Эллис Питерс - Сокровенное таинство
— Милорд, — начал свой рассказ купец, едва отдышавшись, — на юге опять приключилась беда. Я слышал это от одного малого, который видел все собственными глазами, но успел вовремя унести ноги. Вам уже известно, что епископ и императрица заперлись в Винчестере в своих замках, а войско королевы взяло город в кольцо и перерезало все дороги. Целый месяц туда не подвозили провизии, говорят, что люди стали с голоду пухнуть, только навряд ли это коснулось самой императрицы или епископа.
Купец имел обыкновение говорить что думает и не испытывал особого почтения к знатным персонам.
— Иное дело бедный городской люд, — продолжал он, — вот кому довелось хлебнуть горя. Но и солдатам в замке императрицы пришлось несладко, припасы-то у них все вышли. Так что им ничего не оставалось, как попытаться прорваться через кольцо осады.
— Этого я и ожидал, — сказал внимательно слушавший своего информатора Берингар. — А куда они нанесли удар? Должно быть, на север или на запад, ведь весь юго-восток удерживает армия королевы.
— Я слышал, что императрица выслала отряд, сотни три-четыре, в северном направлении. Вроде как ее люди хотели захватить Уэрвелль — укрепись они там, Андоверская дорога была бы у них в руках. Уж не знаю, то ли их кто заметил на марше, то ли из горожан нашлись доброхоты и сообщили об этом отряде — в Винчестере этих вояк не больно жалуют, — но едва они подошли к окраине, как на них налетел Уильям Ипрес с рыцарями королевы и порубил в клочья. Кровавая была стычка! Тот парень, который мне все это рассказал, припустил оттуда что было духу, как только дома заполыхали, но он видел, как остатки отряда императрицы, не убоявшись греха, ворвались в женский монастырь. Да что в монастырь — они вломились даже в церковь, где несчастные сестры надеялись обрести убежище, и превратили святой храм в укрепление. А фламандцы королевы решили выкурить их оттуда — и ну пускать зажигательные стрелы. Должно быть, там такое началось — сущий ад. Тот, кто рассказывал мне это, улепетывал со всех ног, но он слышал, как по всей округе разносились треск, грохот и отчаянные женские вопли. В конце концов тем, кто остался в живых, пришлось сдаться, они вылезли на свет Божий изрядно обгорелыми. Ни одному солдату императрицы улизнуть не удалось — все, кто уцелел, были захвачены в плен.
— А что стало с монахинями? — спросил пораженный Хью. — Неужели аббатство в Уэрвелле выгорело дотла, как и Хайд Мид?
— Этому парню как-то не пришло в голову задержаться и посмотреть, что там осталось, — пожал плечами купец. — Одно можно сказать с уверенностью — церковь сгорела полностью, так что в огне погибли почти все, кто там находился, — и солдаты, и монахини. Ясно, что мало кому из сестер удалось выбраться наружу. Да и те, что спаслись, один Бог знает, где теперь ищут пристанища. Сейчас в тех краях трудно сыскать безопасное место. Что же до императрицы с ее войском, то я бы сказал, что у них осталась одна надежда — собрать всех до последнего человека и попытаться прорваться сквозь окружение. Но вряд ли из этого выйдет что-нибудь путное. Им и раньше-то трудно было рассчитывать на успех, а сейчас и подавно. Может быть, те бойцы, что полегли под Уэрвеллем, пригодились бы им во время сражения.
«Ну и год выдался, — подумал Хью, — сентябрь еще только начался, а уж сколько раз склонялось то на ту, то на другую сторону изменчивое военное счастье. После кровопролитной битвы под Линкольном императрица, захватив в плен короля, едва не овладела короной, а теперь вокруг этой горделивой леди сомкнулось стальное вражеское кольцо. И если даже людям королевы удастся захватить императрицу в плен и, обменяв на короля, вновь посадить его на престол, все вернется к тому, с чего и началось. Никто по доброй воле не откажется от власти, а значит, возобновится борьба, жертвами которой только за последнее время уже стали ни в чем не повинные братья из Хайд Мида, сестры из Уэрвелля и беззащитные бедняки из Винчестера». Название Уэрвелль для Хью ничего не значило — ему просто было жаль несчастных сестер, чья обитель погибла в горниле сражения.
— Как бы то ни было, год для меня выдался удачный, — сказал в заключение купец, поднимаясь, чтобы отправиться наконец домой, где его дожидались стол и постель, — Шерсти я закупил доброй и по сходной цене — так что поездку свою вполне оправдал.
На следующее утро сразу после заутрени Хью поспешил в аббатство — ибо всякий раз, когда шериф узнавал что-то новое, он тут же делился полученными сведениями с аббатом, за что Радульфус неизменно был ему благодарен.
