Коглин - Деннис Лихэйн
— Стойкости? — Коннор издал смешок. — Я слепой.
Эллен, стоявшая у окна, перекрестилась.
— Слепой, — шепотом повторил Коннор.
Томас не смог придумать ответа. Может быть, это и есть истинная цена семейной жизни — неспособность избавить от боли тех, кого любишь. Высосать эту боль из их крови, их сердца, их головы. Ты держишь их на руках, кормишь, строишь планы относительно их будущего, а мир всегда готов вонзить в них зубы.
В палату вошел Дэнни. Застыл столбом.
Томас ни о чем не успел подумать, но мгновенно понял — Дэнни прочел в их глазах: они винят его, Дэнни.
Что ж, разумеется. Кого же еще винить?
И даже Джо, который всегда боготворил Дэнни, теперь смотрел на него смущенно и враждебно.
Томас решил говорить просто и прямо.
— Твой брат вчера вечером ослеп. — Он поднял руку Коннора к своим губам и поцеловал ее. — Во время беспорядков.
— Дэн? — позвал Коннор. — Ты?
— Это я, Кон.
— Я слепой, Дэн.
— Знаю.
— Я тебя не виню, Дэн. Не виню.
Дэнни опустил голову, плечи у него задрожали. Джо отвернулся.
— Нет, не виню, — повторил Коннор.
Эллен пересекла комнату, приблизилась к Дэнни, глядя на него в упор, и дала ему пощечину. Он сморщился; Эллен еще раз ударила его по щеке.
— Убирайся, — прошептала она. — Убирайся, ты… большевик. — Она указала на Коннора: — Это сделал ты. Ты. Убирайся прочь.
Дэнни взглянул на Джо, но тот отвел глаза.
Он посмотрел на Томаса. Томас встретился с ним взглядом. Покачал головой и отвернулся.
Вечером того же дня Гвардия штата обстреляла четырех человек на Джамайка-плейн. Один погиб. Десятый полк вычистил игроков в кости из парка Коммон и под прицелом провел их по Тремонт-стрит. Собралась толпа. Были произведены предупредительные выстрелы. Пытаясь вызволить одного из игроков, какой-то мужчина получил огнестрельное ранение в грудь. В этот же вечер он скончался.
В остальных районах города было спокойно.
Следующие два дня Дэнни провел, стягивая подкрепления. Его лично заверили, что профсоюз телефонистов и телеграфистов готов в самое ближайшее время отказаться от выхода на работу. В том же самом его уверили в профсоюзе барменов, в профсоюзном объединении еврейских коммерсантов, в профсоюзе вагоновожатых и профсоюзе машинистов. Впрочем, пожарные не согласились ни встретиться с ним, ни перезвонить ему.
— Я попрощаться пришел, — сказал Лютер.
Нора отступила от двери:
— Заходи, заходи.
Лютер вошел:
— А Дэнни где?
— Он в Роксбери на собрании.
Лютер заметил, что она в пальто:
— Ты тоже туда?
— Туда. Боюсь, там все не очень хорошо обернется.
— Давай провожу.
Нора улыбнулась:
— Было бы очень приятно.
Пока они шли к станции надземной дороги, на них многие пялились: как же, белая женщина вместе с черным мужчиной шагают по Норт-Энду. Лютер подумывал приотстать от нее на шажок, чтобы казалось, будто он ее лакей или еще кто-нибудь в таком роде, но тут он припомнил, зачем возвращается в Талсу, какая тут главная причина, и пошел с ней рядом, высоко подняв голову.
— Значит, возвращаешься, — произнесла Нора.
— Да. Надо мне. По жене скучаю. И ребенка своего хочу увидать.
— Но это опасно.
— Да что нынче не опасно? — заметил Лютер.
Она слегка улыбнулась:
— И то верно.
Когда поезд надземки проезжал эстакаду, снесенную в свое время паточным потопом, Лютер невольно напрягся. Эстакаду давно восстановили и укрепили, и все равно Лютеру каждый раз было тут не по себе.
Ну и годик! Проживи Лютер еще дюжину жизней, доведется ли ему когда-нибудь увидеть такое? Он ведь как раз за безопасностью и приехал в Бостон, но сейчас мысль об этом была смешна: ну да, как же, хороша безопасность — от Эдди Маккенны до первомайских бунтов и полицейской забастовки; похоже, самый что ни на есть небезопасный город из всех, в каких ему в жизни довелось побывать. Американские Афины, как же! Эти чокнутые янки ведут себя так, что Лютеру хотелось переименовать город в Американскую Психушку.
Он заметил, что Нора улыбается ему из своего отделения для белых, и прикоснулся к краю шляпы. Она шутливо ему отсалютовала. Эта девочка просто клад. Если Дэнни не сваляет дурака, он до старости будет дико счастлив. Так с виду не скажешь, чтобы Дэнни хотел это дело профукать, штука просто в том, что он все-таки мужик, а никто лучше Лютера не знает, как мужик способен лезть на рожон, когда то, чего он (якобы) хочет, противоречит тому, что ему (на самом деле) необходимо.
Поезд катил по городу — городу-призраку — среди пепла и стеклянных осколков. На улицах никого, кроме Гвардии штата. Всю ярость двух последних дней загнали в бутылку и заткнули пробкой. Конечно, сделали свое дело пулеметы, Лютер не сомневался. Только, может, в конце концов сказалось и желание позабыть все это? Может, каждый проснулся этим утром пристыженный и усталый? Может, поглядев на эти пулеметы, все в глубине души облегченно вздохнули?
Они вылезли из поезда на Роксбери-кроссинг и пешком двинулись к Фэй-холлу.
Нора спросила:
— А как Жидро отнеслись к тому, что ты уезжаешь?
Лютер пожал плечами:
— Они понимают. Сдается мне, Иветта ко мне привязалась чуток побольше, чем рассчитывала, так что ей нелегко, но они все понимают.
— Сегодня уезжаешь?
— Завтра, — ответил Лютер.
— Пиши.
— Есть, мэм. А вы подумайте насчет того, чтобы заглянуть в гости.
— Обязательно скажу ему. Я не знаю, что мы теперь будем делать, Лютер. Правда не знаю.
Лютер глянул на нее, подбородок у нее чуть подрагивал.
— Думаешь, не получат они назад свою работу? — спросил он.
— Я не знаю. Не знаю.
В Фэй-холле поставили на голосование вопрос, оставаться ли в составе Американской федерации труда. В пользу этого решения проголосовали 1388 человек, против — 14. Провели второе голосование: продолжать ли забастовку. Эта тема вызвала немного больше споров. Из зала Дэнни спрашивали, сдержит ли Центральный профсоюз свое обещание касательно стачки солидарности. Один коп заметил, что пожарные увиливают от прямого ответа. Они страшно злятся из-за ложных вызовов, которые поступали во время беспорядков, к тому же Бостонское пожарное управление объявило набор добровольцев взамен тех, кто может забастовать. В результате явилось вдвое больше, чем рассчитывали.
Дэнни звонил в офис Ральфа Рафельсона, оставил ему две телефонограммы с просьбой явиться в Фэй-Холл, но пока от того не поступало никаких известий. Он поднялся на трибуну.
— Бостонский центральный профсоюз до сих пор пытается
