Дело глазника - Георгий Персиков
– Хорошо-хорошо, – с раздражением в голосе перебил Акулов. – Я понял. Идеи какого-то провинциального работника морга столичному корифею неинтересны.
– Да нет, что вы! Как раз наоборот. Я с радостью…
– Не стоит. Вернемся к трупам. Вы хотели посмотреть на других жертв. Что же, прошу-с. Мне еще надо с новым кадавром закончить.
Старший патологоанатом сделал широкий жест в сторону стоящих у стен каталок и демонстративно вернулся к изучению трупа околоточного.
Вздохнув, Роман Мирославович смирился с тем, что дружбы с местным прозектором не вышло, и пошел смотреть на тела. Тщательно осмотрев каждую жертву, он аккуратно накрыл последнего из пяти покойников простыней и снова направился к старшему патологоанатому.
– Спасибо, Николай Лукич, что предоставили такую свободу действий, – попытался еще раз навести мосты Муромцев. – Однако я, к великому моему сожалению, в анатомии сведущ крайне мало, так что мне понадобятся ваши пояснения.
– Если надо, извольте, – без энтузиазма отозвался Акулов.
– Скажите, какое, вы предполагаете, использовалось орудие убийства? Я заметил, что края срезов довольно рваные.
– Ну-у… я думаю, что это могла быть сабля, например. Или другой подобный инструмент. Палаш.
– Хм, понятно. А причина смерти какая?
– Что значит – какая? Отсечение головы, понятное дело.
– И ничего другого? Вот же на теменной доли однозначно видно травму.
– А что может быть другое? Травмы пост-мортем, от падения тела.
Старший патологоанатом набычился и стал смотреть на сыщика исподлобья. Монокль его недобро поблескивал.
– То есть, по-вашему, убийца просто подкрался из-за угла и отсек голову саблей?
– Отчего же такого не может быть? – уже не скрывая сарказма, полюбопытствовал Акулов, но затем глянул в свои записи и немного стушевался. – Правда, у одного из покойных… сейчас… ага, вот. У Ивана Непомнящего, каторжника… ну да, тут однозначная травма от удара. В области виска есть травма, нанесенная, судя по всему, неким дробящим заостренным предметом вроде кастета или свинчатки.
– Ого, очень интересно, – сыщик подался вперед, стал пальцами потирать лоб, но, быстро опомнившись, убрал руку. – И это стало причиной смерти?
– Сложно сказать. Вполне вероятно.
– Ну вы же вскрытие проводили, осмотр тела…
Николай Лукич собирался возмутиться такому беспардонному покушению на свой авторитет старшего патологоанатома, но не успел. Дверь в прозекторскую с грохотом распахнулась, и в помещение ворвался высокий бородатый брюнет, на ходу продевая руку в рукав несвежего медицинского халата.
– Как вы?! – задохнулся Акулов, глядя на нарушителя. – Кто вас?.. Я же велел не пускать! Убирайтесь отсюда немедленно, Барабанов! Здесь не место для ваших мистификаций и позерства!
– Сами вы… – запальчиво начал было брюнет, но тут его взгляд упал на Муромцева, и фокус сразу переключился. – Вы-то мне и нужны, сударь!
– С кем имею честь?..
– Нестор Барабанов, магистр естественных наук Санкт-Петербургского медицинского института, доцент… и тот, кто даст вам ответы!
Последнюю фразу молодой человек произнес с таким пафосом, что Роман Мирославович чуть не прыснул от смеха, однако и тут подоспел старший патологоанатом, с ядом в голосе заметивший:
– Бывший доцент, батенька, бывший.
– А и что, что бывший? – тут же взвился Барабанов. – Наука всегда в моем сердце. И моего внутреннего устройства не изменит даже ссылка в эту дыру!
– И за что вас сослали? – поинтересовался Муромцев, глядя на незваного гостя со все большим любопытством. Тот казался ему смутно знакомым, будто они уже встречались раньше. Но вспомнить, где и когда, никак не получалось.
– За вольнодумство! – отрапортовал между тем Барабанов. – И страсть к естествознанию!
– За крамолу, – не преминул встрять Николай Лукич. – За крамолу, свинское отношение к начальству и сомнительные опыты. Вы врите, да не завирайтесь, голубчик. Решили себя Дон Кихотом перед столичным следователем представить? Но я-то вас знаю как облупленного.
– Ничего вы не знаете! И не хотите знать! Что по вашим выводам насчет этих убиенных сразу видно.
– Да как вы смеете?!
– Прекратите, господа! – возвысил голос Муромцев. От этой перепалки у него разболелась голова, и, морщась от накатывающих мучительных волн, он стал с силой тереть пальцами лоб. – Барабанов, если у вас есть что сказать по существу – говорите. Если нет, я не располагаю временем и желанием выслушивать ваши склоки…
– Есть! Есть что сказать. Аутопсию-то я проводил. В отличие от… У всех, кроме последнего.
– Хорошо. Слушаю.
Пульсирующая боль над переносицей понемногу отступала. Но, похоже, Акулов не собирался облегчить Роману Мирославовичу жизнь и снова встрял с комментарием:
– Только вы имейте в виду, господин старший агент, что все сказанное этим господином не более чем его частное мнение.
– Приму к сведению, господин старший патологоанатом.
Сыщику до смерти надоел этот мелкий злобный сатрап, и он больше не пытался наладить с ним контакт. Напротив, одарил таким тяжелым взглядом, что Акулов попятился.
А из-за плеча Муромцева прозвучал голос сосланного доцента:
– Может, мое мнение и всего лишь частное, но к нему в свое время даже столичная полиция прислушивалась.
Это заявление каким-то неведомым образом подтолкнуло память сыщика, и он вспомнил, где видел этого лохматого бугая. Несколько лет назад в питерской анатомичке тот давал заключение по трупам из борделя на Сенной площади.
– Так и каково же ваше мнение, Нестор…
– Алексеевич. – Барабанов протянул большую, на удивление очень чистую ладонь для рукопожатия.
– Роман Мирославович Муромцев.
– Да, я вас помню. Еще по столице. Вы в наш анатомический театр нередко наведывались.
– Случалось, – невольно усмехнулся сыщик.
– Эх, было времечко! Ну да ладно… Вернемся к нашим кадаврам.
Барабанов широким шагом направился к трупу каторжника Ивана Непомнящего, у которого на голове была отметина от предсмертной травмы. Откинув простыню, молодой человек указал как раз на нее и сообщил:
– Если господин Акулов сказал вам, что это какая-нибудь травма от падения, то ответственно заявляю: ничего подобного.
– Да какое вы имеете… – подал было голос старший патологоанатом, но каменный взгляд Муромцева тут же заставил его замолчать.
Затем он снова повернулся к доценту и поинтересовался:
– И на каком основании такой вывод?
– А вот, смотрите… – Барабанов очертил пальцами края раны, а затем сунул один палец внутрь
