Арно Делаланд - Десять басен смерти

Пропасть разверзлась. Как писал позднее один ученый мемуарист, казалось, что в тот момент на новоиспеченного короля снизошло видение всего того, что ему следовало бы знать и чему его никто так и не научил.

Виравольта спешно вернулся в особняк, в котором они жили с Анной и Козимо, расположенный на дороге в Марли. Он смотрел на свое отражение в большом стоячем зеркале, которое находилось в спальне. За его спиной томно раскинулась на постели Анна. Во дворце ни о чем, кроме смерти, не говорили, там царило траурное настроение – до такой степени, что Пьетро охватило желание пойти наперекор судьбе. Сейчас в зеркале он созерцал красавицу венецианку, с открытой грудью, разметавшимися по плечам кудрями, расстегнутым корсетом и обнаженными бедрами.

Пьетро ополоснулся, поправил и напудрил парик. Анна встала, выбрала ему наряд, заменив французскую куртку, – его обычное одеяние для посещений дворца, – на один из тех светлых венецианских камзолов, украшенных каймой и золотыми арабесками, которые он когда-то носил. К этому камзолу Пьетро не добавил ни черное манто, сохранившееся со времен его венецианской жизни, ни карнавальную маску. Он осмотрел рукава, разгладил свою белую сорочку. Анна улыбнулась. Фалды ее платья струились под расстегнутым лифом. Она проверила застежку его пояса и щелкнула пряжкой. Пьетро надел перчатки, вытащил шпагу, вспоминая тот день, почти двадцать лет назад, когда он вышел из венецианской тюрьмы, чувствуя себя так, как будто родился заново. Он встал по стойке смирно и после этого небольшого парада вложил шпагу в ножны. Он оглядел перо, полученное им от господина Марьянна, необычный пистолет-кинжал и колоду карт с нарисованным на оборотной стороне цветком. Все это время Анна кружилась вокруг него, обдавая его сладкими парами своих духов.

– В этот раз мы играем по-крупному, моя милая. Если я потерплю поражение…

– Я верю в тебя, – ответила Анна. – Ты это прекрасно знаешь.

Пьетро втянул носом воздух.

– Скорее всего, ты права.

Он еще раз оглядел себя в зеркале.

– Как бы там ни было, портрет готов.

– Не совсем…

Она опять подошла к нему, пряча что-то на груди.

– Сегодня днем я прогуливалась в садах… Надеюсь, садовники на меня не рассердятся.

Она показала свой подарок. Это был черный цветок.

У Пьетро сильнее забилось сердце.

– Ну а теперь, Баснописец, кто бы ты ни был, нам предстоит сразиться.

Из Версаля слух распространился повсюду. Все повторяли: «Король умер! Король умер, да здравствует король!» Между похоронным звоном и набатом французский народ пел о своем трауре и о своих надеждах. В садах и под окнами дворца поднимался рокот, растекался по дорогам и тавернам, готовый охватить все королевство. Пьетро продел цветок в петлицу, поглаживая лепестки. Глядя в зеркало, он улыбнулся отражению Анны.

Она ответила ему прелестной улыбкой.

– Ну вот, – сказала Анна. – Вновь наступила весна… – Она еще шире улыбнулась и добавила: – И Черная Орхидея вновь возвращается на службу.

Акт II

Бал зверей

Если в республике изящной словесности что-либо изобрели, то это изобретение, так сказать, заключалось в том, как Эзоп преподносил свою мораль. […] Мой господин, осмеливаюсь представить на Ваш суд несколько своих набросков. Это беседа, вполне подходящая для Вашего юного возраста. Вы находитесь в той поре жизни, когда принцам позволены игры и развлечения; но в то же время некоторые из Ваших размышлений должны касаться и серьезных предметов. Все это можно найти в баснях, которыми мы обязаны Эзопу. Сюжеты в них весьма наивны, я это признаю; но за наивностью скрываются важные истины…

Ваш чрезвычайно смиренный,

покорный и верный слуга,

де Лафонтен

Убийства in fabula

Мраморный двор, Версаль

Парфюмерный магазин Фаржона, улица Руль, Париж

Пьетро пересек Мраморный двор, направляясь к карете, которая должна была отвезти его в Париж. Пока он шел по выложенному шашечкой двору, он смотрел по сторонам на придворных, которые разошлись небольшими группами, кто с зонтиком от солнца, кто с тросточкой. С балкона короля убрали свечу. Версальский птичник затих. Лишь несколько священников в капелле, освещенной пылающими свечами, должны были дежурить у тела монарха, наскоро положенного в наполненный винными парами свинцовый гроб, который вскоре будет переправлен в Сен-Дени. Тело провезли прямо сквозь толпу подданных, которые, глядя на направляющуюся к месту захоронения карету, вместо того чтобы разразиться рыданиями, начали выкрикивать: «Ату! Ату!» Именно так кричал монарх во время охоты. Ну что ж! Все кончилось очень быстро. Пьетро покачал головой.

