Николай Свечин - Убийство церемониймейстера
– Рад встрече, Алексей Николаевич! Но у вас только пять минут…
Алексей познакомился с полковником в декабре восемьдесят девятого года. Это был тяжелый для него месяц. Сыщик вернулся с Сахалина и временно находился не у дел. Кабинетные крысы из МИДа подали государю истеричный рапорт. В нем говорилось, что надворный советник Лыков перебил мирных японских рыбаков, чем поставил русско-японские отношения на грань разрыва. Министр внутренних дел оправдывал действия своего подчиненного, но как-то вполсилы. Рыбаки-де укрывали беглых каторжников, вот и вышло недоразумение… А так Лыков до сих пор ни в чем предосудительном не замечен. Пусть государь сам решит, казнить его или миловать.
Алексей, задетый таким поведением начальства, молча ждал. Он приходил утром на службу, сидел в кабинете до обеда и возвращался домой. Никаких дел ему не поручали. «Маленький» Дурново ободрял сыщика, ходил на прием к «большому», но министр проявлял нерешительность. Самое удивительное, что японцы, понимая свою вину, помалкивали. Дипломаты просто раздували из мухи слона, напоминая государю о собственной незаменимости. Наконец вмешался военный министр Ванновский. Он получил запоздавшим пароходом подробный рапорт от Таубе. Весь сахалинский инцидент был описан там в деталях. И отмечена выдающаяся роль в нем надворного советника Лыкова. Ванновский показал рапорт Его Величеству, тот вызвал Дурново-министра и велел срочно подать представление Лыкова к награде. Сыщика вписали между строк в Рождественский список. Подали на скромную Анну третьей степени, притом что у Лыкова уже была вторая. А вышел Владимир!
Иван Николаевич Дурново, вернувшись от государя, вызвал к себе Петра Николаевича и Алексея. И рассказал им в лицах, как все прошло. Он подал список, Его Величество взял карандаш и стал его просматривать. Дойдя до фамилии «Лыков», он спросил:
– А не он ли тогда в Варшаве раскрыл целый заговор? В восемьдесят седьмом году.
– Не могу знать, – ответил министр. – Я в то время служил по ведомству императрицы Марии.
Государь прервал доклад, долго рылся в столе и вытащил старый рапорт Варшавского генерал-губернатора Гурко.
– Вот! Иосиф Владимирович ходатайствует о награждении коллежского асессора Лыкова за отличную распорядительность и бесстрашие. Я говорил тогда Толстому[23], чтобы внес. Но он уже сильно болел и многие дела забывал. Так и протянули.
На этих словах государь встал и начал ходить по комнате. Потом повернулся к ничего не понимающему Дурново и сказал взволнованно:
– А ведь я и сам должник Лыкова! Тому уж много лет. В феврале восемьдесят первого в Нижнем Новгороде он спас моего августейшего родителя от покушения террористов. Кажется, был при этом ранен… Да, точно, был ранен, и барон Таубе тоже! Так вот. Барону дали ренту и деньги на лечение, а Лыков не получил ничего. Отца ведь убили через две недели. И стало не до Лыкова. Будто и подвига никакого с его стороны не было. Но подвиг-то был!
Дурново с готовностью предложил государю:
– Не поздно и сейчас отметить!
Тот взял карандаш, молча зачеркнул напротив фамилии Алексея прежнее представление и написал сверху: «Владимира третьей степени по совокупности заслуг».
Министр опешил. Сам он получил эту высокую награду, лишь отслужив четыре года в чине действительного статского советника. А тут надворный! Такого же никогда прежде не было! Император заметил это и приписал сбоку: «Оформить именным указом срок 24 часа». И Дурново не посмел спорить…
Когда в Петербурге узнали об этом необычном случае, произошел фурор. Дипломаты сразу заткнулись. Гирс[24] долго лебезил перед Иваном Николаевичем и пригласил чету Лыковых к себе на новогодний бал. А Петр Николаевич Дурново дал сыщику в поощрение отпуск «для поправления здоровья». Алексей съездил в Нижний, навестил матушку с сестрой и племянницами. Оставшиеся дни сочинял дома проект реорганизации сыскной полиции, развивая в нем мысли Благово. Еще он пошел в Лавру и принес цветы на могилу Павла Афанасьевича. Тот ведь тоже пролил кровь за государя! Но так и не объяснил ученику, кто приложил ему тогда по голове… Лыков посидел у могилы, рассказал учителю новости. Он всегда так делал с тех пор, как осиротел. А потом жизнь продолжилась.
