Андрей Сеченых - Эхолетие
Из амбара извлекли девять мешков зерна. Под стенания и вопли женщин загрузили это богатство на одну подводу, а Игнатьева-младшего и Ваську на другую. Было решено их арестовать и отправить в райцентр, пусть там разбираются.
Командир, тем временем, подошел к Филину:
– Спасибо тебе, товарищ, – он благодарно встряхнул тому руку. – Ты сегодня многих спас от голодной смерти. Ты местный? Айда к нам, в комсомольскую бригаду? Уж ловко у тебя это получилось. Накормим, с голоду не умрешь. Предупреди только родных, а?
Филин впервые почувствовал власть над людьми. Его можно было не уговаривать:
– Сирота я, – соврал он. – Согласные мы.
– Ну, так что, собирай вещи – и с нами в дорогу, – обрадовался командир обоза.
– Да все вещи на мне.
– Наш человек. – изумился командир. – Давай запрыгивай, – он освободил место рядом с собой на телеге.
Но Филин, не торопясь, подошел к подводе, где сидели со связанными руками Игнатьевы, встал вплотную к потерянному Ваське и смачно харкнул ему в лицо. Ярость и злость прошла, когда он увидел съежившегося паренька, сидевшего на дне подводы с невидящим взглядом. илин отвернулся и зашагал в сторону своей телеги.
– Идейный, – радости командира не было границ. Отряд не только выполнил план по сбору излишков, но и пополнился настоящим пролетарским бойцом…
Очнувшись, Кандидат глянул на часы и опрометью выбежал из управления. Подбежал к скверу, издалека приметив слегка сутулую фигуру Антонова, и по его лицу понял, что не опоздал. Антонов, прикурив недешёвый «Казбек», негромко сказал:
– Времени мало на инструктаж, так что лови на лету и запоминай. Главное – это четкость исполнения инструкции, потому как процедура не сложная, но поначалу очень эмоциональная. Задумаешься, опоздаешь – всё, пиши пропало. Идешь на исполнение – думаешь только об инструкции, ни о чём больше. Она очень проста. Первое, получить приказ от начальника НКВД, уточнить время исполнения. Второе, ровно за семь минут до исполнения начать движение из своего будущего кабинета. Третье, до места исполнения надо преодолеть тамбур с двумя дверями и контрольной дверью, итого три ключа. – Антонов достал два из них из разных карманов галифе и третий из нагрудного кармана. – Ключи от дверей всегда храни в разных карманах. Не перепутаешь, значит и не опоздаешь. Пятое, прибыв на место, нажать на кнопку звонка слева от входа и опустить вентиляционное окно на последней двери. Шестое, когда откроется дверь, приготовиться. Потом зайдет невеста и повернется лицом к стене. Сразу исполняешь, не тянешь. Восьмое, открываешь дверь, откуда исполнял, и осуществляешь контрольный выстрел в нижнюю часть затылка, за левым ухом. Девятое, после исполнения все действия производишь в обратном порядке – открыл дверь, вышел, закрыл дверь, поднял вентиляционное окно, нажал на кнопку звонка, вышел в тамбур, прошел тамбур, закрыл дверь – и точка. Исполняем обычно в вечернее время.
Антонов замолчал и наступила пауза. Кандидат опустил глаза в землю и молча слушал, не проявляя никаких эмоций.
– Ты что, уснул? – Антонов затянулся и посмотрел на молодого чекиста.
– Нет, – ответил тот, – не хочу быть арестованным.
– Не понял, шутки шутишь?
– Нет, вы же предупредили, если перебью, то арестуете. А мне это не надо. Вот и слушаю.
– Ясно, не дурак, значит, – Антонов скривил губу. Улыбаться он уже давно разучился. – Спрашивай.
– Почему такая секретность? Мы же правое дело делаем. Это же почет и уважение.
Антонов выбросил пустую гильзу папиросы :
– Девушка есть? – и, получив кивок в ответ, продолжил: – Так вот, она сначала девушка, потом она жена, потом дети. Потом от тебя и от твоих детей все, как от чумы, бегать будут. Люди боятся палачей. Жена уйдет, дети забудут. Тебе оно надо? Да и наши никогда руки не подадут, они же революцию в перчатках делают, а мы с тобой дерьмо гребём. Ясно? Давай дальше.
– Я не понял, а звонок для чего? И почему приговоренный должен обязательно встать спиной ко мне? Он что, добровольно готов пулю получить? И еще, а если я промахнусь?
