Александр Арсаньев - Буря в Па-де-Кале
Затем еще несколько человек принесли три ковра с другими знаками. Теперь я должен был отличить подлинный ковер от подложных, что я и сделал без особенного труда. Я отобрал два ковра, принадлежащие к моим степеням.
Потом я подвергся проверке в знании шести знаков, трех прикосновений, одного священного слова и трех проходных, соответствующих моей орденской степени. В силу известных обстоятельств и данной мной клятвы я не стану их называть.
Сама опознавательная ложа не столько занимала меня, сколько предстоящий сложный разговор с Артуром Веллингтоном.
Наконец, председатель ложи провозгласил:
– Братья, мы должны поздравить себя с тем, что узнали одного из наших товарищей!
В этот момент я вздохнул с некоторым облегчением, хотя и не сомневался в том, что английские масоны меня признают.
* * *Когда я переоделся в нормальную одежду, меня провели в одну из комнат особняка, где, как я полагал, меня должен был дожидаться фельдмаршал.
– Я рад, что вы справились с испытанием, – проговорил Веллингон. – И… я полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что наша с вами встреча должна держаться в самой глубокой тайне!
– Вы могли бы и не говорить мне об этом, – в ответ отозвался я.
– У вас есть для меня письмо? – поинтересовался Веллингтон.
Он смотрел на меня в упор. Мне было не по себе под его цепким колючим взглядом человека, привыкшего ко всему: почестям, смертям, масонским собраниям, войне и политическим авантюрам… Мне показалось, что герцог безжалостен не только к своим врагам. Хотя я, конечно, мог ошибаться. Возможно я все еще находился под впечатлением опознавательной Ложи, гибели Ольги, шторма в проливе Па-де Кале, крушения корабля и исчезновения важного государственного послания.
– Нет, меня уполномочили передать вам кое-что на словах. – Я решил солгать Веллингтону, для того чтобы не усложнять и без того нелегкие переговоры, уповая на счастливый случай, с помощью которого, мне удастся вернуть письмо до того, как оно попадет в руки австрийского канцлера.
– Ах, вот оно что, – недоверчиво протянул Артур Веллингтон. А меня почему-то информировали иначе, – глубокая вертикальная складка пролегла у него между бровей. Кажется, Мира однажды призналась мне, что такая морщина на челе у мужчины должна была символизировать рок. – Я слышал, что вы угодили в шторм? – герцог неожиданно сменил тему нашего разговора.
– Да, – подтвердил я. – Фрегат «Стрела», к несчастью, потерпел крушение!
– Но вы-то, к счастью, живы, – усмехнулся Веллингтон. – Итак, чего же от меня хочет царь Александр?
– Чтобы вы повлияли на наших союзников касательно греческого восстания…
– В смысле? – Скулы на лице Артура Веллингтона напряглись. – Вы хотите, чтобы Англия и Австрия выступили против Турции? Разве вы не понимаете, что это невозможно? Вы хотите, чтобы мы сами вырыли себе на Балканах могилу?
– А как же объединение всего человечества? – поинтересовался я. – Разве интересы нашего братства не превыше всех государственных?
– Увы, но в Англии и в Австрии не все еще принадлежат к нашему братству, – усмехнулся герцог. – Я не могу обещать вам, что наши страны пойдут на уступки, – он скептически покачал головой. – Вы должны понимать, что усиление вашей страны на Балканах не выгодно нам ни в каком отношении!
– Но вы же имеете вес у себя в стране, – заметил я. – Вы могли бы замолвить словечко в правительстве…
– Это дипломатический ход с вашей стороны, – вновь усмехнулся Артур Веллингтон, которому, не смотря ни на что, моя лесть пришлась по душе. – А если о моем пособничестве России проведают в Австрии? Вы не допускаете такую возможность? – Пристальный взгляд, которым герцог имел привычку пригвождать собеседника к месту, меня несколько нервировал.
Я поспешил пообещать Веллингтону, что этого не произойдет. Хотя, конечно, не был уверен на все сто процентов… И мне показалось, что английский фельдмаршал это почувствовал.
– Так или иначе, – ответил он, – но я не обещаю, что Англия и Австрия отправят своих солдат воевать против мусульман! Скорее всего, этому не бывать, – заявил Веллингтон. – Времена крестовых походов давно прошли!
– Но вы можете добиться одобрения со стороны союзников, в случае, если Россия разорвет с Турцией дипломатические отношения, – продолжал я упорствовать.
– Это единственное, на что я могу отважиться, – отозвался герцог, – но опять же никаких гарантий я вам дать не могу!
На этой ноте Артур Веллингтон всем своим видом дал мне понять, что наш разговор окончен.
