Жил отважный генерал - Вячеслав Павлович Белоусов
Нет. В милиции, конечно, делать нечего. Им до Ушастого руки коротки добраться, у него удостоверение вон какое! Он сам, Лаврентий, своими глазами видел, должности, правда, не заметил… Кстати, а почему действительно, должности не имелось в корочке?… Но ему та эмблема на корочке красной хорошо известна: щит и меч! Комитет государственной безопасности! А с чего это они Светкой заинтересовались?…
Впрочем, что об этом думать, только ещё больше и так раскалывающуюся от забот голову себе забивать!.. В прокуратуру, конечно, лучше бежать, нежели в милицию. Прокуратура, она над комитетчиками теперь власть имеет полную. Отец рассказывал, и сам Лаврентий догадывается, слушаются сейчас чекисты прокуроров и подчиняются им, кто-то рассказывал, что надзор даже какой-то вроде осуществляют… Вот туда бы и сообщить о своих мучительных соображениях. Они ведь и убийствами занимаются, конечно, они!.. Кому же, как не прокурорам!
Лаврентий даже подскочил на диване от этой мысли, газету выронил.
Как он сразу не допёр-то? Туда и надо ему бежать! Они уж и следствие, вероятно, ведут! Его предположения и все его подозрения им сейчас как раз пригодятся! Они и распутают всю эту чёртову паутину, в которой он запутался, словно муха!
Обхватив голову руками, снова на диван брякнулся.
– Чего это ты? – ткнулась ему под бок Варька и газету заботливо подала. – Чего это ты дёргаешься опять, суматошный?
Она полезла к нему обниматься, что-то, видимо, своё задумала, он поморщился, отодвинулся, но особо противиться не стал.
– К бабке своей бегала? – буркнул он, не отвечая на её поцелуи и лицо отворачивая. – Опять гадала? На меня, наверное?
– На тебя, на тебя, дурачка, – улыбнулась она. – Нужен ты мне! Стефания Израэловна уже давно мне всё про тебя сказала.
– Гадали всё же на меня! – взорвался Лаврентий.
– А почему нет? – так же дёрнулась и Варька. – Ты мне разве чужой?
– Нечего на меня по картам!
– А тебя и не спросил никто.
– Ты уж очень шустрая стала, девка!
– Не замечал, я всегда такая была.
– Обломаю я тебе рога-то, Варька. Ох, обломаю! Дождёшься. – Он махнул рукой, отвернулся.
– Чего бесишься-то? – Неугомонная, нашла она опять его губы. – Лучше меня тебе всё равно никого не найти. Ты радуйся, дурачок маленький. Люби меня. Это быстро пролетит. Не заметишь. А потом, как почую я, сама тебя брошу.
– Чего это? – вытаращил он глаза на неё. – С чего это ты? То так, то эдак? Не любишь, да?
– Врать не стану. Пуще жизни. – Она обняла его снова и поцеловала лёгким поцелуем, словно бабочка крылышком коснулась его губ. – А не быть нам вместе. У тебя своя судьба.
– Дура! Старуху свою, картёжницу, наслушалась!
– Тётушка моя – умная женщина. И добрая. Она и знать будет, а не скажет мне такого, – грустно улыбнулась Варька и поцеловала его опять так же, как бабочка с губ слетела. – Помолчи, дурачок ты мой.
– А чего тогда? – нахмурился Лаврушка. – Родителей моих боишься?
Она вскинула задумчиво брови.
– Так мы уйдём от них, – прижал он её к себе крепче. – Я работать начну. Что нам они! Да я мать уговорю! Мать ради меня что хочешь! И отец ничего не посмеет…
Она закрыла ему рот ладошкой.
– Вот видишь, я сейчас какая! – Она вспорхнула от него с дивана, подняла вверх лёгкие ручки, крутанулась вокруг себя, словно разноцветная юла, в пёстром своём красивом сарафанчике. – Посмотри!
– Иди сюда! – потянулся он к ней жадно.
Она отскочила.
– Такой я всегда не буду! – крутилась она, крича ещё и ещё, и не было сил её остановить, но вдруг она, будто зацепилась за что-то ногами, замерла, застыла, слегка качнувшись, и сказала другим, тихим, голосом. – Только всё кончится однажды. И я уйду. А когда, сама ещё не знаю.
– Ты мне детей нарожай, – схватил он её, увлёкая на диван.
– Зачем тебе? – Она погладила его кудрявую голову. – Дурачок ты мой! Тебя самого растить и растить… А дети у тебя будут! Будут, Лавруш, у тебя детки. Красивые, как и ты. Только я здесь ни при чём буду.
– Вот дурёха-то, – отстранил он её и заглянул в глаза. – Это точно всё бредни Стефании. Ты к ней больше не ходи!
– А я и не ходила.
– А где же ты была так долго?
– Не твоё дело. Ты мне лучше скажи, что это ты тут напридумал без меня?
– А что?
– А люстра где? – Она ткнула рукой в потолок. – Там один крюк торчит?
– Что-то случилось с проводкой, со светом, одним словом, – заёрзал Лаврентий с виноватым видом на диване. – Я её включил, вжик! И света нет.
– Ну?
– Ну я полез. Похоже на замыкание. В общем, в зале света нет.
– Я вызову электрика, – вскочила с дивана она. – Что это за фокусы!
– Не надо. Уже поздно.
– Ничего не поздно, придут, не сломают спин. Они и так ничего не делают.
– Да не строчи ты, как из пулемёта, – остановил её Лаврентий. – Я звонил. Они просили подождать до завтра… Утром придут.
– Так… А люстра всё-таки где? Зачем убрал?
– А ты хотела, чтобы я её совсем кокнул?
– Ну висела б она себе и висела…
– Я её снял, посмотреть хотел…
– Вот. – Варька упёрла руки в бока. – С этого и начинать надо было, голубчик. Сломал материнскую гордость! Хрусталь разбил?
– Ничего не разбивал, – защищался Лаврушка, как нашкодивший мальчишка. – Вон она в спальне, я её туда убрал.
Варвара не поленилась, сходила, убедилась.
– Так, что ещё ты тут без меня натворил?
– Да отстань ты, – отмахнулся Лаврентий. – Нет настроения. Подурачилась, и будя. Не до этого.
– А до чего? – Она, забывшись сразу, ткнулась опять к нему. – Что ты всё мучаешься, Лавруш? Да не придёт никто к нам ночью! С чего ты взял? Что у тебя за мысли дурацкие в голове!
– Ты вот что, – развернул её к себе Лаврентий, крепко обхватив руками и уставившись в глаза. – Будешь мне помогать или нет? Последний раз тебя спрашиваю?
– Ну буду. – Она засмеялась тихо. – Куда от тебя, непутёвого, деться. Буду, буду. Что тебе ещё?
– Тогда слушай. – Он поморщил лоб, подумал. – Я после десяти-одиннадцати, ну тогда ещё решим, один останусь в зале, вот здесь.
Он указал глазами на диван.
– А я?
– А ты спрячешься на кухне. Там кладовка есть. И будешь сидеть тихо, как мышь.
– Закрытой?
– А чего? Света-то всё равно нет.
– Как нет? Что случилось?
– Света совсем не будет в зале,
