Иван Любенко - Кровь на палубе
– А мне как-то немного не по себе после всех этих разговоров о кораблекрушениях, ядовитых рыбах и мертвецах, – поежившись, призналась певица.
– Да-да, – согласилась Вероника Альбертовна, – не лучшая тема для застолья. От этих страхов и до индижистика[4] недалеко. Уж лучше расскажите нам, дорогая Анастасия Дмитриевна, о последних веяниях столичной моды.
– Я, право, полностью полагаюсь на господина Пакэна. Он мой личный портной уже много лет.
– Понятно, – растерянно изрекла госпожа Ардашева, сраженная именем знаменитого кутюрье.
Неспешный разговор продолжался, на столы подали десерт, и через открытые иллюминаторы донесся окрик боцмана: «Зажигай фонари!» На передней мачте и на корме вспыхнули огни, отразившись в воде желтым сумеречным светом. Солнце садилось в лиловую тучу с золотыми краями, а рядом по темно-зеленому небу проплывало неведомое чудовище, сотканное из воздушного облака. С востока показалась луна и заиграла серебристым столбом на море. Звезды, словно керосиновые фонари, занимались поочередно, будто невидимый фонарщик зажигал их на небесах.
Глава 9
Captain
«Магнолия», точно голодная волчица, второй день рыскала вдоль алжирских берегов, тщетно пытаясь обнаружить добычу. Пятьдесят четыре раба, прикованные за щиколотку к общей цепи, гребли вперед. Выгоревшие на солнце паруса подхватывали свежий бриз и несли узкое и длинное судно вперед. Зеленое мусульманское знамя реяло на флагштоке кормовой мачты, а палящее солнце размягчало смолу в палубных пазах и как будто бы приветливо улыбалось сидящим на цепи людям.
Этот тип галер был самым меньшим и имел пятнадцать-восемнадцать банок[5] и не более трех человек на весло, тогда как на больших судах их было по пять, а то и по семь человек в ряд по одному борту (на французской «Ля Реале» насчитывалось четыреста двадцать семь мучеников, скованных одной цепью). Обращенные лицом к корме гребцы упирались ногами в палубный брус и синхронно забрасывали весло вперед, одновременно прогибаясь вперед. Стоило одному из них зазеваться, как он тут же получал страшный толчок в спину от сидящего сзади собрата; за ним обязательно следовал удар бича надсмотрщика.
Участь каждого из невольников была чудовищна: в отсеке размером в два с небольшим ярда длиной и чуть более трех футов шириной жили и вращали весло, присаживаясь после каждого взмаха, пятерки колодников, прикованных к скамейке. Каждому из них отводилось полтора квадратных фута жизненного пространства. Многие умирали от физического перенапряжения, ранений, тепловых ударов и воспаления легких. Низко сидящее судно при сильном ветре нередко накрывало волной, и промокшие гребцы то и дело простывали. Часто их ноги находились по колено в воде, и вся кожа была изъедена кровоточащими язвами. С утра до вечера надзиратели прохаживались по куршее[6], наказывая плетью уставших или невнимательных рабов. Если же требовалось догнать уходившую под парусами добычу, то в рот каждому из них клали смоченный в вине кусочек хлеба. И тогда судно могло развить скорость до десяти узлов. Обычный ежедневный рацион христиан был скуден: менее килограмма сухарей пополам с червями, чуть более ста граммов бобов, немного соли, масла и протухшей пресной воды. Редко – вино. В походе через день выдавали суп, и лишь на самые большие мусульманские праздники несчастным полагалось мясо. Когда запасы провианта были на исходе, похлебку варили из корабельных крыс, а в муку подмешивали древесные опилки.
«Магнолия» несла два легких орудия на баке и фальконеты на постицах[7]. Но по-настоящему грозной ее делал хорошо вооруженный десант, находившийся на ее борту. Обычная тактика магрибских пиратов заключалась в стремительном преследовании торговых судов с последующей абордажной атакой. Правда, скрытно подобраться к жертве галера могла лишь в том случае, если дул встречный ветер, поскольку на купеческом пинке, тартане или габаре уже издали чувствовали идущий с невольничьего корабля смрад и, поставив паруса, всеми силами пытались уйти от погони. Удушливый запах распространялся от невольников, справлявших нужду там же, где им приходилось грести, есть и спать. Уборку на банках рабы делать не успевали, и оттого галеры часто называли «плавающими вонючками».
