Белое, красное, чёрное (СИ) - Тегюль Мари

Ник, внимательно следивший за разговором Зандукели и Аполлинария, вступил в беседу:

— Значит, вы полагаете, что по его сложению и состоянию его легких можно сделать заключение о его профессии и образе жизни?

— Трудно сказать, — пожал плечами Зандукели, — но его конституция, его легкие, руки, ноги говорят о том, что тут есть место и одному, и другому. Потом, я воспользовался вашими советами и немного по другому стал смотреть на многое.

Ник улыбнулся и подумал, что Зандукели удивительный человек. Вначале их знакомства он вел себя очень заносчиво, как непререкаемый авторитет, а теперь уже вовсю пользуется их советами и стал еще и экспертом в области криминалистики.

— Полицейский, который привез к нам убитого, собрал его вещи, — сказал Скрябин, — вон там, на лавке.

Аполлинарий подошел к лавке и стал разглядывать нехитрую одежду бедного персидского мастера — ничего особенного. Он внимательно осмотрел все, ничего особенного там не было, кроме маленького ножичка, нескольких монет и синего платка, которым можно было повязать голову во время работы, обыкновенные вещи мастерового. В глубоком кармане куртки он обнаружил янтарные четки, очень распространенные на Востоке. Традиционные тридцать три бусины из темного, почти непрозрачного янтаря. Нанизаны на нить, сплетенную из желтых и черных нитей. Два тонких разделительных камня. Длинный камень с кисточкой. Все это было очень просто и обыденно. Ничего не давало толчка к каким-нибудь предположениям. Аполлинарий взял четки в руки и стал машинально перебирать бусины, а Ник так же бездумно, продолжая разговаривать с Зандукели, смотрел на его медленно движущиеся пальцы. И тут он увидел что пальцы Аполлинария на мгновение застыли. Потом вернулись снова к какому-то месту на четках. Аполлинарий не вернул четки к другим вещам перса, а осторожно положил их к себе в карман.

Зандукели кончил свои объяснения и Аполлинарий попросил передать останки и вещи несчастного родственникам. Сердечно распрощавшись с Зандукели и Скрябиным, сыщики вышли из прозекторской в широкий коридор Михайловской больницы.

— В чем дело, Аполлинарий? — тихо спросил Ник.

— У меня впечатление, — так же тихо ответил Аполлинарий, — тут что-то не так с четками. Давайте найдем какое-нибудь укромное место, но так, чтобы оно было вблизи ярко освещенного окна.

Они прошли по коридору и зашли за угол. Никого вокруг не было. Из узкого тщательно протертого окна лился дневной свет.

— Посмотрите, Ник, — сказал Аполлинарий, протягивая Нику четки. — Вам не кажется в них что-то странным?

Ник начал перебирать зерна четок. И тут ему показалось, что одна из бусин отличается от других наощупь. Она казалась более прохладной и тяжелой. Ник поднес четки к свету. Одиннадцатая по счету от традиционной кисточки бусина была не из янтаря.

— Она не из янтаря, — прошептал Ник, еще не понимая, в чем же тут соль, но интуитивно чувствуя, что дело как раз в этой бусине. Он поднес четки ближе к глазам и стал внимательно разглядывать бусину. — И как мне кажется, это сердолик!

Оба сыщика взглянули друг на друга. Сердолик! Тот же камень, что и в перстне! Тогда это неспроста.

— И что, в этих четках и состояла тайна мастера? — растерянно спросил Аполлинарий, взяв четки из рук Ника и тоже рассматривая их на свет.

Ник недоуменно пожал плечами, взял четки у Аполлинария и сунул их в карман. Быстрым шагом сыщики вышли из больницы, молча сели в ждавший их фаэтон и отправились домой к Нику, чтобы осмыслить все, так быстро накатывающиеся друг на друга, события. Не поднимаясь наверх, Ник и Аполлинарий заперлись в библиотеке Ника на первом этаже. Четки легли на стол. Взяв лупу, Ник снова начал рассматривать их. Все подтвердилось — из тридцати трех традиционных зерен четок одиннадцатая бусина была из сердолика.

