Тень Голема - Анатолий Олегович Леонов
Мейрик жестом прервал детские воспоминания своего слуги и кивнул на пребывавших в полной растерянности алхимиков.
– Скажи мне, приятель, знаешь ли ты этих людей?
– Нет, а кто это? – мотнул головой Криспин, едва удостоив незнакомцев взглядом, полным безразличия.
– Это сын Джона Ди – Артур – и его секретарь Эдвард Келли! А что, разве нет?
Хайд недоуменно выпучил глаза и с жаром хлопнул себя ладонями по коленям.
– Чтоб меня раздуло, как дохлую треску, если эти джентльмены те, за кого себя выдают! Если память мне не изменяет, Артуру сейчас должно быть за сорок. А Келли, я слышал, вообще повесили лет двадцать назад, но и тогда он уже был раза в два старше этого прощелыги, больше похожего на румяную девку!
– Что скажете, джентльмены? – спросил Мейрик, переводя ехидный взгляд с одного самозванца на другого.
К удивлению, Артур Ди, или человек, называвшийся его именем, даже пойманный на обмане, кажется, совсем не смутился таким положением дел. Он высокомерно улыбнулся и процедил сквозь зубы:
– Мне запрещено объяснять профанам священное искусство Гермеса Триждывеличайшего[31], оставившего нам секрет Эликсира жизни, или Золотого напитка, способного молодить старое тело и делать жизнь более продолжительной. Да, я не Артур Ди, я Джон Ди. Два месяца назад мне исполнился девяносто один год. А моему другу Эдварду – шестьдесят три!
Криспин Хайд, не дослушав разглагольствования мошенника, кровожадно ухмыльнулся и, выхватив из-за пояса испанскую наваху, схватил испуганного Келли за бриллиантовую серьгу и притянул к себе.
– Омолаживает, значит? – переспросил он, свирепо вращая глазами. – У прежнего Келли за кражу обрезали уши. У этого они на месте. Мне интересно, если я отрежу ухо, оно опять вырастет?
Келли побелел как полотно и умоляюще посмотрел на старшего товарища. Ди поморщился и неожиданно властным, привыкшим повелевать голосом произнес:
– Хватит, сэр. Ваша взяла. Велите слуге оставить нас наедине. У меня к вам разговор.
Мейрик, заинтригованный неожиданным изменением в поведении своего гостя, тем не менее ответил отказом.
– Говорите, если не хотите, чтобы Хайд обкорнал уши вашего приятеля. Мой слуга – единственный здесь человек, которому я доверяю, как себе самому. Так что он останется.
– Как пожелаете, – пожал плечами Ди и протянул Хайду руку: – Дай свой нож!
– Еще чего, – засопел тот и убрал наваху обратно за пояс, – нож, как верная жена, – по чужим рукам не ходит!
– Возьмите мой.
Мейрик с интересом протянул Ди шотландский дирк[32]. Развенчанный алхимик подрезал им подкладку своего камзола и достал небольшое письмо, скрепленное личной печатью короля.
– Читайте.
Дипломат настороженно сломал печать и развернул свернутый вчетверо лист бумаги. Он сразу узнал каллиграфический почерк Якова. Его величество писал лично ему, Джону Мейрику. Король повелевал ему, достопочтенному сэру Джону, английскому посланнику при Московском дворе, оказывать любую возможную помощь, которая понадобится подателю сего письма, словно бы это был сам король! Далее шла размашистая подпись Якова, уверенно залезавшая на текст самого послания! Мейрик, отрешенно глядя в пол, вернул письмо алхимику, но в конце концов, не удержавшись, проворчал:
– К чему, в таком случае, был весь этот театр?
Ди едко рассмеялся.
– Мир для меня вообще не более чем сон или кукольный балаган. Если вдуматься, все мы фигляры и скоморохи… и потом, я испытывал вас. Одно дело репутация, другое – личное общение!
– Ну и как? Удовлетворены?
– Вполне. На мой взгляд, вы даже лучше своей репутации! Надеюсь, сэр, после того как между нами возникло доверие, я могу рассчитывать быть представленным ко двору?
Мейрик задумчиво прикусил нижнюю губу.
– Я постараюсь. Есть у меня на примете один влиятельный вельможа.
– Кто такой?
– Кузен царя, начальник Аптекарского приказа, боярин Михаил Салтыков.
– Он что, любит оккультизм и алхимию?
– Скорее, золото и власть!
Ди коротко хохотнул, оскалив рот в каверзной гримасе.
– Ну что же, все это с избытком лежит в нашем волшебном сундуке. Поскорее устройте нам встречу!
Дипломат едва заметно кивнул и поднялся из-за стола, полагая разговор законченным, но беспокойная мысль, взбудоражившая его, заставила вернуться к разговору.
– Прошу вас, джентльмены, не делать ничего, не посоветовавшись со мной! – Он веско поднял указательный палец вверх. – Россия – не Европа. Это надо понимать! Мне самому иногда кажется, что здесь даже время течет по-другому.
«Алхимики» выразительно переглянулись и одновременно поднялись из-за стола.
– Со своей стороны, сэр, будьте осторожны. Наши «ангелы» живут в этом мире! Они знают, что говорят!
– Что вы имеете в виду?
– Сведения о секретаре Свифте.
На лице Мейрика отразились сомнения, но, поразмыслив, он решил быть откровенным со своими гостями:
– Я давно знаю о связи Свифта и Массы и поэтому ничего не собираюсь менять. Ричард безнадежно глуп и совершенно безопасен. А мне спокойней знать предателя в лицо, чем только догадываться о его существовании!
Глаза шпиона и дипломата встретились. Они прекрасно поняли друг друга без всяких слов.
Глава 9
На исходе четвертой ночной стражи[33], когда первые солнечные лучи озарили зубчатый парапет Китайгородской стены, крепко сложенной некогда итальянским зодчим Петроком Малым[34], неспешный московский люд лениво потянулся в ближайшие храмы на утреннюю службу. В то же время от тюремной ограды на Варварке отъехала скрипучая телега, запряженная лохматым и пегим, как мадьярский хряк, монастырским меринком. Отец Феона, слегка подстегивая поводьями неспешное животное, все время хмурился и молчал. Отец Афанасий, напротив, пребывая в приподнятом расположении духа, болтал без умолку, не забывая любезно раскланиваться со всеми попадавшимися на пути прохожими. Наконец Феона не выдержал:
– Отче, радуешься, словно прародитель Адам в саду Эдемском! Что на тебя снизошло? Думается, для нас с тобой не то место и не то время сейчас!
– Благодать Господня! – удивился Афанасий. – К чему унывать? Мы живы-здоровы, даже биты не сильно. Домой едем. В обитель!
Монах дружески потрепал своей размашистой дланью плечо товарища.
– Разве монастырь не сад Эдемский на земле, где Господь наполняет души миром и покоем? Вот она – истинная полнота благодати! Так отчего мне грустить, брат?
Афанасий, беспечно заложив руки за голову, откинулся на охапку соломы, рассыпанной на дне телеги, и, прищурившись от удовольствия, замычал себе под нос какой-то псалом. Феона печально улыбнулся и покачал головой:
– Конечно, всякий дар от Бога. И конечно, получить его – великая