Церковная и светская власти в Шропшире хорошо ладили друг с другом. Кроме того, то, что услышал Берингар, касалось аббата напрямую, ибо был осквернен и разрушен бенедиктинский монастырь, а устав обязывал все бенедиктинские обители оказывать всяческую помощь братьям и сестрам по ордену. Даже в мирное время женским монастырям трудно было обойтись без поддержки братьев из мужских монастырей (ведь обычно они не имели больших угодий), теперь же, когда сестер в Уэрвелле постигло страшное разорение, долг призывал духовных братьев прийти им на выручку.
Когда Хью закончил беседовать с Радульфусом и вышел из аббатских покоев, оставалось всего полчаса до мессы, и Берингар рассудил, что раз уж он оказался здесь, то сходит на службу в монастырскую церковь. Обычно, если при посещении монастыря у шерифа выпадала свободная минутка, он непременно навещал брата Кадфаэля. Так поступил он и на сей раз.
Монах в этот день встал задолго до заутрени, проверил, не забродило ли вино, процедил кое-какие настои и полил грядки, правда, тут он особо не усердствовал, ибо с ночи выпала обильная роса. В это время года, когда урожай был уже собран, работы в саду было немного, и у Кадфаэля не было пока нужды просить себе нового помощника вместо брата Освина.
Когда появился Хью, монах, покончив с делами, расположился на скамье у согретой солнечными лучами северной стены, от которой исходило приятное тепло. Он любовался пышным цветением роз, с грустью думая о том, что слишком рано им суждено увянуть. Давний друг брата Кадфаэля, Хью воспринял его молчание как приглашение и присел рядом.
— Элин просила передать, что пора бы тебе заглянуть к нам, посмотреть, как растет твой крестник, — после короткого молчания произнес Берингар.
— Представляю, как он уже вырос, — отозвался Кадфаэль, который, став крестным отцом маленького Жиля Берингара, порой не без робости задумывался о том, какая огромная ответственность легла на его плечи. — Мальцу только к Рождеству два года исполнится, а мне, старику, уж и на руки его не поднять.
Хью насмешливо хмыкнул. Он прекрасно знал, что если Кадфаэль начинает прибедняться и выставлять себя немощным стариком, то скорее всего он что-то затевает.
— Он ведь как завидит меня, тут же карабкается, ну прямо как на дерево, — с доброй улыбкой продолжал брат Кадфаэль. — На тебя-то небось не полезет — какое из тебя дерево, так, кустик. Погоди еще, лет через пятнадцать твой наследник так вымахает, раза в два крепче тебя будет!
— Это уж точно, — согласился довольный отец и потянулся на солнышке, распрямляя гибкое, худощавое тело. — Он и на свет появился эдаким крепышом, помнишь? Да, это было как раз на Рождество — и мой сынок появился, и твой… Слушай, а ты не знаешь, где сейчас Оливье?
— Да откуда же мне знать? Хотел бы надеяться, что в Глостере, вместе со своим лордом д'Анже. Не могла же императрица увести всех своих людей в Винчестер, наверняка оставила достаточные силы на западе — кому-то ведь надо оберегать ее замки. А что это ты о нем сейчас вспомнил?
— Да так, мне пришло в голову, а вдруг он оказался в том отряде, который Матильда послала в Уэрвелль…
Хью погрузился в невеселые размышления и поначалу не заметил, что монах повернулся и устремил на него встревоженный взгляд.
— Хорошо бы, чтобы ты оказался прав и его там не было… — со вздохом произнес Хью.
— Постой, — перебил Берингара Кадфаэль, — с чего это ты вдруг упомянул Уэрвелль?
— Ах да, я и забыл, — нахмурился Хью, — ты же еще ничего не знаешь. Мне только вчера вечером сообщили эти новости, вот я и заявился сюда с утра, чтобы рассказать обо всем аббату. Помнишь, я тебе говорил, что люди императрицы обязательно попытаются прорваться. Вот они и попробовали, только это плохо для них кончилось. Матильда выслала отборный отряд на захват Уэрвелля, ведь если бы это удалось, то и река, и дорога оказались бы в их руках, и они смогли бы беспрепятственно подвозить припасы. Но Уильям Ипрес разгромил этот отряд на подступах к городу. Большая часть людей императрицы полегла в сече, а те, которые спаслись, ворвались в церковь и заперлись там. И тогда церковь запылала и крыша обрушилась на их головы… Господи, прости это ужасное злодеяние! Но это не наша вина — люди Матильды начали первыми! А ведь когда началась схватка, несчастные монахини — помоги им, Боже! — укрылись в этом храме…