Антонов усмехнулся :
– Вот теперь правильные вопросы пошли. По порядку. Место исполнения – это душевая комната в подвале. Чтобы невесты не брыкались, их приводят как бы на помывку перед этапом. В раздевалке, смежной комнате слева, конвой и врач. Вот конвоирам ты и сигналишь, что на месте и готов. Приговоренный раздевается, заходит в душевую. Над ним сам душ. По приказу он ставит руки на стенку и ждет, когда откроют воду. Он твой. Душевая комната маленькая, два на два, поэтому и промахнуться невозможно. Если не уверен, через окошко вытянешь руку – почти упрешься в голову. Над ним лампа. Ты его видишь – он тебя нет. Ещё вопросы?
Кандидат слегка задумался:
– Странное место, душевая. А почему слева в затылок?
– Не странное, а практичное. Казнили и тут же всё смыли. А слева, потому как там главная часть головы. Когда я исполнял справа, они, бывало, ещё дергались несколько минут. А слева – никогда. Так, теперь о приятном. Будешь честно долг исполнять, месяца через два дадут квартирку, звание, отпуск в любое время года в любой здравнице страны, ну и ежемесячные премиальные, двадцать процентов. Для прикрытия – должность помощника коменданта. Что-нибудь там учитывать будешь, хоть портянки, главное, чтобы вопросов не было. Чего лыбишься?
Кандидат, услышав про перспективы, уже не мог сдержать эмоций – вот это жизнь! От крестьянина до вершителя судеб меньше, чем за год. Вслух спросил:
– А как же звание? Для него срок же нужен.
– Не твоя забота, приказ выйдет и всё.
– Не сомневайтесь. Я не подведу.
– Знаю, – Антонов оглянулся и произнес, – сегодня и проверим. Будь ровно в девять у меня в кабинете…
…Когда в дверь помощника коменданта постучали, Антонов абсолютно точно знал две вещи, что это Кандидат и что время двадцать один ноль-ноль. На сегодня был назначен только один приговор, так что много работы не ожидалось. Главным было посмотреть на салагу во время исполнения. На словах-то все волчары, а как до дела дойдет, хвост может собачьим оказаться:
– Итак, сегодня один приговор, начало через десять минут, значит, выходим через две. Это с учетом тебя, – кашлянул в кулак Антонов и продолжил: – Главная твоя задача – запомнить досконально, что и как. Если стошнит или если поплохеет – молча, без звуков отваливайся в противоположную от меня сторону. Ясно? Вопросы есть?
– Всё ясно. – голос новичка был возбужден, но в пределах нормы, – хотел спросить, а когда мы ему приговор зачитаем?
– Совсем сдурел? Это работа следователя. Он ему днем уже зачитал. Так – всё, будет лясы точить, – Антонов посмотрел на часы, – выходим.
Антонов с напарником покинули кабинет и, преодолев коридор до конца, спустились по запасной лестнице на три этажа ниже. Вход преградила дверь, обитая металлом. Антонов привычным движением открыл ее, достав из левого кармана штанов ключ, прошел сам, пропустил Кандидата, закрыл дверь, продемонстрировал ключ напарнику и положил его в карман. Дальше им пришлось преодолеть еще около пятидесяти метров по широкому бетонному коридору, выкрашенному до уровня человеческого роста в зеленый цвет. Антонов остановился возле неприметной серой двери, вынул из правого кармана галифе второй ключ, показал его напарнику, открыл дверь, нажал кнопку звонка и шагнул в темный провал комнаты. Кандидат шагнул за ним и закрыл за собой дверь. Комнатка оказалась очень тесной, два человека едва поместились. Антонов стоял лицом к стене, из которой через вентиляционную решетку пробивалась полоска света. Кандидат вжался спиной в другую стену, стараясь не помешать начальнику. В комнате присутствовал явный запах пота и страха. Антонов осторожно вытащил небольшую решетку вентиляции из пазов и бесшумно опустил её вниз. Она оказалась привязанной прочной веревкой к полотну двери. Привычным движением он расстегнул кобуру, повернулся к окошку правым боком, расставил ноги на ширине плеч, взвёл наган и стал ждать.
Кандидат оказался теперь стоящим к нему лицом к лицу. Последнее, что он успел отметить, как мгновенно умерли глаза Антонова. Еще пять минут назад двигались, пытались шутить, а сейчас мгновенно погасли и застыли.
Тем временем, в соседнее помещение два конвоира ввели арестанта и подвели его к столу, за которым сидел человек среднего возраста в круглых очках и распахнутом белом халате, надетом поверх гимнастерки. Человек поднял глаза от лежащей перед ним амбарной книги и негромко спросил у арестованного:
– Фамилия, имя, отчество, год рождения.
– Кебриков Пётр Петрович, тысяча восемьсот девяностый, – так же негромко отозвалась сутулая фигура в потертом пиджаке.
– Раздеться. Одежду на соседний стол, – врач мельком осмотрел заключённого и сделал запись в амбарной книге. – В душевой напор воды сильный, так что руками держаться за стену.
