Бретёр - Юлия Юрьевна Яковлева
— Я сам в солдатах был. С Алесан Васильичем ходил. Списали по ранению.
Мурин догадался, что «Алесан Васильевичем» был легендарный теперь Суворов. С бывшим солдатом он не чувствовал того стеснения, что с обычными людьми, говоря о ранении, о войне, и ответил:
— В деле под Тарутином.
Швейцар кивнул, подошел к Мурину, спокойно забрал у него из рук кивер. Обнял за талию:
— Жизнь копейка. Что с нашим братом делает. Пошли, ваш блародие.
Они, пыхтя и отдуваясь, повлеклись наверх. Швейцар был немолод, Мурину было совестно наваливаться, но ничего поделать он не мог.
— Отдохнем, браток, — сказал Мурин на лестничной площадке бельэтажа.
Они привалились к перилам.
— Вот же ш, — швейцар помотал головой насмешливо, но словно бы извиняясь. — Рухлядь я какая. Раньше бы галопом взлетел.
— Так и я бы раньше — взлетел, — заметил Мурин.
Оба посмеялись, выражая снисходительность к собственной физической слабости.
— Зато есть что вспомнить, — заметил Мурин.
Швейцар скептически хмыкнул, огладил бороду:
— Только не больно хочется. Живой — и слава богу.
И сменил тему:
— Дружок ваш, в третьем этаже который, поди дрыхнет еще.
Мурин открыл было рот, чтобы поправить, но спохватился, что-то его остановило. Швейцар продол-жал:
— Камердинера его нет. Он только к полудню явится. Барин уж если загудит, то раньше полудня не встает. Да я вам дверь отопру. Сами решите, будить вам вашего товарища или обождете, пока продрыхнется. Там его уж дожидаются.
— Как? Кто ж? Зачем?
— Так ведь и вы мне отчета не дали, — опять ухмыльнулся швейцар.
«А он тот еще плут», — понял Мурин. Швейцар отнюдь не был простаком, но, с другой стороны, на его наблюдательность можно было рассчитывать.
— Какого рода посетитель?.. Дама? — осенило Мурина.
— Господин.
— Ты его раньше здесь видал?
— Нет.
— А впустил корнету в квартиру, пока хозяин спит и слуги нет.
— На хороших лошадях приехал. Одет чисто. Из благородных. Что ж не впустить? Ложки навряд сопрет, — фамильярно добавил швейцар.
— Это верно.
— Что, ваш блародие, отдохнули? Пошли дальше?
Мурин вздохнул без энтузиазма:
— Пошли.
Остаток пути они одолели довольно споро. Видимо, приладились друг к другу. Швейцар отпер ключом дверь. Замок был хорошо смазан, не щелкнул. Дверь так же тихо открылась. Хозяйство свое швейцар держал в исправности. Мурин сунул руку к кошельку, выудил монету:
— На вот, на чаек. За графа Суворова.
— В аду он пусть горит, сволота, людей не жалел, — неожиданно произнес швейцар. — Благодарствуйте. За ваше здоровье лучше выпью. Вам нужней.
Мурин вошел в квартиру. От ее тишины и пустоты заскребло под ложечкой. Паркет не скрипел под ногой. Дом был новый, отделан так, чтобы сдавать квартиры внаем. И все было новым, модным и содержалось в образцовом порядке.
Посетитель, о котором предупредил швейцар, наверняка дожидался в гостиной. Мурин бесшумно повернул ручку, также недавно смазанную. Гостиная оказалась пуста. Тихо висели шторы. Пялила слепые зенки каменная голова на античный манер. Густой ворс ковра казался непотревоженным газоном. Ни одно кресло не сдвинуто. «Что за чертовщина. Может, гость понял, что хозяина нет, и ушел, не дождавшись? Но как же проскочил мимо швейцара? Или ушел черным ходом? Но с какой стати?.. Может, заждался и в уборную пошел?» Мурин проковылял через гостиную к следующей двери. Толстый ковер заглушал шаги, от тишины все Мурину казалось нереальным, точно он был привидением и летел сквозь предметы, не касаясь пола.
Он отворил дверь в кабинет.
— Ах, это вы! — вырвалось у него при виде фигуры у стола.
Граф Курский подскочил, точно его ущипнули за зад. Но через мгновение уже овладел и лицом, и телом. Испуг сменился насмешливой скукой, плечи откинулись назад, граф небрежно присел на краешек стола и сложил руки на груди:
— Ба! Мурин. Уже и с визитом. Будем дожидаться вместе, пока наш друг откроет глаза. А то я, признаться, уже начал околевать от скуки.
В дневном свете Мурин разглядел, что лицо графа было густо осыпано пудрой. Как истинно светский человек, он болтал, находя слова без всяких усилий:
— Вот ведь, говорят: молодость. А только мы с вами уж как огурчики утром: свежи и бодры. А наш юный друг до сих пор в объятиях Морфея.
Мурину не хотелось поддерживать этот бойкий тон, да он и не умел.
— Он не в объятиях Морфея. Он в Петропавловской крепости. Его семья попросила меня привезти ему кое-что из вещей.
Граф умолк, открыв рот буквой О.
— Арестован? Мой бог. За что?
Не имело смысла скрывать — скоро будет гудеть весь Петербург.
— Мне сказали, что за убийство.
— Какой ужас. А ведь только вчера виделись.
— И каким он вам показался?
— Прошин? А то вы сами не знаете. Вы же были у графини Веры. Бедная, она чуть экземой не покрылась от волнений.
— Но я не был этой ночью в игорном доме у Катавасова.
— Нет?
— Я простился с Прошиным у подъезда, и тогда швейцар сказал мне, что вы уже среди игроков, — пояснил Мурин.
— Да, конечно. Я не сразу понял, о чем речь. Так это там он кого-то шлепнул? У Катавасова? Хм, вот так дела… Прошин, Прошин, — граф Курский потеребил губу, припоминая. — Какой был вчера… Взвинченный. Уже хорошо нализавшийся. Ко всем цеплялся. Но чтобы прям кинуться, убить… — он пожал плечами: — Кто бы мог подумать, что все так обернется! А кого он убил?
— Я не знаю.
— А почему спрашиваете?
— Удивлен этим делом не меньше вашего.
— Да, такое кого угодно застанет врасплох. Простите, Мурин, рад бы удовлетворить ваше любопытство, но не могу сказать больше. В сущности, я ничего не видел и не слышал. Я сразу понял, что он малость не в себе, и поспешил подальше, к рулетке, хоть ее и не люблю, но лучше отдать небольшую жертву, чем попасть в смешное положение.
— И тем не менее утро — и вот вы у него с визитом.
Граф захохотал:
— Когда он не пьян, он славный малый! Вдобавок моя матушка с его теткой — приятельницы. А я матушке не противоречу, не то еще наследства лишит, — весело прибавил он, как бы приглашая Мурина удивиться его цинизму и легкости, с которой он на все смотрит. — Ну что ж, — граф Курский поглядел на свои ногти, отлепил зад от стола, взял цилиндр. — Как бы то ни было, ждать хозяина, как вы говорите, не имеет смысла. Арестован. Боже мой, — огорченно пробормотал он. — Куда ж теперь вечером деться?
— В каком смысле?
— К Катавасову теперь из-за этого ужаса не поедешь.
— Вряд ли
