Александр Арсаньев - Второе дело Карозиных
И только тут Катенька немного пришла в себя.
– Где это мы? – почти шепотом спросила она у Ковалева.
– У одного человека, который как раз дежурил в «Англии», – тоже прошептал в ответ Ковалев.
– Но зачем?
– Сейчас узнаете, – пообещал он.
Катенька огляделась. Комната, в которой они находились, казалась большой и светлой, а окнами выходила на площадь. Пол был устлан роскошным мягким ковром персидского рисунка, мебель вся из красного дерева, такое же трюмо в затейливом стиле рококо. У окна большой стол с двумя башенками по обоим сторонам, с обилием ящиков и ящичков, а перед столом – высокое вольтеровское кресло. В простенке между двумя окнами – английские часы с боем, стрелки показывают четверть второго. Стены увешаны картинами – наверху портреты, а ниже – акварели и фотографии. В левой стене камин, на полке бронзовые тяжелые канделябры.
– Занятная комната? – поинтересовался Ковалев, опять не без любопытства наблюдающий за Катенькой. Та посмотрела на него пристальней и кивнула. – Это все, что осталось от прошлой жизни…
Тут в комнате наконец появился и хозяин, а следом за ним – высокий сухой старик с подносом и чайными принадлежностями.
Хозяину на вид было лет около сорока, одет он был крайне просто – в косоворотку, в заячью телогрейку и плисовые штаны, заправленные в серые валенки. Лицо его было круглым и плоским, как блин, обрамленным седыми бакенбардами, с толстыми губами и мясистым носом, с маленькими черными глазками, которые сейчас горели довольно злобно. Он был почти лыс, зато бакенбарды его были кустисты и длинны. Выражение его некрасивого лица было вымученным и жалким, словно человек привык уже к своему унизительному положению, но еще с ним не смирился.
– Здравствуйте, господа, – все так же недовольно проговорил он, – пожалуйте чаю.
– Мы к тебе не чаи распивать приехали, – строго заговорил Ковалев. – Ты нам лучше, Антон, расскажи, почему это тебя на посту не оказалось?
– Ну как же-с? – он глянул на Ковалева, а затем на Катеньку с новой злобой, а потом проворчал своему слуге, поди, мол, отсюда. После того, как за стариком-лакеем закрылась дверь, хозяин комнаты вздохнул и заговорил иначе, даже вроде как жалостливо:
– Сергей Юрьич, я же в докладной записке сказывал, что приболел-с.
– «Приболел-с», – передразнил его Ковалев с презрением. – И чем же ты таким «приболел-с»?
– Ну как же-с, ясное дело, мигренью-с, – и как-то весь съежился.
Ковалев посмотрел на несчастного с прищуром, а потом произнес четко и жестко:
– Пил? Пил, вижу. А кто спаивал? Впрочем, меня не это интересует. Давай-ка рассказывай, каков он из себя был, если не хочешь места лишиться.
Удивительное действие на несчастного произвели эти слова – он тотчас распрямился, посмотрел подобострастно и заговорил опять с новой интонацией, теперь уже вроде как даже браво:
– Пришел в гостиницу в десятом часу, послонялся по вестибюлю, потом пошел в буфет. Я – за ним, больно подозрительным показался. Заказал водки и закуски, я занял столик неподалеку. Как ко мне этот… – тут он поморщился, – подсел, сам не помню. И что потом было… – он вздохнул.
– Как выглядели? – напомнил Ковалев.
– Это пожалуйте, распишу, – снова взбодрился несчастный. – Первый был вот с вас ростом, брюнет… Вообще на вас походили очень-с. Только вот глаза черные-с, да усишки нафиксатуаренные. – Катенька глянула на Ковалева, но тот предупредил ее взглядом, чтобы помолчала. – Второй, тот, который… рядом со мной присел, – с трудом проговорил неудачный агент, – тот не слишком высок, пониже вашего будет. Одетый чисто, волоса русые, лицо… Неприметное у него лицо было, ваше высокородие! Не припомню! – страдательно воскликнул он.
– Значит, споили, а дальше? – грозно сдвинув брови потребовал Ковалев. – Ты память-то напряги!
Антон засопел, задвигал бровями, видимо, старался изо всех сил напрячь память.
– Выпили по стаканчику, заговорили об жизни, – хмуро вымолвил он. – Потом… Потом меня растолкал половой, говорит, мол, ночь уже. А я ничего не помню, только вот в голове шум такой, не хуже пасхального перезвона. Пойду, думаю, узнаю, что там… Поднялся, а дверь отперта. Заглянул, а там… Испугался, думаю, на меня свалят, что упустил. Мы ведь вдвоем должны были с Архипенко! – снова взмолился он. – А у него жена приехала, я его и отпустил на пару часиков! А он когда вернулся, я тут же и рапорт написал, и – сюда… Ваше высокородие, Сергей Юрьич, не погубите! – он, видимо, хотел кинуться в ноги к Ковалеву, но вид грозного чиновника его охладил.
