Чёрная лента - Арабель Моро
Я была согласна с этим, но только отчасти. За последние месяцы мы с миссис Вильерс очень сблизились, и я имела некоторые основания полагать, что за её приступами излишнего внимания стоят не только приливы эмоций, вызываемые беременностью.
В моменты, когда мисс Джоан сбегала от матери, а мистер Вильерс запирался в кабинете и просил ему не мешать, миссис Вильерс обращала свой взор на меня. В эти месяцы она всерьёз взялась за моё образование. За время её беременности мы прочитали большое число книг. Каждый день она подолгу рассказывала мне об интересных событиях, произошедших в истории нашей страны, и просила писать небольшие сочинения о них или личностях, участвовавших в них. Миссис Вильерс обучила меня математике, музыке, рисованию. За эти месяцы мы очень привязались друг к другу. Она стала для меня второй матерью, а я старалась быть очень благодарной ученицей и преданной подругой.
Мне нравилось учиться у миссис Вильерс. Она стала моим идеалом женской красоты и мудрости. Её внутренний мир казался неисчерпаемым колодцем знаний. Она щедро делилась ими со мной, никогда не ругалась, если у меня что-то не получалось, и искренне радовалась, когда я наконец ухватывала суть урока. Моё обучение стало её главным детищем в этот период.
В отличие от мистера Вильерса и мисс Джоан, я никогда не пряталась от внимания миссис Вильерс, каким бы навязчивым оно ни было. Я понимала, что за этим вниманием скрывается гораздо больше, чем просто сентиментальность и переживание об усопшем родственнике. Не раз я замечала, что миссис Вильерс боится оставаться в комнате одна, словно бы те мысли, что приходили к ней, когда она оставалась в одиночестве, не просто пугали её, но приводили в настоящий ужас.
Сегодня же, наконец, на свет появился долгожданный малыш. Доктор Гилберт, живший в усадьбе последние две недели, сообщил, что роды прошли хорошо и малыш родился здоровым. Мистер Вильерс был безумно рад, чего нельзя было сказать о госпоже.
Когда я вошла в спальню хозяйки, миссис Вильерс лежала в постели и держала на руках новорождённого. Она смотрела на малыша, но взгляд её не был ни нежным, ни любящим, ни счастливым. В этом взгляде читались только отчаяние и боль. Увидев её такой, я подумала, что, возможно, госпожа ещё не совсем отошла от родов, что она утомлена и до конца не осознаёт происходящее. Я забеспокоилась, не навредит ли она случайно малышу, и, подойдя ближе, спросила:
– Позвольте, госпожа, я положу ребёнка в кроватку?
Миссис Вильерс вздрогнула, словно бы только теперь заметила, что я вошла. Она испуганно посмотрела на меня, интуитивно прижав к себе младенца. Ребёнок недовольно заворчал.
– Вы, наверное, устали, – снова заговорила я. – Если малыш сыт, я могу его покачать и уложить в кроватку. Вам тоже стоит поспать.
Наконец, поняв, что я от неё хочу, миссис Вильерс кивнула. Немного приподнявшись от подушек, она ласково передала мне малыша. Ребёнок засыпал. Я осторожно переложила его в кроватку. Несмотря на то, что для юного Джорджа Вильерса уже были приготовлены отдельные покои, миссис Вильерс настояла на том, чтобы первое время ребёнок жил в её спальне. Она хотела лично заботиться о нём.
– Что-нибудь хотите, госпожа? – спросила я, возвращаясь к миссис Вильерс.
Она выглядела уставшей и бледной. Взгляд её был задумчив.
– Нет, – сказала она.
– Как вы себя чувствуете? – мне не хотелось оставлять её одну.
Доктор Гилберт предупредил меня, что в ближайшие дни мне стоит заботиться о госпоже с удвоенным вниманием.
– Все хорошо, Бетти, – сказала миссис Вильерс. – Я устала и хочу немного поспать. Ты можешь идти, но будь рядом, если ребёнок проснётся, мне нужна будет твоя помощь.
– Конечно, госпожа.
Я поклонилась миссис Вильерс, ещё раз проверила малыша – он спал, и скрылась в своей комнате.
17 декабря 1849 года. Четыре часа после полудня.
Близится Рождество. Сегодня утром миссис Харрис попросила мистера Хилла принести с чердака коробки с рождественскими украшениями, а это значит, что в ближайшие дни горничные приступят к праздничному преображению дома. Мне очень нравится этот период. Господский дом в предрождественские дни становится каким-то особенно прекрасным. Конечно, он и в любой другой день прекрасен, но в дни праздника атмосфера его становится по-настоящему волшебной. Мне нравится заниматься преображением дома. У моих родителей не было дорогих украшений, и мы наряжали свои комнаты чем могли: сушёными грибами и ягодами, заготовленными с осени желудями, высохшими листьями и цветами.
В господском доме украшений было много. Некоторые из них даже были сделаны на заказ из стекла и хрусталя. В вечернее время они пленительно мерцали и переливались в свете свечей и пламени камина. Это зрелище завораживало. С момента переезда в господский дом предрождественские дни и само Рождество стали для меня временем истинного волшебства. Я с нетерпением ждала того часа, когда миссис Харрис даст прислуге распоряжение готовить дом к празднику.
Но в этом году миссис Харрис не торопилась. Одной из причин было то, что в доме появился малыш. Маленький Джордж, хоть и оказался на удивление спокойным и милым ребенком, всё же требовал много внимания. Заботилась о нём миссис Вильерс в основном самостоятельно, но на меня, как на её горничную, теперь были возложены обязанности помогать ей и в этом деле. Впрочем, возиться с маленьким Джорджем мне нравилось, тем более, что это снимало с меня ряд других забот о доме.
Другой причиной, по которой миссис Харрис не торопилась украшать дом, было то, что миссис Вильерс пребывала в плохом настроении. В этом году её совсем не радовало приближение Рождества, и вот почему – около шести недель назад, почти сразу же после рождения Джорджа, мистер Вильерс получил личное письмо от самого короля. Хозяина вызывали в Лондон по срочному делу. Миссис Вильерс это письмо крайне не понравилось. Она отчаянно просила супруга не ехать, но мистер Вильерс лишь посмеялся над её тревожностью, ответив, что не знает такой причины, которую бы король посчитал достаточной для неявки к нему на аудиенцию. Мистер Вильерс уехал на следующий день.
Вернулся же он сегодня утром. Всё время его отсутствия миссис
