Антон Чижъ - Аромат крови
– Какому розыску? – Лидия Карловна насторожилась. – Что случилось? Что-то с Эльвирой Ивановной?
– Почему вы так решили?
– Не знаю… – она запнулась. – Вы только о ней и спрашивали. Я подумала…
– Госпоже Агаповой кто-то угрожает? Вы что-то знаете? Прошу вас, не скрывайте, дело слишком серьезное…
– Что с Элей? – чуть не крикнула Маслова.
– С ней все в порядке. Во всяком случае, час назад была у себя дома жива и здорова. Вам привет передавала.
Облегченно вздохнув, Маслова еле слышно прошептала «слава богу» и… перекрестилась. Какая, однако, заботливая хозяйка конкурса.
– Чем вызвано ваше беспокойство об Эльвире Ивановне? Мне нужно это знать… чтобы защитить ее.
Маслова внимательно посмотрела в честное усатое лицо и печально проговорила:
– Я волнуюсь за всех конкурсанток. У нашего конкурса много противников. И если что-то случится, его отменят. Никакие связи не помогут. А я столько вложила сил…
– И средств, оставленных господином Агаповым… – встрял Родион.
Она согласно кивнула.
– Все тумбы в афишах, в газетах столько рекламы, призы роскошные, вся столица только об этом и гудит. Но стоит нам оступиться хоть в чем-то, на меня повесят всех собак и конкурс отменят. Вы же понимаете, в день празднования годовщины все должно быть безупречно…
Это чиновник полиции понимал без подсказок.
– Вы встревожены судьбой именно Эльвиры Ивановны. Почему?
– Я давно знаю и люблю их семью. Не стоит тут искать тайного смысла. Лучше скажите: что случилось? Это угрожает конкурсу?
– Надеюсь, что нет.
– Господин Ванзаров, не мучьте меня…
– Разве я не сказал? Прошу извинить. Проводится сугубо конфиденциальное расследование. По личному указанию полковника Вендорфа.
– Ах, какой вы… – госпожа Маслова по-матерински вздохнула, словно жалела, что не может отшлепать шалуна.
– Так что там с платьем?
Отодвинув конторку легким толчком ладони, Лидия Карловна с некоторым трудом встала. Но от помощи отказалась. И слегка раскачиваясь, как перегруженный баркас, отправилась к ближним ширмам. Вскоре оттуда послышались шорохи перебираемых вещей. Выйдя с пустыми руками, Маслова отправилась на другую сторону зала и пропала за расписным холстом. Покопавшись и пошуршав, возвратилась ни с чем.
– Не могу понять, куда оно делось? – спросила она Ванзарова. Но объяснять чиновник полиции не стал, а спросил сам:
– Почему вы отказали от участия в конкурсе Лизе?
Госпожа Маслова не поняла вопрос:
– Какой Лизе? О чем вы? Мы никому не отказываем. Красота не знает ни возраста, ни социальных различий, я так считаю. У нас самые разные участницы. Нужно лишь добровольное желание и чтобы было в чем выйти.
– Именно так думала Лиза…
– Да о ком вы? – не на шутку разозлилась Маслова.
– О горничной Эльвиры Ивановны. Сегодня она пришла, чтобы записаться, но ее обвинили в краже платья Агаповой и фактически выгнали.
Лидия Карловна добродушно засмеялась:
– Какие глупости. Это она вам сказала? Ох уж эти барышни, такие выдумщицы. Бросит любимый, она наплачется, а потом сочинит дурацкую историю.
– Как было на самом деле?
– Да ничего и не было! Девушка эта пришла раньше собрания, что-то около трех. Спросила, можно ли еще записаться на конкурс. Я сказала, что с такими данными с радостью взяла бы ее, но все места уже заняты. Если желает, могу записать в резерв, у нас такой имеется, мало ли кто заболеет или не сможет. Она ответила, что подумает.
Если выжать женские эмоции, то в сухом остатке будут факты, не сильно отличающиеся. В конце концов, Лиза – существо истеричное, могла принять за обиду любую ерунду. Девушка как на иголках: замуж пора, а никто не берет. И красота увядает. Любая занервничает.
– А платье? – напомнил задумчивый юноша.
– Что – «платье»?
– Разве вы не обвиняли ее в краже?
– С какой стати? Она принесла его, сказав, что Эля просила здесь подержать.
– Зачем прятать здесь? Разве дома мало места?
– Вы, наверно, уже знаете… – осторожно прощупала Маслова и убедилась: знает. – Клавдия Васильевна и девочки тоже участвуют. А женщины такие существа, что даже сестре и дочери не уступят в вопросах красоты и изящества. Непременно надо быть первой. В тайне держат наряды, чтобы другая лучше не сделала. Таков женский характер.
