Господин следователь. Книга 4 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич
Василий Смирнов задержан, похищенные вещи обнаружены, опознаны мещанином Смирновым Иваном.
Старший городовой Федор Смирнов'.
Дело я открывать не стал — пусть сразу к мировому судье отправляются, а рапорт мне понравился. Не врет статистика моего мира, уверявшая, что самая распространенная фамилия в России не Иванов, а Смирнов. Интересно, а информатор, сообщивший городовому «негласным путем» о воре, не Смирнов ли?
Антон Евлампиевич покашлял и перестал, потом вытащил из кармана узелок. Развернув его, высыпал на мой стол с десяток грязно-серебряных кругляков. Это у нас что такое? А, старинные монеты. Видел я такие в музеях.
— Неужели Смирнов нашел? — поинтересовался я, осторожно взяв в руки тоненькую серебряную пластинку с едва заметной арабской вязью.
— Так точно.
— Как же он умудрился? Земля мороженая.
— Говорит, возле бани. Там, где грязная вода из-под пола стекает, земля помягче, копнул, а тут тебе и монетки. Он поначалу не понял, что это такое, думал — сбрую конскую украшали — серебра-то здесь с гулькин хрен, потом подсказал кто-то — либо турецкие, либо персидские, но старые. Вначале, говорит, купцам хотел продать, потом совесть замучила — мне принес. Дескать — виноват.
— И что Смирнов хочет?
— Так он ничего не хочет. Это я не знаю, что с этими монетками делать? Не то господину исправнику отдать, чтобы он серебрушки в Новгород переслал, в канцелярию губернатора. Инструкция есть, чтобы все, что древнее отыскивают, отправляли туда, а канцелярия пересылает в Новгородский музей древностей. Так что, в раздумьях я. Отправить или, выбросить? Вот, скажите-ка, Иван Александрович… Вы, человек грамотный, в университете учились. Эти монетки много денег стоят? Чисто из любопытства спрашиваю. Старые ведь монетки, лет двести, а то и больше.
Взяв в руки монетку, с умным видом сказал:
— Лет им побольше, не двести, а тысяча, если и поменьше, то девятьсот. Их арабы чеканили, когда наше государство возникло и Русь крестили. Был такой Арабский халифат, свои монеты чеканил.
Рассматривал монету и задумался. Я ведь уже и не помню все тонкости образования арабского халифата, его распада, а ведь когда-то уроки вел. Рассказывал, как арабов не принимали всерьез, а они взяли, сделали козью морду и персам, и византийцам и чуть было всю Европу не захватили. Надо будет что-то почитать. Иначе — попадется на экзамене по Всеобщей истории.
Так, отвлекся. И сколько стоит куфический дирхем? В моем мире такой стоил бы… Ну, рублей пятьсот, может — тысячу.
А вот в мое нынешнем времени сколько стоят?
— Уж точно, на таких монетках не разбогатеешь, потому что никому они особо-то не нужны. Да и много их начеканено. Если кто даст пятачок — уже хорошо.
— А у нас они откуда взялись? — полюбопытствовал Ухтомский. — Ладно, если в Крыму или в Таганроге, а здесь-то?
— Так купцы и привезли. Слышал ведь, Антон Евлампиевич о пути из варяг во греки? Варяги — теперешние шведы с норвежцами, они на Балтике, а греками у нас византийцев именовали. Купцы туда-сюда ездили, товары возили. Со Скандинавского полуострова железо везли, из Византии соль.
— А зачем чужое везти, если своего полно? — удивился Ухтомский.
— Так это сейчас все есть, — пояснил я. — А раньше ничего своего не было. А как без железа? Или без соли? Без соли, Антон Евлампиевич, сам понимаешь, ни запасов на зиму не сделать, ни щи не посолить. Греки свою соль на наше зерно меняли — иной раз мешок соли на мешок ржи меняли. А куда деваться? Брали. А у болотной руды, что в наших краях — качество плохое. Еще ладно, что в Вологодской губернии соль научились добывать. Главная торговля в Новгороде была, но и к нам на Шексну заезжали, на Белое озеро. Белозерск когда-то богатым городом был. Рыбу в наших краях покупали, шкуры всякие, воск. А на Соборной горке, где монастырь был, люди давно живут. Кто-то из купцов свой кошелек у нас потерял. По прежним временам пять монет — очень много. У нас ведь долго своего серебра не было, все привозное было. Наверное, за эти монетки можно было дом купить, или коня.
