Лабиринт Ванзарова - Антон Чижъ
– Разумеется.
– В нашем случае Морозов сидит, на шею действует сила только одной руки, как подъемный рычаг, который натягивает веревку из-под стула. Вы говорили, что тело борется за жизнь до последнего. Разве мышцы руки не должны инстинктивно ослабеть, когда была передавлена трахея? Разве рычаг не должен был упасть?
Лебедеву очень хотелось возразить, но не нашлось подходящих слов.
– Жулик, – сказал он добродушно. – Считаете, купцу помогли задохнуться?
– Нетрудно проверить, – ответил Ванзаров.
– Ну, вынимайте вашу логику, – согласился Аполлон Григорьевич. «Шулерские фокусы», как он называл майевтику Ванзарова, доставляли ему особое удовольствие. Приятно, когда разум торжествует. Редкий случай в быстротекущей жизни.
– На полу осколки зеркала.
– Разбито вдребезги.
– Морозов мог до него дотянуться?
Прикинув на глаз расстояние, Лебедев ответил:
– Только ногой толкнуть этажерку.
– В этом случае зеркало упало бы целиком. Но рама на месте. Что это значит?
– Что? – спросил криминалист, предчувствуя наслаждение.
– Стекло было разбито прямым ударом, – последовал ответ. – Встать или дотянуться Морозов не мог. Да и зачем сидеть перед пустой рамой? Это бессмысленно. Прежде чем задохнуться, Морозов смотрел в целое зеркало. Тот, кто был с ним, разбил стекло и ушел. А перед этим помог торговцу задохнуться.
Лебедев был доволен. Только виду не показывал.
– Чтобы мертвец не смотрелся в зеркало? Суеверие?
Отвечать Ванзарову не хотелось. Чтобы не испортить победу признанием, что логика не все может.
– Важно иное: тот, кто был здесь, не дал руке, сжимавшей петлю, отпуститься.
– Это значит…
– Вы правы, Аполлон Григорьевич, – поторопился Ванзаров. – Морозов не собирался умирать. Ему помогли. Вот какой вывод вы помогли найти. Остается теперь убедить в этом пристава…
Пока Лебедев наслаждался собственной значимостью, Ванзаров поспешил спросить:
– Позвольте узнать: почему сказали, что дело это дурно пахнет?
В ответ ему грозно помахали сигарильей.
– Не увиливайте, друг мой! Не заметили главного, так и признайтесь: логика зашла в тупик. Наконец уже…
Ванзаров предпочел не заступаться за логику. Она сама себя защитит.
– И все же, почему?
Ответил Лебедев не сразу.
– Ладно, так и быть, вам скажу… Пристав такое в протоколе не оставит… Знаете, я всякого навидался… Любых мерзостей, какие может выдумать извращенный мозг человека… Картина, в общем, знакомая… Почтенный купец, пожилой человек, ему наверняка за пятьдесят, ночью раздевается донага, садится перед зеркалом, накидывает петлю на шею… К нему приходит некто… Что это такое?
– Договаривайте, Аполлон Григорьевич…
– Вы человек не женатый, а потому не знаете: есть любители придушить себя во время плотского сношения. Для усиления чувств… Особенно когда с возрастом половая сила слабеет. У господина купца, сами видите, что произошло… Теперь заметили?
Заметил Ванзаров давно. Ждал, когда Лебедев сам укажет.
– Насколько помню, при повешении это происходит по причине оттока крови…
– А также прочие физиологические проявления.
– Тогда это может быть естественным следствием…
Лебедев решительно мотнул головой.
– Не сомневайтесь, друг мой, торговец антиквариатом пытался достичь высот наслаждения. Там его и поймали…
– Благодарю, – согласился Ванзаров, чтобы окончательно не расстроить друга. – Кстати, что скажете про оружие убийства?
– Обычный шелковый шнур… Купец в своих запасах раскопал.
– Шнур не Морозова, – поторопился Ванзаров. И пожалел. Но было поздно. Лебедев нахмурился.
– Как же смогли узнать?
– Из шнура торчат ниточки.
– Что такого? – Аполлон Григорьевич сегодня явно был не в настроении.
– Простой ответ: шнур оторвали от шторы, к которой он был пришит. Нельзя предположить, что Морозов тщательно подготовился, а самое главное забыл. И пришлось ему портить свои гардины… Да их нет в магазине…
Как ни странно, Аполлон Григорьевич согласно кивнул.
– Я же говорю: тут была женщина. Шнур с гардины – вот окончательное доказательство: его убила женщина, – проговорил он, словно любуясь.
– Невозможно, – ответил Ванзаров.
– Что именно?
– Чтобы женщина испортила свои шторы, оторвав шнур.
Ванзаров чуть не добавил, что психологика это отвергает, вовремя сдержался. За что получил дружеское похлопывание по плечу. После такого обычный человек не устоял бы на ногах.
– Вы мало знаете женщин, друг мой… Они не такое могут, – Аполлон Григорьевич величественно взмахнул сигарильей, пресекая дальнейшие споры. – Мой вам совет: держите свои мысли при себе. Пусть пристав в этой мерзости копается. А мы – к Палкину. Извозчик заждался…
– Извозчик давно уехал, – сказал Ванзаров, думая о другом. – Вас не затруднит разжать левый кулак Морозова? Там что-то находится, не могу разобрать, что.