– Это вся правда? – приподняв соболью бровь, поинтересовался неприступный сыщик.
– Вся! Вся! – с жаром подхватил агент. – Христом-Богом клянусь! – и перекрестился.
– Места ты, конечно, лишишься, – цыкнул Ковалев. – Переведут куда-нибудь бумажки переписывать. Если повезет, – многозначительно добавил Сергей Юрьевич и, не обращая уже внимания на бывшего агента, сказал, обращаясь к Катеньке: – Идемте, Катерина Дмитриевна, больше нам здесь, к сожалению, делать нечего, – и вздохнул тяжело.
Катенька молча последовала за Ковалевым, а хозяин поспешил за ними, причитая на ходу и прося его не губить. Ковалев снова цыкнул на него, но так ничем и не успокоил. Вышли во двор, затем – на улицу. Ковалев был мрачнее тучи.
– Ничего не вышло, – наконец сказал он, не глядя Катеньке в глаза. – Я ведь как думал… Впрочем, чего уж теперь об этом, – с горечью бросил он и даже рукой махнул.
– Так как же она была убита? – спросила Катенька.
– А? Федорцова-то? Висела на веревке, привязанной к оконной фрамуге. А вы заметили, Катерина Дмитриевна, – оживился Ковалев, – что все эти смерти сами по себе чрезвычайно интересны?
Ничего интересного в этих смертях Катенька не находила, потому промолчала, но Сергей Юрьевич, очевидно, расценил ее молчание по-своему и продолжил, медленным шагом направляясь через площадь к Брюсовскому:
– Вот, посудите сами. Графиня – отравлена, причем так, что вполне можно счесть и за самоотравление, зацепок-то никаких, кроме показаний прислуги, но что они видели? Бутылку с запиской? А записка где? Нету. А потому и никаких доказательств, что кто-то отравил. Дальше. Смерть нотариуса. Упал с лестницы. Известно только то, что кто-то в тот день должен был к нему прийти, но опять-таки доказательств, что его убили – никаких. Человек он был пожилой, мог и сам не удержаться и упасть. Всякое ведь бывает. Теперь вот Федорцова. Смерть через повешенье. Выглядит все так, будто она сама веревку привязала, надела петлю, а потом спрыгнула с подоконника. Характерный перелом шейных позвонков. И опять-таки никаких фактов, никаких улик. В гостинице даже никто сказать не может – был ли кто у нее или нет. Ну, что думаете? – Ковалев приостановился и посмотрел на Катеньку с большим интересом.
– Думаю, что убийца, – ответила она, – кто бы он ни был, всем своим жертвам хорошо знаком.
– Да, без сомнения, – очень серьезно согласился Сергей Юрьевич. – Но к тому же, Катерина Дмитриевна, такие вот убийства говорят нам о том, что дело мы имеем не с дилетантом, о нет, – он покачал красивой головой. – Это профессионал, привыкший за собой убирать. Никого ведь из свидетелей в живых не осталось. У меня есть даже подозрение, – тут Ковалев снова остановился и, приблизился к Катеньке, со своим всегдашним прищуром, – что это наемник.
– То есть как? – такого поворота Катенька никак не ожидала.
– Да очень просто, – вздохнул Ковалев и пошел дальше. – Он, может быть, с самими жертвами и не был знаком лично, может, он только пользовался чьим-то именем, чтобы ему доверяли, понимаете ход моих мыслей? Записки в этом случае как нельзя кстати. Представьте, что вам пишет записку человек, которого вы знаете, и просит принять такого-то и такого-то. Вы, доверяя своему знакомому, доверитесь и его протеже. Это просто. И вот, этот самый протеже, появившись у вас…
– Вас же и убивает, – закончила Катенька. – Но у графини он не появлялся.
– А это было и не нужно, – с легкостью парировал Ковалев. – Достаточно было в записке указать, мол, примите это вино от такого-то. С наилучшими пожеланиями, – невесело пошутил он.
– Но куда девалась эта записка? – не унималась Катенька. – Если в ней были только вот такие слова.
– Ну, мало ли кто мог написать графине, может, кто-то, кто вовсе не хотел афишировать свои с ней отношения? – предположил Сергей Юрьевич.
– Допустим, – нехотя согласилась Катенька. – Что касается несчастного нотариуса, то ваша версия тут подходит как нельзя лучше, а вот что насчет Федорцовой? – и она посмотрела на Ковалева не без вызова.
– А что насчет Федорцовой? У нее вообще могла быть встреча назначена. Наш убийца каким-то образом ухитрился узнать про дежуривших агентов, обезвредил их, – Ковалев поморщился, – а потом беспрепятственно проник в ее номер. Да и не проник даже, а просто вошел. Она сама ему и открыла.
