Питер Тремейн - Очищение убийством
Брат Эадульф явно решил не обижаться и только усмехнулся.
— По каким бы причинам я ни был назначен, сестра, я здесь.
— В таком случае, поскольку между нами возникли разногласия, нам, полагаю, надлежит пойти к настоятельнице Хильде и спросить у нее, кого она предпочитает видеть ответственным за расследование.
Теплый взгляд карих глаз Эадульфа встретился со сверкающими от ярости глазами Фидельмы.
— Может быть, так, — медленно проговорил Эадульф, — а может быть, нет. — Внезапно его лицо расплылось в усмешке. — А почему бы нам не решить эту проблему самим?
— Кажется, ты уже решил, что главным будешь ты? — ледяным голосом проговорила Фидельма.
— Я готов на соглашение. Мы разделим обязанности в этом деле, ведь у каждого из нас свои таланты. Пусть никто не будет главным.
Вдруг Фидельма поняла, что этот человек, похоже, испытывает ее, проверяет ее решимость и уверенность в себе.
— Это было бы логичным решением, — неохотно согласилась она. — Но чтобы работать вместе, нужно понимать друг друга и знать ход мыслей другого.
— А как еще можно это узнать? Только работая вместе и узнавая. Не попробовать ли нам?
Сестра Фидельма посмотрела в глубокие карие глаза монаха-сакса и почувствовала, что краснеет. Опять она ощутила то странное алхимическое сближение, которое испытала вчера вечером.
— Хорошо, — ответила она отстраненно, — мы попробуем. Мы будем делиться всеми нашими мыслями и знаниями в этом деле. А теперь пойдем к сестре Ательсвит к северным вратам монастыря. В этом здании мне как-то не по себе, и я с удовольствием выберусь наружу на свежий морской ветерок.
Она повернулась, не бросив больше ни единого взгляда на келью или на тело настоятельницы Этайн. Все ее мысли сосредоточились на причинах загадочной смерти подруги, и горе понемногу отступало.
У северных ворот монастыря Фидельма и Эадульф попали в гущу народа. Местные торговцы, зная, что в монастырь съехалось столько благородных клириков и правителей из королевств англов и саксов, устроили что-то вроде ярмарки.
Добродушная толпа собралась вокруг нищего, судя по говору и внешности, ирландца. Люди насмехались над ним, а тот выкрикивал пророчества о гибели и мраке. Фидельма покачала головой, вспомнив, что видела этого человека вчера вечером, из окна.
В эти дни повсюду можно было встретить пророков и предсказателей, предвещающих погибель и светопреставленье. Но никто по-настоящему не верит пророчеству, коль скоро предреченная гибель и проклятье непосредственно не касаются тебя самого. А впрочем, что творится в головах у людей, никому не известно.
Фидельма и Эадульф постояли немного, но соблазны палаток и прилавков поманили их, и, недолго думая, они отошли от ворот и углубились в пеструю толчею. Они кружили среди палаток по ярмарочной площади, раскинувшейся под высокими песчаниковыми стенами Стренескалька.
В воздухе стоял живительный солоноватый запах моря. Несмотря на поздний час, купцы не спешили сворачивать столь удачную торговлю. По ярмарке с величественным и надменным видом бродили богато одетые люди — вельможи, таны, конунги и мелкие короли. А дальше, по обеим сторонам долины широкой реки, текущей в море, темнели холмы, а на холмах стояли многочисленные шатры с флагами, говорящими о знатности их обитателей.
Фидельма вспомнила слова брата Торона о том, что собор привлекает власть имущих не только из королевств англов и саксов, но даже из бриттских земель, с которыми саксы постоянно находятся в состоянии войны. Эадульф смог распознать флаги некоторых знатных людей, приплывших из-за моря, из страны франков. Она же узнала некоторые из Дал Риада и пришельцев из земель Круитне, которых саксы называют пиктами. Воистину это важный диспут, коль скоро он привлек столь многие народы. Освиу прав — решение, принятое в Стренескальке, на века определит направление христианства не только в Нортумбрии, но и во всех королевствах саксов.
Казалось, что в Витби пришел праздник. Странствующие певцы, лицедеи всех мастей, купцы, торговцы наводнили селение. Брат Эадульф после расспросов сообщил Фидельме, что цены, которые те запрашивают, непомерны, и заметил, что им самим следует возблагодарить Бога за то, что они пребывают под покровительством монастыря.
