Крик филина - Валерий Георгиевич Шарапов
– Документы принесли, – поспешил сообщить Журавлев, уважительно разглядывая из-под опущенных век орден Ленина и сияющую Золотую звезду Героя на новеньком кителе танкиста.
Филимонов криво оскалился одной стороной лица. Уродливая улыбка эта вышла настолько мерзкой, что заставила Илью внутренне содрогнуться. Но он тут же собрался; наглядевшись на войне и на такое, в душе он принял эту маску как должное и неожиданно проникся к герою самой настоящей жалостью.
– Вот, – протянул он бумажник, – проверьте, все ли на месте.
Филимонов аккуратно повесил фуражку на вешалку, принял у Ильи бумажник, развернул и мельком взглянул на корешки торчавших документов.
– Спасибо товарищи. – Он приложил правую, обожженную ладонь с бугристыми морщинистыми комками красной кожи к груди, чуть пониже блеснувшей звезды. – Вот от души, честно. Мне даже не так было жаль документов, как часов… все-таки подарок от Рыбалко. Мы в тот день такую бойню под Масловкой учинили, что мама не горюй. Я на своем танке пять немецких «пантер» подбил, три гаубицы, бронемашину. А уж сколько пехоты передавил, одному танковому богу известно. Да чего я вам это говорю, вы и сами знаете все не хуже меня, сами небось воевали. Спасибо. Я бы вас в дом пригласил, да мы вот с Ольгой идем в ресторан, день рождения у нее сегодня. Вы уж извините за мое вынужденное негостеприимство.
– Да чего там, – легкомысленно махнул рукой Журавлев и собрался уж было уходить, но его бесцеремонно оттер в сторону Орлов, которому, похоже, надоело быть сторонним наблюдателем. Капитан, словно невзначай, поинтересовался, глядя на танкиста с простодушной улыбкой:
– А поделитесь-ка, товарищ Филимонов, зачем это ваши кореша палец известному карманнику отрезали?
– Да какие они мне кореша, – хмыкнул сдержанно офицер; на его лице не дрогнул ни один мускул: то ли он побоялся вновь напугать пришедших своим видом, то ли давно ожидал подобного вопроса. – Выпивали на днях в «зоопарке», ну там, где огороженная пивная у реки, я и поделился с собутыльниками, что у меня украли часы. Они, конечно, возмутились и обещали разыскать ворюгу… Если вы желаете знать мое мнение, я вообще этому сучонку руку бы отрубил – и не охнул. Нет у меня жалости к таким типам! У Героя Советского Союза украсть часы, подаренные командующим, – это выше моего понимания. Ладно там деньги, дело наживное, но часы…
– Да я это так спросил, – неожиданно стушевался Орлов, – без обиды.
Филимонов взглянул на его грудь, украшенную двумя орденами Отечественной войны первой и второй степени, на наградную планку, означавшую, что капитан милиции, бывший, судя по зеленой фуражке, раньше пограничником, имеет четыре медали, на красную нашивку за легкое ранение и сочувственно сказал:
– Смотрю, капитан, тебя жизнь тоже потрепала.
– А кого она нынче не потрепала? – в свою очередь спросил Орлов и тяжело покрутил шеей, как будто ему стал тесен ворот гимнастерки. – Слышь, Филимонов, приходи к нам в угро работать. Вместе мы с ними быстро разберемся. Я же вижу по твоему новенькому кителю: ты был участником Парада Победы в Москве.
– Нет уж, увольте! – наигранно воскликнул Филимонов. – Повоевал, будя с меня, успел всякого наглядеться. Теперь желаю мирной жизни, отдохну чуточку и буду осваивать мирную профессию. Может, пойду учиться на учителя истории: уж больно меня наша история интересует. А может статься, пойду учиться на врача. Оля, вон, в госпитале медсестрой трудится, будем вместе людей лечить. А бандиты – это не для меня. Минутку, мужики, – он вдруг спохватился, круто повернулся на каблуках и ушел в глубь квартиры. Вскоре вернулся с красивой бутылкой в руках. – Армянский коньяк. – Филимонов торжественно протянул подарок Орлову.
– Выпейте за меня. Сослуживцы подарили, говорят, очень хороший. Если не брешут, то такой коньяк генералиссимус Сталин отправлял в Англию ихнему премьер-министру Черчиллю.
– Неожиданно, – честно признался Орлов, с любопытством разглядывая яркую этикетку и, прежде чем сунуть бутылку в просторный карман галифе, довольно хохотнул: – Выходит, не зря мы сюда приезжали!
Мужчины крепко пожали друг другу руки и пошли вниз. А чуть замешкавшийся Журавлев доверительно поделился с Филимоновым планом предстоящей операции. Чтобы геройский танкист знал, что они тоже не лаптем щи хлебают, а продолжают и в мирное время сражаться, на этот раз с бандитами.
– Сегодня ночью поедем с автоматчиками в Инжавино банду брать. Чтобы разом покончить с грабителями и налетчиками. Так что в скором времени мы их начисто искореним как социально опасный элемент.
Но Филимонов отнесся к его словам без должного почтения, как видно посчитав их самонадеянной похвальбой. Поглядев на Илью с большим интересом, он тем не менее ответил вразрез своим мыслям:
– Ой, сомневаюсь я, ребятки, что у вас так скоро выгорит это дело.
При этом уголки его плотно сжатых губ дернулись в едва заметной улыбке.
Глава VII
В этот поздний вечер возле четырехэтажного здания Управления НКВД, как всегда, стоял пустой автобус ЗиС-8 для выезда оперативной группы, а в зарешеченном окне первого этажа привычно горел тусклый свет одинокой лампы на столе дежурного.
Чуть вдалеке, там, где проходила центральная улица, светились на редких столбах желтые фонари. В старом парке с высокими могучими тополями стояла обволакивающая тишина: стая грачей, жившая в раскидистых кронах не первый год, уже спала.
Никому бы даже и в голову не пришло, что в это время в парке в густой тени деревьев стояли четыре полуторки, в кузовах которых находилась рота автоматчиков. Солдаты сидели в молчаливой сосредоточенности, терпеливо дожидаясь команды следовать в лесной массив Инжавинского района, где должна была состояться операция по окружению и уничтожению банды налетчиков. Облава готовилась с соблюдением всех мер секретности: под покровом ночи скрытно подобраться к месту расположения бандитов, обложить их, как хищных волков, и полностью уничтожить.
На втором этаже управления, в отделе по борьбе с бандитизмом, в который уже раз с особой дотошностью сверяли план предстоящей операции, чтобы исключить возможные накладки.
– Взвод лейтенанта Худякова добирается до квадрата номер пятьдесят пять на поезде, – говорил капитан Ханин, нещадно дымя папиросой; он в несколько затяжек нервно искуривал до мундштука одну и тут же совал в рот новую.
– На первом же полустанке он вытуривает с крыши всех пассажиров, загоняет их в вагоны, чтобы никто случайно не пострадал от металлического троса. А как только в означенном квадрате появляются бандюганы, тотчас открывает по ним стрельбу на уничтожение. Я со своей ротой действую по внешнему периметру: окружаю место, где эти сволочи грабят людей, ну и – дальше по плану… – Он сжал пальцы
