Кэрол Макклири - Иллюзия убийства
Не успела я справиться со своим удивлением, как еще один человек появляется из темноты позади шейха и садится за его стол — рыночный заклинатель змей, кого фон Райх назвал псиллом.
Я хочу сказать леди Уортон, что с воплем убегу из шатра, если еще и Джон Кливленд материализуется, но она куда-то подевалась — наверное, опять пошла за питьем. Когда леди Уортон возвращается, я спрашиваю, не являются ли фон Райх и ее муж друзьями шейха.
— Фон Райх встречался с ним в Каире. Мой муж незнаком с ним, но у них общие интересы — скачки. Мой муж выращивает скаковых лошадей, и шейх пригласил его, чтобы поговорить о них.
— Я люблю лошадей, и у меня когда-то была своя лошадь. Я участвовала в ярмарках округа в Штатах. Даже получила несколько наград.
— Как мило. — Она говорит так, словно мне достался утешительный приз на игровом автомате.
С вежливой улыбкой на лице я подавляю внутренний стон, внушая себе, что должна прекратить учтивые беседы с этой высокомерной особой и просто подавать ничего не значащие реплики на все, что она скажет.
Шейх садится за стол и хлопает в ладоши — нам разрешается сесть.
Нежные звуки деревянных духовых инструментов наполняют шатер, и появляются босые девушки с закрытыми вуалью лицами. На девушках наряд из шелка богатого пурпурного цвета. Ткань прилегает к их телам, подчеркивая грациозные формы. Желтые платки, увешанные монетами, опоясывают их бедра.
Все во внешности этих девушек прелестно: у них длинные шелковистые черные волосы, золотистая кожа, полные груди и округлые бедра, все идеально сложены. Раскачиваясь под гипнотическую музыку, они вытягивают руки, приглашая нас к танцу. Верхняя часть их одежды слегка сползает с плеч, когда они в круговых движениях покачивают бедрами в такт музыке.
Небольшими цимбалами, зажатыми между пальцами, девушки издают легкий звенящий звук и демонстрируют невероятную гибкость мышц живота. Когда они постепенно выгибаются назад, так что их распущенные волосы касаются ковра, раздаются громкие возгласы мужчин. У меня тоже захватывает дух от темпераментного покачивания женских бедер, выразительных движений ими. Крики смолкают, и я тоже наконец начинаю дышать. Какое эротическое представление!
— Раке шарки, — шепчет леди Уортон. — Восточный танец. Считается, что он древнейший в мире.
— Потрясающе! — Это все, что я могу сказать.
Гонг снова сотрясает тишину, выводя нас из транса, и девушки уходят так же грациозно, как и пришли.
Слуги вносят серебряные подносы с овощами, деревянные миски с кускусом, хрустальные вазы с мелко нарезанным кокосовым орехом, медом, финиками, фигами, оливками, виноградом и гранатами.
Все это в большом изобилии и выглядит очень расточительно, потому что мы не в состоянии столько съесть. Я уверена, что в Порт-Саиде найдутся семьи, которым и нескольких подносов с едой, подаваемых здесь, хватило бы на целый месяц.
Двое слуг вносят блюдо с целым барашком и ставят перед шейхом. Он выковыривает у барашка глаза и отправляет в рот.
Я сдерживаю свою реакцию. Кажется, что он действительно с удовольствием жует их. Но моя бабушка часто повторяла: «„Каждому свое“, — сказала старая дама, целуя корову». Я уж точно не буду их есть.
Шейх отрезает кусок от ноги и правой рукой достает из живота барашка финики и фиги. Когда он заканчивает, барашка передают на другой стол, и один из гостей, сидящий за ним, отрезает бараний язык.
У меня тут же пропадает аппетит, но мое внимание сосредоточено не на еде. Я мельком посматриваю на людей за столом хозяина.
Не могу судить, о чем они говорят, но я не удивлюсь, если обо мне, ключе и Джоне Кливленде. И может быть, псилл говорит им, что мог бы положить кобру мне в постель.
— Вы съели что-то такое, что вам не по нутру? — спрашивает леди Уортон. — У вас странное выражение лица.
— Нет, все нормально. Я просто думаю, как тесен этот мир.
Она вскидывает брови:
— В каком смысле?
— Да все эти люди из разных мест, но собрались именно здесь. Посмотрите, тут даже заклинатель с рынка. — Не в силах удержаться перед искушением, я добавляю: — Я не удивилась бы, если бы и мистер Кливленд нанес нам визит.
Она недоверчиво улыбается мне:
— Будем надеяться, что так и произойдет, и тогда вы избавитесь от глупых мыслей, что он мертв.
Блюда убирают со столов, и снова звенит гонг. Десятки людей появляются снаружи шатра.