* * *Можно сказать, что я вернулся домой несолоно хлебавши. Вряд ли можно назвать обещания герцога щедрыми. Впрочем, я должен был довольствоваться и тем, что Веллингтон вообще соизволил принять меня без императорского письма, появление которого в руках австрийцев, могло его здорово скомпрометировать. Я очень сомневался в том, что англичанин поверил мне на слово. Если бы не наша общая принадлежность к Андреевскому масонству…
– Очередной провал? – догадался Кинрю, откладывая в сторону книгу. – Что-то подсказывает мне, Яков Андреевич, что эта поездка – одно из самых сложных поручений, данных вам Орденом, – он сокрушенно покачал головой, видимо, намереваясь, выказать мне искреннее сочувствие. Если бы еще от этого могло стать кому-то легче!
– Так точно, – подтвердил я. – Веллингтон – не тот человек, чтобы охотно пойти на уступки! Да и отсутствие письма… – я тяжело вздохнул.
– Я вас не узнаю! – возмутился японец. – Раскисли, будто какая барышня!
– Тебе легко говорить, – невесело отозвался я. – А как я теперь отчитаюсь перед Его Императорским Величеством? Как передам дурную новость Марье Антоновне Нарышкиной? Да как, вообще, покажусь Кутузову на глаза?!
– А по-моему, еще не все потеряно, – пожал плечами Кинрю. – Вы еще даже с горничной, с этой… Как ее там? С Адель! Вот, вспомнил! Не переговорили! Да найдем мы это ваше письмо!
– Мне бы твою уверенность, – усмехнулся я. – А если письмо уже покиуло пределы Кале?
– Вряд ли, – засомневался мой Золотой дракон. – Во-первых, прошло еще не так много времени, во-вторых графиня погибла совсем недавно. И потом она сама могла его хорошо спрятать, предчувствуя грозящую ей опасность. Должна же была Александрова держать у себя в рукаве какой-то козырь! К тому же погода отвратительная, все время штормит… Не думаю, что кому-нибудь захочется разделить судьбу затонувшего фрегата «Стрела»!
– Ну, – протянул я в ответ, – письмо вовсе необязательно везти австрийскому канцлеру на корабле!
– Так-то оно так, – согласился японец, – но слишком много обстоятельств за то, чтобы письмо по-прежнему находилось в Кале!
– На это и приходится уповать, – развел я руками.
* * *После обеда мы снова направились к Дарье Михайловне и попали прямо на похороны графини Александровны. Процессия была скромной, Ольгу в Кале не знали. Тем более никто не догадывался о ее высоком происхождении. Дарья Михайловна рыдала в голос, ее поддерживали под руки какая-то незнакомая дама в черном муаровом платье, молоденькая девушка в соломенной шляпке, украшенной черной бархатной лентой и, как я заключил, кто-то из прислуги. Горничная была скромно одета и все время давала своей хозяйке нюхать мешочек с солью.
– Это, наверное, Адель, – шепнул я Кинрю. – А она мила!
Личико у девушки и впрямь было прехорошенькое. Светло-русые волосы немного вились у висков, выбиваясь из-под черной поношенной шляпки.
– Наверное, – согласился японец, с интересом рассматривая ее. – Мне кажется, что она что-то знает. Физиономист из меня неплохой!
В этом вопросе я склонен был ему доверять. Девушка действительно выглядела какой-то таинственной и насмерть испуганной.
Дарья Михайловна кивнула нам, как только заметила.
* * *С похорон мы вернулись вместе с Дарьей Михайловной, ее приятельницей, отославшей домой юную племянницу в соломенной шляпке, и с бедняжкой Адель, которую все время укачивало.
– Яков Андреевич, гость из России, – представила меня Дарья Михайловна своей приятельнице. – Он должен был вернуть Ольгу под родительский кров, – она снова всхлипнула, не справившись с охватившим ее новым приступом горя.
– Примите мои соболезнования, – проговорил я в пол-голоса. – Видимо, графине Ольге так на роду было написано. – У меня самого болезненно сжалось сердце, когда я произнес эти слова.
– На все воля божья, – кивнула женщина в муаровом платье.
– Анна Ильинична Нелидова, – отрекомендовала ее Дарья Михайловна, – моя самая близкая подруга в Кале. Она тоже русская!
– Да, да, конечно, – в ответ несколько рассеянно отозвался я.
– Но, я почти не знала вашей прелестной родственницы, – печально улыбнулась мадам Нелидова. – Должно быть, она была прекрасным человеком!
– Ангел, – вздохнула Дарья Михайловна. – Однако вы, кажется, хотели о чем-то переговорить с Адель, – обратилась она ко мне.