Он возвращался в Версаль, чтобы кратко переговорить с герцогом д'Эгийоном. Королевская семья в тот же день отправилась в Шуази. Никому не хотелось задерживаться во дворце. Людовик Август, наследник своего деда, никогда не болел оспой, и риск заражения все еще был вполне реален. Только что Виравольта наблюдал, как королевские тетушки садились в карету в сопровождении принцессы Клотильды и принцессы Элизабет. До последних мгновений жизни монарха они героически не отходили от него ни на шаг. Новоиспеченный король с супругой, два брата Людовика и их жены заняли места в другом экипаже. По пути к д'Эгийону, уже в самом дворце, Виравольте повстречались два английских посетителя, которые прохаживались по апартаментам их высочеств и направлялись осматривать сады! Виравольта был потрясен. Как ни в чем не бывало они разгуливали в самом центре дворца! У герцога были основания для беспокойства. Такое попустительство могло быть очень на руку Баснописцу.

Вот в этом-то и заключалось самое невероятное. Здесь практически не соблюдались никакие меры безопасности. Двери дворца были широко распахнуты для всех. Такому человеку, как Виравольта, который в Венеции привык прочесывать каждую пядь, раскрывая чудовищные заговоры, было от чего рвать на себе волосы. Версаль, пожалуй, самый красивый дворец на свете, был, по сути, проходным двором. Всякий раз, когда Виравольта пытался поднять этот вопрос в Королевском ведомстве, он сталкивался с обезоруживающей апатией. Ему трудно было смириться с тем, что частично состояние дел было связано с древней традицией, которая давала право доступа к персоне короля каждому французу. Логическим следствием этого замечательного обычая была невозможность создать четкую систему безопасности. Каждый, если только он был прилично одет, и при условии, что он не был ни монахом, ни нищим, ни женщиной легкого поведения, и если лицо его не было изрыто ветряной оспой, мог прийти сюда и вести себя как в музее, прогуливаться по парадным королевским апартаментам, сидеть у камина в приемных и даже посетить спальню, где обычно почивал король. Мужчины должны были иметь при себе шпагу, но, даже если ее у них не было, они могли без труда взять ее напрокат в магазинчике, расположенном у ворот. Простолюдины, как базарные бабы, извергали проклятия в адрес власть предержащих не только под балконом королевы, но и внутри самого дворца, вплоть до личных покоев. Посреди всего этого по дворцу шныряли мошенники, и никому и в голову не приходило следить за ними.

Конечно, здесь было много жандармов, а король был окружен многочисленными телохранителями; в Версале были дислоцированы четыре роты, предназначенные для охраны территории, включая одну шотландскую и одну швейцарскую. Дворец также охраняли лучники и полевая жандармерия. У парадных ворот несли службу два пехотных полка, французские и швейцарские гвардейцы. Когда монарх выезжал за пределы дворца, его охраняли рейтары, мушкетеры и жандармы. Все эти охранники регулярно устраивали обыски и инспекции или же обходили сады со сворой ищеек. Но единственным результатом было изгнание жалких бездомных, которых ударами копья вынуждали покинуть облюбованные ими закутки. В остальном солдаты Версаля вполне соответствовали царившей вокруг безалаберности. Они круглосуточно находились во дворце, и зал гвардейцев, заставленный ширмами и кроватями, заваленный оружием, портупеями и всяким барахлом, напоминал запущенную казарму.

Пьетро вздохнул. По крайней мере, здесь не соскучишься.

Он сплюнул и засвистел, подзывая своего кучера, поджидавшего его неподалеку.

Лошади затрусили к нему.

Глядя на мостовую двора, положив ладонь на эфес шпаги, Пьетро принялся обдумывать маневры, которые ему следовало предпринять в начале своего расследования.

Итак. Подведем итоги…

Необходимо было срочно переговорить с графом де Брогли, затем войти в контакт с другими агентами покойного короля и распространить информацию о грозящей им опасности. Опасность была невидимая, непонятная, но вполне реальная. Баснописец стремился уничтожить агентов Тайной службы, по крайней мере, наиболее важных. Зачем? Пьетро не знал. Возможно, де Брогли известно чуть больше. Но он все еще был в опале и находился в Рюффеке, а путь туда был не близким. Что касается самих агентов, венецианец не получил о них от герцога д'Эгийона никаких удовлетворительных сведений. Верженн был в Стокгольме, шевалье д'Эон – в Лондоне, Бомарше – где-то в провинции, в любом случае, не в Версале. А двор сегодня уезжал из Версаля. Пьетро собирался попросить де Брогли созвать агентов, если он сам еще этого не сделал. Возможно, некоторые из них владели какой-нибудь информацией, которая могла бы продвинуть его расследование. Но из естественных соображений безопасности они все работали в изоляции, и далеко не все знали друг друга. Не считая того, что, как намекнул д'Эгийон, Баснописец мог быть и одним из них…