— Думаю, что если и есть какой-то секрет, заключенный в четках, то вторая половина этого секрета, как нам сказала гадалка, должна быть у Лили. А у Лили перстень с сердоликом, который навевает ей странные сны. Давайте думать, Аполлинарий. Сердолик в янтарных четках, персидские мастера, дворец наместника. Ведь зачем-то этого мастера привезли из Боржоми и кто-то отвел его ночью во дворец. Надо выяснить у коменданта дворца, что мог делать там персидский мастер и еще кто-то. Может быть, срочно понадобились реставрационные работы в персидском зале дворца? И посчитали, что ночью никого не потревожат и лучше проводить работы в это время? Тогда с кем столкнулись те, вернее, тот, кто вышел вместе с мастером на рассвете из дворца? Интересно, какую роль среди драгоценных камней играет сердолик на Востоке? Был ли он мистическим камнем? Лили рассказывала о сердолике в связи с перстнем, но мне кажется, что есть еще что-то, чего мы не знаем. Надо искать! А скажите, Аполлинарий, вы все же человек Востока, дервиши и в особенности крутящиеся дервиши, что-нибудь вам об этом известно?

Аполлинарий внимательно смотрел на четки и так глубоко задумался, что не сразу отозвался на вопрос Ника.

— Все это не так просто, — покачал он головой, — тут такие дебри. Это же суфийские танцы — танцы крутящихся дервишей. Сакральные танцы…  Мне довелось увидеть их в Турции, в Конье. Завораживающее зрелище. Суфийские…

— Простите, один момент, — Ник перебил Аполлинария, боясь, что мысль, которая только что пришла ему в голову, может исчезнуть. — Я вот подумал о суфийской поэзии и тут мне пришла в голову мысль, возвращающая нас к сегодняшнему дню. Был ли Мирза Шафи суфийским поэтом? Не цепочка ли это взаимосвязанных событий? Гадалка наводит нас на след неспроста, она племянница Мирзы Шафи, она-то знает, что такое суфийская поэзия, не зря она привела это странное двустишие, о мотыльке, летящем на свет свечи, такое поэтичное и странное сравнение. Она сказала о белом дервише — не бывает белых дервишей, она, видимо, хотела сказать что-то другое. Или это был какой-то странный дервиш, например, альбинос, но это была бы слишком приметная личность, или она имела в виду нечто другое…

— А как вы полагаете, Ник, — осторожно спросил Аполлинарий, — не имела ли она в виду, так сказать, святого человека другой конфессии? То есть не мусульманина. Может быть в ее понимании, это монах или священник, может быть странно одетый или ведущий какой-то особый образ жизни? Белый дервиш…  Очень странное сочетание…

— Да, да, — задумчиво продолжал Ник рассуждения Аполлинария, — какие могут придти в голову сравнения… иезуитский монах? Как вы полагаете?

— Трудно сказать, но можно взять на заметку. Так вот, Ник. Я однажды видел крутящихся дервишей. Это было в Турции, в Конье. В общем, это было трудное задание по заказу Скотленд Ярда. Я шел туда с группой паломников. Людей было неимоверное количество. Участники танцев, одетые в белые кафтаны, перехваченные в талии, очень широкие, с красными колпаками на голове, босые, представляли собой живописную группу. Они по одному подходили к главе дервишского ордена, к шейху, он что-то тихо говорил каждому. Потом вступили в дело гобои, скорее, правда, это было похоже на кавказскую зурну, и барабаны. Дервиши стали кружиться на месте, все быстрее и быстрее. Правая рука каждого была поднята к небу, а левая опущена к земле, правой рукой они получали во время танца благословление с небес, а левой передавали это благословление земле, в чем собственно, и заключен сакральный смысл этого кружения. И все это просходит на могиле суфийского поэта, Джалаледддина Руми, основателя этого ордена дервишей. Да, и вот еще интересный момент. Я заметил на мизинце правой руки шейха сердоликовый перстень! Мне потом сказали, что подобный перстень носил пророк Муххамед и именно на мизинце правой руки! Вообще говоря, как я теперь припоминаю, мусульмане любят носить сердоликовые перстни. Да и вообще, люди на Востоке привержены этому камню, который, как кажется, вобрал в себя солнечную энергию.

— Мы снова вернулись к сердоликовым перстням. Просто какой-то заколдованный круг. А не связан ли сердолик, как камень, олицетворяющий солнце, с огнепоклонниками, с одной стороны, а с другой стороны, как к нему относились древние египтяне, со своим божеством-солнцем? Давайте посмотрим!