— Вот те на! — захохотал Антон Евлампиевич. — Купец кошелек тысячу лет назад потерял, а Федька Смирнов нашел! Купец-то, переживал, небось, а как кошелек теперь вернуть?
Я только кивнул и процитировал:
— Потеряла девушка перстенёк
И ушла, печальная, с крылечка.
А спустя тысячелетье паренёк
Откопал её любимое колечко.
Я б и рад ей то колечко возвратить,
Да не в силах… Время любит пошутить[2].
— Так что с монетками-то делать? — напомнил Ухтомский.
— В Новгород их отправлять смысла нет. Там и своих хватает, счет не на единицы идет, а на сотни. Для них эти пять дирхемов ерунда, а для нас важно. Будет доказательство, что Череповец не при матушке Екатерине появился, а гораздо раньше. А в губернию пошлем — потеряют[3]. Лучше эти дирхемы в Городскую управу отдать. Мне недавно Афетов, преподаватель Учительской семинарии говорил — Иван Андреевич Милютин музей истории собирается делать[4]. Серебро умелые люди почистят, точный год определят. Но рапорт написать надо — не для канцелярии, а для музейных хранителей. Еще неплохо бы план составить. Для потомков.
[1] Обычно так говорят про телят, отличающихся хорошим аппетитом. Можно ли так сказать про мальчишку — не знаю.
[2] Валентин Берестов
[3] Вот-вот. В 1822 году в деревне Панькино (ныне улица Чкалова в Череповце) был найден клад дирхемов. Отправили его в Новгород, но он по дороге пропал. Еще много что интересного увезли из Череповца в Новгород, но все куда-то подевалось.
[4] Музей создадут в 1895 году. Он и сгорит разочек, и станет мыкаться в поисках здания, но все равно, выживет.
Глава седьмая
Старообрядцы Череповецкого края
Сегодня не собирался заходить к исправнику, но тот сам отправил курьера, чтобы зазвать к себе. Не думаю, что Абрютину не с кем чая попить, поэтому пошел. А Василий Яковлевич, вместо того, чтобы меня чаем напоить, бумажку сует. Дескать — ознакомьтесь.
Вот, знакомлюсь.
'Его Высокоблагородию господину Абрютину
От урядника Пачевской волости 1 стана Череповецкого уезда Микешина.
Довожу до вашего сведения, что 4 февраля с.г. насмерть убился крестьянин деревни Замошье Пачевской волости Паисий Ларионов, 53 лет.
Причина — напился пьяным, упал с моста в собственном доме, скатился по лестницеи сломал себе шею.
К сему — урядник 1 стана унтер-офицер Микешин'.
— И что вас смущает? — поинтересовался я, прочитав доклад урядника.
Я бы этот рапорт проигнорировал, положив в папку с общими бумагами — канцелярист их потом сведет в один документ и отправит в Новгород, в канцелярию губернатора. Смерть Паисия Ларионова пополнит статистику погибших по причине пьянства.
Ну, принял человек лишнего, бывает. А с какого моста он упал и скатился по лестнице? А, понял. Не с того, что перекидывают через ручей или реку, а с перехода, соединяющего жилую часть дома с нежилой. Жилая — это изба, нежилая — скотный двор, а сверху повить, куда складывают сено. На повети можно кладовки настроить, а еще, пардон, нужно́й чулан. С моста идет лестница вниз, к выходу. Сам я живу в городском доме, где из нежилой части только сени.
Падение с лестницы — штука неприятная. Наверное, нет такого человека, который бы хоть раз в жизни с нее не падал. Иной раз и не один. Я однажды со стремянки навернулся — на даче у тещи ветки березы пилил. Ушибся тогда здорово, кисть подвихнул, а Оксана Борисовна ходила и ныла, что стремянка сломалась. И ныла до тех пор, пока Ленка новую не купила. Я бы из принципа не стал покупать, но жена сказала, что дешевле купить, чем слушать стоны.
Вспомнилось, что незадолго до «попаданства» читал о том, что в Британии какое-то министерство вело специальный учет — сколько человек ежегодно падает с лестниц, получает травмы различной степени тяжести или гибнет. Если не ошибаюсь — триста тысяч в год[1]! Но если по сериалам судить, так в аглицком доме обязательно имеется два этажа и очень крутая лестница, с которой кто-нибудь да сваливается. Либо самостоятельно, либо ему помогают.
