Иван Кузьмичев - Поступь империи. Между Западом и Югом.

— Александр Левондиад, господин.

— Алексашка значит. Так в чем дело, почему до сих пор грамота на завод не у нас?

— Дык, она на его имя пожалована уже, верные людишки поздно спохватились. Нынче солдаты возле дома грека караул несут, челядь говорит, будто их полсотни в Сибирь вместе с ним отправится…

— Так придумай что-нибудь, Миша. Не разочаровывай меня, ступай с богом.

Михаил на негнущихся ногах вышел из кабинета князя, забыв прикрыть за собой дверь:

— Еремка!

Услышав голос господина, Еремей встрепенулся, хлопнул себя по лицу пару раз: воспользовавшись самым кардинальным способ для пробуждения.

— Я здесь господин, — склонился слуга войдя в кабинет.

— Говори, чего нового узнал, не зря же полдня под дверью проспал.

— Да я не спал, ни одним глазом, хозяин! — почти искреннее возмутился Еремей.

— Знаю я тебя шельмец, ну да ладно, служишь справно, так что прощаю огрехи, а теперь говори, чего вызнал.

— Царское прошение о членстве в Священной Римской Империи отклонено, говорят, что цесарцы убоялись нас, даже старинная вотчина императоров, принадлежащая ныне нам

— Лифляндия вкупе с 25 000 войском в помощь против Франции не помогли, — почтительно начал слуга.

— Отчего ж так? Землица справная, государь наш шведам ее обратно не отдаст, разве что англичане чего удумают, но это вряд ли, торговать с нами им нужнее, чем воевать… ладно оставим разглагольствования, продолжай.

— Император отговорился тем, что Лифляндия по мирному договору может быть отторгнута, и тогда император обязан будет вмешаться в свару, а этого ему не нужно.

— Вот это правильно! Пусть охолонится наш молодец, а то ведь и впрямь многого захотел. Но эта весть не важна для нас, по крайней мере в ближайшем будущем, ты лучше расскажи о главном, — князь нетерпеливо выбивал пальцами дробь по столешнице.

— Царское соглашение с армянами попало в наши руки, господин…

— Чьи руки? — будто ослышавшись, переспросил посуровевший царский советник.

— Ваши руки… теперь весь персидский шелк будет идти через Россию в обход Османской Порты. Шах это утвердил, а царь запретил продавать его иноземцам, только самим армянам. Так как предприятие новое то оно отошло на откуп одному из казанских купцов из рода Эбиреев. Он уже согласился продавать все партии вам, хозяин, по заниженным ценам, — Еремей, словно кот, увидевший сметану, расплылся в улыбке.

— Замечательно, если все пойдет, как надо то тысяч двести червонцев за год выручим. Весть и правда хорошая, награду получишь у Митрофана, скажешь, чтоб выдал сотню рублей, на первое время хватит, а там посмотрим.

Попрощавшись, Еремей вышел из кабинета советника, перекрестился и быстрым шагом спустился к ключнику, ведавшему небольшой домашней казной князя. Получив причитающуюся ему сумму, он с чистой совестью направил стопы в любимый трактир.

Стоило верному слуге выйти, как князь расслабленно откинулся на спинку кресла, сложил пальцы в замок и устало сомкнул веки. Новости, полученные сегодня, немного уняли тревогу князя, появившуюся после вчерашней неприятности.

Советник узнал, что уже пару недель как за его слугами ходят топтуны Берлоги.

Быть может эта новость не стоила особого внимания, но вот беда – прошел среди советников слух, что глава Берлоги копает под одного из высокопоставленных и влиятельных лиц. Под кого именно никто не знал, но вот что дело началось, стало известно достоверно.

Вот и получается, что выбор князя Ромодановского мог пасть и на советника.

Грешков то у него скопилось ого- го сколько! Ну а если кесарь узнал что-то действительно серьезное, то жизнь советника отсчитывает последние дни жизни…

— Если только я не успею первым от него избавиться, — тихий голос князя сорвал покров тишины кабинета, развеял начавшееся пустое уныние советника. — Но надо все сделать так чтобы комар носа не подточил, иначе треклятые бумажонки все равно укажут на меня… Черт бы побрал этого старика, все ему неймется!

Сгоряча князь с силой приложил кулаком по столу, ненароком перевернув чернильницу на восковую дощечку. Темная клякса растеклась по желтоватому воску, скрывая под собой едва видимые строчки тайнописи…

Я стоял на высоком берегу и смотрел на идущие по Дону корабли, созданные умелыми руками местных корабелов для Южного флота. Веселые солнечные зайчики прыгали с одной мачты на другую.