Золотые и серебряные монеты быстро переходили из рук в руки между прилавков. Какой-то купец-фриз воспользовался таким стечением богатых танов и землевладельцев с их слугами и распродавал целый корабль рабов. Кучки зевак — крестьян, свободных простолюдинов — наравне с возможными покупателями глазели на это зрелище с омерзительным интересом.
Слишком часто случалось такое: в результате войны или междоусобицы любая семья могла оказаться в плену и рабстве и быть продана победителями.
Фидельма наблюдала за происходящим с нескрываемым отвращением.
— Мне горько видеть, что людей продают, как животных.
И впервые Эадульф полностью ее поддержал.
— Мы, христиане, давно провозгласили, что великий грех для человека — владеть другим человеком как своей собственностью. Мы даже собираем деньги для выкупа на свободу рабов-христиан. Но многие, называющие себя христианами, не желают уничтожения рабства, и у самой церкви нет ни воли, ни какого-либо плана, чтобы покончить с ним.
Фидельма обрадовалась, что хоть в чем-то он с ней согласен.
— Я слышала, что даже ваш саксонский архиепископ Кентерберийский, Деусдедит, утверждает, будто рабам в хорошем хозяйстве живется лучше, чем свободным простолюдинам, и что свобода простолюдина также весьма относительна. Такие взгляды невозможны среди епископов Ирландии, где рабство запрещено законом.
— Но при этом вы держите заложников и тех, кого вы определяете как несвободных, — возразил Эадульф.
Он внезапно почувствовал, что должен защитить саксонскую систему рабства, хотя и был с ней не согласен, просто потому, что он — сакс. Ему не нравилось, что какая-то иноземка может отзываться о его народе так свысока и неодобрительно.
Фидельма вспыхнула.
— Ты учился в Ирландии, брат Эадульф. Ты знаешь нашу систему. У нас нет рабов. Те, кто нарушает наши законы, могут утратить свои права на разный срок, но они не исключаются из нашего общества. Их заставляют вносить свой вклад в богатство народа в течение того времени, которое определяется их преступлением. Иные из несвободных людей могут обрабатывать свою землю и платить подати. Заложники и военные пленники остаются в нашем обществе именно залогом, пока дань или выкуп не будут выплачены. Но, как тебе хорошо известно, Эадульф, даже с самыми низкими из наших несвободных людей обращаются как с разумными существами, как с людьми, имеющими права, а не просто как с движимым имуществом, — так, как вы, саксы, обращаетесь со своими рабами.
Брат Эадульф открыл было рот, чтобы возразить, защитить саксонские порядки, от возмущения забыв, что сам же только что проклинал их.
Однако назревающая ссора была прервана.
— Брат Эадульф! Сестра Фидельма!
Они обернулись. Сестра Фидельма тут же устыдилась, увидев, как пожилая сестра Ательсвит бежит, чтобы нагнать их.
— Мне кажется, или вы вправду сказали, что будете у северных ворот? — посетовала она, задыхаясь.
— Прошу простить нас, — покаянно склонила голову сестра Фидельма. — Нас соблазнили пестрота и шум рынка.
Сестра Ательсвит скривилась с отвращением.
— Лучше избегать сих гнездилищ развращенности, сестра. Однако ты — иноземка, и рынки Нортумбрии могут быть для тебя любопытны.
Она вывела их из монастырских угодий, отданных под ярмарку, под рыночные лотки и палатки, и направилась к востоку вдоль темных утесов, смотрящих на гавань Витби. Солнце уже склонилось к закату, и собственные тени далеко обгоняли их на пути.
— Итак, сестра Ательсвит… — начала Фидельма.
Но domina прервала ее, тяжело дыша:
— Я видела брата Эдгара, нашего врача. Он освидетельствует тело в течение часа.
— Хорошо, — с одобрением откликнулся брат Эадульф. — Вряд ли он добавит что-нибудь новое к тому, что мы знаем, но все-таки лучше, если тело будет обследовано.
— Ты ведь смотрительница странноприимного дома, — продолжала Фидельма, — как ты распределяешь кельи между гостями?
— Многие гости поставили свои шатры вокруг монастыря. Но на диспут прибыло столь много людей, что и общие спальни заполнены до предела. Отдельные же кельи предназначены для особых гостей.
— Комнату настоятельнице Этайн отвела ты?
— Конечно.
— На каком основании?
Сестра Ательсвит нахмурилась.
— Я не понимаю.
— Была ли какая-либо особая причина, чтобы Этайн из Кильдара отвели именно эту келью?
— Нет. Гостевые кельи отводятся по чину. Епископ Колман, например, потребовал, чтобы тебе отвели отдельную келью в соответствии с чином.