Но уже второй день «Магнолии» догонять было некого. И потому ее капитан нервничал, ерзал в деревянном кресле и покрикивал на подручных. Те же в свою очередь вымещали злобу на рабах. Свист бичей время от времени разрезал воздух, но кричать или даже стонать было строжайше запрещено. А если кто-то не выдерживал, то ему тотчас затыкали рот деревянной пробкой, висевшей у него на шее. Эти куски древесины были особенно нужны во время боя, когда раненые невольники сеяли панику своими истошными воплями.
Вдруг прямо по курсу возникло странное явление: вокруг солнечного диска появились радужные круги, отделенные от светила темным промежутком.
– Гало! – закричал вахтенный матрос.
– Гало! – подхватила команда.
– Гало! – испуганно зашептали рабы.
Староста Муамар – уже немолодой алжирец – приблизился к начальнику:
– Надвигается ураган. Надеюсь, мы еще успеем укрыться в бухте и бросить якорь.
Абдула кивнул и, не переставая перебирать четки, презрительно изрек:
– Пусть неверные налягут на весла.
«Магнолия» направилась к черной полоске земли. Плетки засвистели, и длинные, как щупальца гигантского омара, весла, вспенивая морские буруны, заходили чаще.
Капитон Русанов уже второй год ворочал тяжелое весло. На его глазах «Магнолия» совершила несколько дерзких абордажных атак и, не получив ни одной пробоины ниже ватерлинии, привела в гавань Алжира с десяток трофеев с приспущенными флагами. Эта стрелообразная гордая красавица считалась у арабов счастливым судном. И в самом деле, корабельному плотнику еще ни разу не доводилось по-настоящему латать дыры в ее корпусе. Недавно построенная галера неожиданно появлялась среди волн и стремительно настигала жертву, завершая захват «купца» абордажной атакой. Боевая команда отличалась неслыханной жестокостью и в случае малейшего сопротивления безжалостно уничтожала пленников. С ранеными чужими матросами не церемонились, а просто выбрасывали за борт. В случае же бегства от многопушечных английских и французских фрегатов судно благодаря малой осадке успешно пряталось на мелководье фиордов.
«Магнолия» подошла к бухте и, не заходя в гавань, собрала паруса и бросила якорь. Штурман придерживался старого морского правила: в шторм стоит держаться подальше от суши; не ровен час волна выбросит корабль на камни или разобьет о прибрежные скалы. Абдула в сопровождении десантной команды пересел в шлюпку и, не желая испытывать судьбу, поплыл к берегу. На борту остался Муамар, пятеро матросов и два надсмотрщика. Небо моментально затянули серые грозовые тучи. Из-за горизонта надвигалась пугающая угольная чернота, в которой кровавыми полосами реяли молнии. Вода закипала и дыбилась, покрываясь белыми бурунами. Команда, а потом и охрана спустились в трюм. Волны окатывали прикованных рабов с ног до головы. Галеру бросало как щепку, и каждый набегавший вал грозил ее перевернуть, а небо, казалось, вот-вот раздавит море.
План побега созрел у Капитона давно, и сейчас надо было решаться. Он однажды видел, как отчаявшийся раб, перепилив ночью цепь, неслышно уплыл с корабля. Говорили, что ему даже посчастливилось достичь берега. Да только спрятаться среди мусульман христианину не удалось. Несчастного схватили и прилюдно четвертовали на площади.
Русанов незаметно вытащил спрятанную в деревянной щели плоскую самодельную пилку, сделанную из кованого гвоздя, и принялся методично крошить ненавистные оковы. Его сосед, англичанин Джон Макфейн, с надеждой ждал, когда русский передаст ему спасительный кусочек зазубренного металла. За ними еще трое рабов успели освободиться от цепей, но гвоздь все-таки не выдержал и переломился пополам. На смену ему достали другой. Освободившись, Капитон задраил люки и поднял якорь. Остальные гребцы, повинуясь его команде, дружно налегли на весла.
Вскоре запертые в трюме мавры поняли, что судно уходит в море, и попытались открыть люк, но с первой попытки им это не удалось. Тогда, используя скамью в качестве тарана, они сбили крышку с петель и вырвались наружу. Первый выбравшийся на палубу надзиратель был убит размотанной железной цепью. Недавние оковы Русанов превратил в страшное и грозное оружие. Его примеру последовали и другие. Рабы дрались отчаянно. Стоило стражнику поскользнуться и упасть с куршеи, как он сразу же оказывался в руках гребцов, разрывавших его на части голыми руками. Обезумевшие от мести невольники бросали в бурлящие волны безжизненные тела врагов. Вся охрана была перебита, и победители, не обращая внимания на захлестывающие их волны, громко ликовали.