Но это было уже в Крещенье. А перед Рождеством карьера Алексея висела на волоске. Он маялся от безделья и старался не падать духом. Ну, выгонят… Поедет в Варнавин мешать Титусу работать. С голоду не помрут… Вдруг однажды его вызвали к директору. Дурново представил сыщика моложавому высокому полковнику с интеллигентной бородкой и умными проницательными глазами. Это оказался начальник Дворцовой полиции Ширинкин. Он был несколько смущен возложенным на него поручением и просил о помощи.
Население Петербурга всегда имело склонность к глупому мистицизму. Причем не только обыватели, но и истеричные недоумки из высшего света верили во всякую чушь. Любая мелочь волновала нестойкие умы. То вдруг сами собой звонили колокола соборов – значит, грядет несчастье. То в небе видели странный красный луч. Теперь столицу захватила новая дурацкая идея. Якобы по вечерам на Александровской колонне появляется загадочная буква N. И это непременно означает, что в будущем году нынешний государь умрет и начнется царствование его сына Николая! Видимо, сановные идиоты надоели Черевину, и он послал Ширинкина разобраться с буквой. Причем для солидности вместе с представителем от Департамента полиции. Дурново, разумеется, не стал отказывать всесильному начальнику царской охраны. И выделил для «обследования» Лыкова – все равно тот сейчас ничем не занят.
Так Алексей угодил в эту нелепую историю. Два умных человека поехали на Дворцовую площадь и исходили ее вдоль и поперек. Было холодно, и мешало ощущение, что они занимаются дурью. Действительно, при известной игре воображения на граните колонны можно было увидеть странный блик. А если еще много выпить, то этот блик начинал напоминать латинскую букву «N». Мнения участников обследования разделились. Ширинкин считал, что закорючку образует отсвет фонаря возле арки Главного штаба. На стекле фонаря имеется царапина, она-то и дает такой эффект. Лыков объяснил все дефектом полировки гранита в указанном месте. В любом случае, овчинка не стоила выделки. Полковник и надворный советник замерзли и зашли погреться в «Доминик». Они просидели там долго. Начальник Дворцовой полиции откуда-то знал, что Лыков богат. Сказал, что и сам весьма небеден, и даже не знает размер своего жалованья. Служит не за деньги, состояние позволяет… Ширинкин оказался человеком независимым, резким в суждениях, но умным и корректным. Расстались они тогда по-приятельски.
И вот спустя два с половиной года служба опять свела их вместе.
– Евгений Никифорович, – начал Алексей. – Я дознаю убийство некоего Дашевского, коллежского асессора, состоящего в звании церемониймейстера. Одна из версий – соперничество между состоящими за освободившееся место в штате князя Долгорукова. Мне нужно проверить имеющих это звание.
Ширинкин слушал, не перебивая.
– Я вычел, – продолжил Лыков – тех из них, кто служит в провинции. Навряд ли они рвутся в штат с должности вице-губернатора или предводителя дворянства. Остается шесть человек, чьи интересы сосредоточены в столице. Если моя догадка верна, кто-то из них и нанял убийцу. С целью занять место. Значит, это оголтелый. Знаете, есть такие…
– Понимаю, – коротко кивнул полковник.
– Мне нужно знать, кто из шестерых более других стремился в штат. Из кого выбирал князь. Скорее всего, их двое-трое, а остальные довольствуются нынешним званием.
– А что Долгоруков?
– Отказался отвечать на мои вопросы. Даже после августейшего выговора!
– Вот как? – удивился Ширинкин. – Наш князь прямо бунтовщик! А еще называет себя монархистом.
– Евгений Никифорович, вы же торопитесь. Вот список всех шестерых состоящих. Прошу, если возможно, дать о них справки.
– Будет сделано то, что в наших силах, – ответил начальник Дворцовой полиции и внимательно просмотрел бумагу. – Хм! Мы можем собрать сведения только о двух. Тех, кто служит по министерству Двора: князе Мещерском и графе Татищеве. Прочие отстоят далеко.
– Уже большая помощь! Четверых легче шерстить, чем шестерых.
– Тогда приезжайте ко мне в Петергоф послезавтра к вечеру. Я уже смогу вам что-то сказать.
– Спасибо!
– И еще совет, Алексей Николаевич. Поговорите со вторым обер-церемониймейстером светлейшим князем Салтыковым. Он в контрах с Долгоруковым. Может в пику что-то и рассказать.
– Благодарю за идею, Евгений Никифорович. До послезавтра!
– Честь имею!
Полковник сел в давно поджидавший его экипаж и уехал. А Лыков задумался. Идти в третий раз за день в Экспедицию церемониальных дел ему не хотелось. Как же тогда побеседовать с Салтыковым? Лучше бы встретиться с ним не на службе – иначе доброжелатели тут же донесут Долгорукову. И сыщик снова поехал домой.