В сотнях километрах южнее сражаются с многочисленным врагом русские воины, бьются не жалея живота. Тысячи бойцов сдерживают натиск степняцкой орды.

Потрепанные, но не сломленные воины стояли в каре и вели огонь по врагу, протыкали штыками всадников и их коней.

Как бы мне хотелось разорваться и успеть повсюду: вести на врага под барабанный бой полки, плыть с караванами к берегам Испании, Франции, Голландии. Увы, но быть везде сразу не под силу ни одному человеку, как и найти лишние деньги в истощенной многолетней войной стране.

— Оленька, дорогая, спой мне, — мне захотелось в эту тоскливую минуту услышать ее голос: спокойный, ласковый и невообразимо прелестный, заставляющий забыть грязь и проблемы реальности, пусть на пару минут, но все-таки забыть.

Царица, отправившаяся вместе со мной и годовалым Ярославом в Воронеж, не стала ни о чем спрашивать. Она чувствовала, когда слова излишни, карие глаза с любовью смотрели на меня, на ее лице была теплая улыбка. Подумав немного, царица, придерживая на руках маленького карапуза, затянула один из мотивов: печальный, но оттого еще больше подходящий для поникшего настроения.

Песня лилась ручейком, не переставая. Молодой голос расслаблял и завораживал. Не хотелось ни о чем думать. Даже о том, что творится в пограничных землях, в голове настойчиво переваливались сытыми удавами десятки мыслей.

Финляндия, Кубань, Балканы, Крым… ни одна страна в мире не смогла бы вести наступательные действия на стольких направлениях. Но Россия справлялась, казна трещала, скудная промышленность не поспевала за нуждами армии и флота. В полках росла нехватка людей. Нередко случалось так, что в батальоне вместо пятисот человек едва насчитывалось триста, из которых полсотни больны или приданы для усиления гарнизонов или застав. На флоте нехватка состава приняла куда больший размах, кроме канониров и матросов не хватало опытных капитанов и штурманов.

Флотилия гребных судов все больше разрасталась, спускались на воду галеры с неполной командой, едва- едва перевалившей через необходимый минимум.

Заперев Девлет-Гирея на полуострове, нам удалось обезопасить южную украину, связав его угрозой нападения. Сам хан не отрицал подобного – перед глазами у него был недавний пример кубанского собрата. Его ставка – Копыл до сих пор покрыт пеплом сгоревших домов и вряд ли восстановится в скором времени. После взятия Копыла по моему указу весь пленный молодняк увели в центральные губернии и на Урал.

По замыслу Генштаба следовало создать такие условия для перегоняемых степняков, чтобы через 1–2 поколения возрождать величие предков было некому. России требуются верные Отечеству люди, а не степные перекати- поле, незнающие, где они окажутся в скором времени.

Барон Людвиг фон Алларт уныло глядел на укрепления полевой крепости: выдвинутые на позиции редуты преобразились в небольшие крепостницы, сложенные умельцами из глины и валунов. Внутри крепости, как только нескончаемые атаки крымского хана прекратились, поставили основательный лазарет: не палаточный, как было раньше, а деревянный, такой, что даже зима оказалась не страшна внутри обители больных…

Но затишье продолжалось недолго – с начала весны, как только изумрудная трава вылезла из земли, и солнце иссушило грязь нескончаемых степей, крымчаки вновь осадили крепость. Девлет-Гирею просто не осталось выбора: пан или пропал, хан лучше султана видел расклад текущей войны. Пускай сейчас русские армии воюют в опасной близости от Стамбула, но в случае нужды они придут и сюда. И если случиться последнее, то ханство исчезнет – это главный крымчак знал точно.

Момент для новой осады степняки выбрали удачный: из-за того, что большую часть полков пришлось отводить на зимние квартиры в русские губернии, в лагере сейчас насчитывалось чуть более четырех тысяч солдат и офицеров. И хотя подводы с боеприпасами до поры до времени подходили вовремя, воспользоваться большинством орудий не удалось: толи извечное русское разгильдяйство, толи неудачное стечение обстоятельств, но на пороховом складе, защищенном, казалось бы, лучше любого другого склада появилась гниль. В итоге чуть ли не половина порохового запаса испортилась, оказавшись на земле, и нуждалась в повторном перегоне и вываривании.