся ключ, и дверь приоткрылась. Из-за нее выглянуло искаженное страхом лицо.
Глава 13.
Против священнослужителя выдвинуто тяжкое обвинение; давно умерший кот дает свои показания
Истинная Мудрость явно испытал облегчение, узнав посетителей. Напряженное лицо расслабилось, и он спросил, правда, все еще слегка дрожащим голосом:
— Чему обязан чести…
— Войдем! — прервал его судья, — Мне надо кое-что вам сообщить.
Настоятель провел их в библиотеку. В воздухе стоял густой аромат, который распространяла стоявшая на круглом столике древняя курильница. Судья сразу же узнал его… Истинная Мудрость предложил гостю просторное кресло, а сам сел за стол; Цун Ли устроился на стоявшем рядом с окном стуле. Настоятелю явно было трудно разговаривать. Очевидно, он только что испытал потрясение, от которого еще не пришел в себя.
Судья откинулся на спинку кресла. Присмотревшись к измученному лицу своего хозяина, он сказал благожелательно:
— Тысячу раз прошу прощения у вашего преосвященства, что так поздно его обеспокоил. Так поздно.., или так рано, ибо уже вскоре рассветет! Но вы еще на ногах и одеты. Вы кого-то ждали?
— Нет, я слегка вздремнул в кресле в моей комнате. Осталось недолго до заутрени, и я счел ненужным ложиться на столь короткое время. Но почему вы постучали в заднюю дверь, благородный судья? На мгновение мне показалось…
— Что старик настоятель вышел из своего склепа? Увидев ужас на лице своего собеседника, судья поспешил добавить:
— Но это невозможно… Могу вас заверить, он мертв. Только что я побывал у него.
Вполне овладев собой, Истинная Мудрость выпрямился и сухо спросил:
— Вы проникли в склеп? Разве я вас не предупредил, что в это время года…
— Конечно, — остановил его судья. — Но я счел необходимым посмотреть оставленные вашим предшественником бумаги. А теперь, пока память о том, что я увидел, еще свежа, хотел бы уточнить некоторые подробности. Вот почему я осмелился вас потревожить в столь поздний час. Перенеситесь же мысленно в последний день, проведенный на этой земле Нефритовым Зеркалом. В трапезной вы завтракали в его обществе. А раньше в тот день вы его видели?
— Только на заутрене. Нефритовое Зеркало сразу же удалился в свою библиотеку, то есть как раз в ту комнату, где мы сейчас с вами находимся. Эти покои всегда предназначаются настоятелю.
— Ясно.
Судья обернулся к трем высоким окнам.
— Предполагаю, они выходят на центральный двор?
— Да. Днем эта комната великолепно освещена. Поэтому мой предшественник любил здесь рисовать. Живопись была его единственным отдыхом, благородный судья.
— Весьма почтенное занятие, — ответил начальник уезда и, чуть подумав, добавил:
— Кстати, во время нашей маленькой беседы в приемном зале какой-то актер открыл дверь и сразу же исчез, что побудило вас высказать наблюдение о беззастенчивости этих людей. Вы успели разглядеть его лицо?
— Нет.., впрочем, да. Это был Мо Моте.
— Благодарю вас.
Судья неторопливо погладил бороду. Наступило затянувшееся молчание. Казалось, что обеспокоенность настоятеля еще больше возросла. Цун Ли нетерпеливо ерзал на своем стуле. В полной неподвижности судья прислушивался к шуму дождя, хлещущего по ставням.
Постучав, вошел Тао Ган и протянул судье небольшой свиток.
Развернув картину, судья Ди положил ее перед настоятелем:
— Не это ли последняя работа Нефритового Зеркала?
— Действительно. После полуденной трапезы мы вернулись сюда выпить по чашке чая, а затем он меня отпустил, сказав, что после полудня займется портретом своего кота, который сидел на этом столике. Я не задерживался, хорошо зная, что Нефритовое Зеркало любит работать в одиночестве. Уходя, я видел, как он кладет лист бумаги на этот стол и…