– Понимаю, – согласился глубокий знаток предмета, чем вызвал неприметную улыбку дамы. – Лиза принесла платье, чтобы сдать на секретное хранение. Куда положила?
Ему указали на левую ширму.
– Но теперь его там нет?
Маслова только руками развела.
– Украл кто-то из ревнивых конкурсанток?
– Что вы такое говорите. Женская зависть, конечно, страшнее клинка, но у нас, слава богу, все мирно. Нарядов хватает у каждой, девочки не ссорятся…
– Можно их полный список?
Из-под стопочки листков на конторке появилась четвертушка писчей бумаги со столбиком фамилий, писанных чернилами. Черными. Как цифра в хризантеме. Около «Агапова Э. И.» красовалась заветная четверка.
– Почему в списке только одна Агапова?
Лидия Карловна несколько замялась:
– Понимаете, такая ситуация… Не совсем прилично…
Действительно, что подумает публика, если из двенадцати участниц забега четыре будут стартовать от конюшни «Агапова», да еще представлять главного мецената турнира, говоря спортивным языком? Подумает: обман и надувательство. Призы – только своим. Неспортивная игра. Плюнет общественность и больше никогда не поверит в честность конкурса красавиц. В общем, Родион оценил щекотливость ситуации.
– Под какой кличкой… тьфу ты, фамилией Клавдия Васильевна стартует? – спросил Ванзаров, хотя уже нашел подходящие инициалы.
– Выступит под своей девичьей: Лоскутова.
– То есть номер десять. Влада Ивановна под честной фамилией мужа – Вонлярская и номер шесть?
– Именно так. Ольга Ивановна – это Изжегова. Ее – первый. Очень прошу: все это между нами.
Сыскная полиция обещала хранить женскую тайну, как свою. Но списочек возвращать не спешила и к тому же занудно повторила:
– Но куда же делось платье Эльвиры Ивановны?
Лидия Карловна посветлела лицом:
– Да что же я! Ну конечно! Перед самым собранием, когда девочки уже начали собираться, зашла Вероника…
– Это кто? – перебил Родион, стараясь найти в списке инициалов первую «В». Таких нашлось две.
– Вероника Лихачева… Да вот она под номером восемь.
Действительно совпало. Рыцарское сердце дрогнуло предчувствием удачи.
– Что было дальше?
– Вероника сказала, что сможет побыть недолго, зашла за ширму, увидела новое платье и спросила разрешения померить. Я не возражала. Выскочила в нем, такая красавица, сказала, что сбегает, посмотрится в зеркало.
– Она возвращалась?
– Ой, нет… – вдруг растерялась хозяйка. – Я и забыла об этом. Столько дел, каждая лезет со своими претензиями…
– Где найти госпожу Лихачеву? Мне срочно.
– Чего проще: идете за кулисы к Орсини, она у него ассистентка. Выступление как раз началось.
Ванзаров вскочил так резко, что стул был повержен на паркет. Взволнованный юноша не замечал подобных мелочей.
– Последний вопрос: Лада и Ляля были на этом собрании?
– Сильно опоздали. Наверно, с полчаса… Вы уж и домашние имена их знаете?
– А Клавдия Васильевна?
– Тоже не вовремя. Приехала, посидела считаные минуты и отпросилась. Сказала: срочные заботы…
Сыскная полиция уже рвалась в бой, но следовало кое в чем подстраховаться.
– Прошу, госпожа Маслова, нашу беседу держать в строжайшей тайне. Особенно от Эльвиры Ивановны. Если желаете ей добра. Только в этом случае обещаю, что о ваших маленьких фокусах с фамилиями не будет известно прессе.
Родион исчез так быстро, что не заметил, как женщина схватилась за сердце. А полным нельзя волноваться.
Распорядитель «Помпей» со звучной фамилией Циркин, только услышав про «особое поручение» от полицеймейстера Вендорфа, беззвучно согласился на все и даже выдал провожатого «мальчика». Служивый мальчонка был покрыт морщинами и имел статную выправку образца середины века. Но службу нес исправно до сих пор.
Лебедев приказал начать с подвалов. Впереди, как и полагается факелоносцу, торопился Николя Гривцов с потайным фонарем, боясь лишний раз оглянуться. Уж больно грозен спутник. За Лебедевым семенил мальчонка, просивший называть его Демидом: он, не замолкая, сообщал лишние, ненужные и безумные сведения о «Помпеях». По его мнению, концертный зал разбили как раз на месте древних стоянок первобытных людей, после чего здесь долгое время находился языческий храм, а когда Петр Великий додумался соорудить на этих местах свою столицу, было поставлено жилое строение, заранее проклятое. Как и воздвигнутый храм разврата и бесовщины, по мнению Демида. Как видно, распорядитель специально подсунул его полиции: мальчонка умел допекать изумительно. Так, что Лебедев терпел на последнем пределе.