Они ложатся в ряд на песок, тесно прижавшись друг к другу, как сардины в банке. Получается что-то вроде настила из живых людей. По ним неспешно прогуливается некий человек.
Лорд Уортон и фон Райх присоединяются к нам, когда шейх встает из-за стола и уходит. Фредерик Селус и маг остаются на своих местах, увлеченные беседой.
— Почему тот человек ходит по телам? — спрашиваю я фон Райха.
— Чтобы убедиться, что опора надежная.
— Опора для чего?
— Они готовятся к обряду — досса, что значит «топтание».
— Топтание? — не перестаю я удивляться.
— Да, но лучше не говорить вам, что сейчас будет. Потом, если хотите, я объясню, почему совершается этот обряд.
Звучат трубы, и появляется шейх верхом на белом арабском скакуне, которого ведут два конюха. Густая грива ниспадает по шее, хвост поднят высоко вверх.
Шейх щелкает языком, и конюхи отпускают скакуна.
Высоко подняв копыта, он ступает на настил из человеческих тел. Вместе с седоком конь должен весить около тысячи четырехсот фунтов.
И он шагает по людям!
13
— Топтание, — рассказывает нам фон Райх, наслаждаясь своей обычной ролью лектора, — это обряд в память о чуде, совершенном мусульманским святым. Он въехал в Каир верхом на скакуне по глиняным кувшинам, не разбив ни одного из них. Согласно поверьям шейх, который исполняет этот обряд, не может причинить вреда лежащим людям, так же как святой не разбил кувшины. Если кто-то умрет под копытами — значит, он грешник.
— Ужасно! — Воспринимая происходящее как глумление сильного над беззащитными, я завороженно смотрела на это жестокое представление, не находя в себе силы пошевельнуться, когда тяжелые копыта как кузнечный молот обрушиваются то на одного, то на другого человека. — Почему шейх не может использовать обычные кувшины для этой цели?
— Зачем рисковать? А если его призовые скакуны порежут себе ноги? Скакуны гораздо ценнее, — поясняет лорд Уортон. Все за исключением меня весело смеются по поводу того, что шейх ценит лошадей больше, чем своих подданных. Это подзадоривает лорда. — Все арабы, от князей до пустынных кочевников, любят и лелеют своих лошадей…
— Иногда больше, чем жен, — перебивает его леди Уортон.
— Согласись, дорогая, — лорд Уортон улыбается фон Райху, — если у кого-то имеется несколько жен, как у этих арабов, наверное, находиться в стойле ему иногда бывает приятнее, чем дома.
Мужчины, довольные, снова смеются.
— Пророк Мухаммед в своих заповедях призывал любить лошадь, — добавляет фон Райх. — Бедуин сам будет голодать, но лошадь накормит.
— А как же люди, которые должны терпеть мучения под копытами лошади шейха? — Я, конечно, напрасно задаю этот вопрос, ибо знаю, что у моих собеседников нет сострадания к обездоленным.
— Крестьяне почитают за честь оказаться в таком положении, — отвечает лорд Уортон.
— Вы так думаете? Интересно, что бы чувствовал каждый из нас, если бы пришлось лечь на землю там, у себя дома, чтобы по нашим спинам на лошади проехал член королевской семьи.
Фон Райх едва заметно улыбается мне, в то время как чета Уортон хранит гробовое молчание.
Когда разговор возобновляется и присутствующие начинают сравнивать арабских лошадей с другими скакунами, я отхожу в сторону и направляюсь в заднюю часть шатра, где есть выход, через который, как я заметила, удалились мистер Селус и псилл.
Меня настораживает странное совпадение: маг, выступавший там, где убили человека, и англичанин, разговаривавший с мертвецом, оказывается, знакомы. Они медленно идут вместе и беседуют так тихо, что я ничего не слышу. С их стороны это весьма неучтиво.
Тут они исчезают среди руин. Я иду туда же как бы для того, чтобы осмотреть памятники древности при свете факелов, зажженных с этой целью для гостей.
Жутковато находиться среди седых камней прошлого в призрачном свете полной луны и мерцании факелов, но, к счастью, здесь бродят еще несколько человек.
Я обхожу колонну и лицом к лицу сталкиваюсь с магом. Он не то чтобы не пропускает меня, а просто не двигается с места, уставившись на меня иссиня-черными глазами, каких я никогда не видела. Я быстро оглядываюсь вокруг, но его английского приятеля нет в поле зрения.
Изобразив на губах улыбку и выдавив «Добрый вечер», я хочу обойти его, как вдруг замечаю скарабея, висящего у него на шее на золотой цепочке. Тот, что мне подсунули в карман, не идет ни в какое сравнение с амулетом мага — он из кроваво-красного рубина, почти в форме сердца и инкрустирован драгоценными камнями.