Ледяные пальцы Лебедев разомкнул с усилием. И вынул дощечку со шнурком, закрепленным с двух концов и свободно свисающим в середине.
– Это что же такое? – спросил он, вертя находкой так, что шнурок крутился вокруг деревяшки.
Ванзаров рассмотрел вещицу. Антикварной ценности не представляет. На детскую игрушку не похожа. На примитивный музыкальный инструмент – тем более. Деревяшка и кусок веревки. Для чего она понадобилась Морозову, не было никакого предположения. И психологика молчала в задумчивости. Ванзаров опустил предмет в карман пальто.
– Прошу простить, но я вынужден остаться, – сказал он. – Иначе пристав спишет на самоубийство.
Лебедев швырнул сигарилью об пол.
– Ну что за человек! Праздник, а ему неймется… Раз так, назло останусь с вами.
Возражать Ванзаров не стал, а призвал пристава. Хомейко ступал так бережно, будто опасался попасть в мышеловку.
– Кто обнаружил тело?
– Приказчик Лавандов. В десять пришел отпирать магазин, увидел, что замок открыт, подумал: воры забрались. Только заглянул, а тут такое, – Хомейко покосился на голого купца. – Побежал за городовым…
– Что можете сказать о погибшем?
Оказалось, Морозов личность известная в мире столичных антикваров. Однажды привез из Воронежа разобранную изразцовую голландскую печь, якобы сложенную для Петра Великого, за которую запросил баснословные двести тысяч рублей. Еще нашел письмо будто бы Марии Антуанетты, написанное незадолго до ее казни. Репутацию он имел человека удачливого и богатого, хотя как велико его состояние, доподлинно неизвестно. Одни слухи.
Выслушав доклад, Ванзаров попросил вызвать приказчика. Но прежде указал следы на полу: сапога со скошенным каблуком и полоску мусора, будто сметенную нарочно. Хомейко обещал внести в протокол. Он ушел и вернулся с продрогшим приказчиком, которого держал под надзором городового. Молодой человек приятной наружности в модном пальто натурально дрожал, на носу у него замерзла сосулька, глаза были красны, как от слез. Глянув на тело, он зажмурился и отвернулся. Мгновенный портрет рассказал о нем все до донышка. Чтобы было несложно. Как несложен был сам приказчик.
– Вы нашли тело? – спросил Ванзаров.
– Так точно-с, – Лавандов вежливо шмыгнул носом.
– Ваш хозяин…
– Алексей Николаевич, – расторопно подсказал приказчик.
– Господин Морозов, – продолжил Ванзаров, – устраивал для себя пикантные развлечения?
Лавандов выразил изумление:
– Как можно-с!
– Приводил сюда бланкеток[19] или любовниц?
Пристав подавился, а приказчик искренно покраснел. Или щеки зарделись с мороза.
– Алексей Николаевич – человек отменного поведения. Женатый и прочее… У него репутация-с! Достойнейший господин! А не то, чтобы подобными глупостями…
– Сколько лет его супруге?
– Господин Ванзаров, при чем тут это? – вмешался пристав. – Что за неприличные вопросы…
Лебедев усмехнулся наивности Хомейко: он-то знал, как поступал с приличиями чиновник сыска, когда занимался розыском. Ванзаров повторил вопрос. Лицо приказчика стало розовым, как заря. Поэтически выражаясь. Приносим свои извинения, но такой уж Лавандов…
– Простите, не понимаю-с…
– Простой вопрос, господин Лавандов: сколько лет его жене? Сколько они в браке?
Приказчик старательно закашлялся и взглядом взмолился о помощи. Пристав ничем не мог ему помочь.
– Мадам Морозова, – начал он выдавливать из себя. – Примерная супруга… Чрезвычайно милая дама…
– То есть Морозов женился на юной девице? – Ванзаров обернулся к Хомейко, передавая вопрос ему.
Теперь кашель напал на пристава.
– Первая супруга Алексея Николаевича два года назад скончалась, – наконец ответил он. – По завершении годичного траура он женился на воспитанной юной особе… Примерного поведения… Известна только с лучшей стороны…
Глазами Ванзаров спросил: «Ну и зачем с молодой женой развлечения на стороне?» Аполлон Григорьевич чуть пожал плечами: дескать, кому и за сытным обедом добавку подавай…
– Кто наследует дело? – продолжил Ванзаров.
– Не могу знать, – ответил Хомейко.
– У него нет детей?
– Алексей Николаевич прогнал сына… Проматывал отцовские деньги… Не желал вступать в семейное дело… Не так давно случилось… Это всем известно, – добавил пристав, будто извиняясь.
– Где младший Морозов теперь?
– Не могу знать, – с обидой в голосе повторил Хомейко. – Вероятно, уехал из столицы. В проступках не замечен.
Он еле терпел манеру чиновника сыска допрашивать его как виновного. Что себе позволяет? Пристав чином выше и вообще старше годами… Как смеет
