Квинканкс. Том 2 - Паллисер Чарльз
— Для меня важно. Вы имели в виду, что все выдумали?
Она пожала плечами:
— Я видела там Клоудира.
— Но если вы все видели, почему не дали показания, когда его обвинили в убийстве?
— Вы слишком многого хотите. С какой стати было мне давать показания? Я ненавидела вашу мать. Испорченная девчонка. Она имела все — любящего отца, дорогие наряды, музыкальный инструмент и все такое прочее, — а я жила в унизительной бедности, хотя была умнее и красивее ее. Я была рада, что она страдает.
Я потряс головой, желая сказать, что жизнь моей матери была не такой безоблачной, как она представляет.
— Тогда я завидовала ей, — продолжала миссис Сансью. — А потом ревновала.
Я внимательно посмотрел на нее:
— У вас были причины?
Внезапно она остановилась и повернулась ко мне:
— Хорошо, скажу прямо: я никогда не верила, что Хаффама убил ваш отец. Хотя, конечно, не располагала неопровержимыми доказательствами, позволявшими с уверенностью утверждать, что случилось или не случилось той ночью.
— Объясните же, что вы имеете в виду! — попросил я, ибо в свете известных мне обстоятельств и моих предположений ее слова допускали не одно толкование.
Однако миссис Сансью не пожелала отвечать, и мы продолжали идти в молчании.
Потом она сказала:
— Я хочу вернуть вам нечто, по праву принадлежащее вам.
Она вынула из ридикюля и вручила мне пакет, который взяла из бюро. К этому времени мы достигли перекрестка Чаринг-Кросс и Стрэнда; я подошел к уличному фонарю и вынул из пакета лист пергаментной бумаги. Прочитав первые строки, я понял, что это похищенное завещание, которое ненадолго оказалось в моих руках около десяти месяцев назад. Теперь, когда я остался в живых, оно не представляло для нее ценности, но я недоумевал, почему она удержала Барни.
— Я не понимаю, — сказал я. — Вы положили столько сил на погоню за наследством. — Я подавил желание сказать, что она прямо причастна к смерти людей, стоявших у нее на пути. — Почему же сейчас вы отказываетесь от возможности получить желаемое?
— Слишком много смертей, — тихо проговорила она.
— Пойдемте, — сказал я. — Мы должны сообщить о случившемся полицейскому судье.
Миссис Сансью не двинулась с места, и я увидел, что она дрожит всем телом. Я взял ее за руку, и — самым неожиданным и странным образом держа под руку женщину, причинившую столько вреда мне и дорогим моему сердцу людям, — медленно зашагал по пустынным улицам. Небо на западе уже начинало розоветь.
Глава 123
Мы отправились в полицейский участок, где я рассказал представителям власти о случившемся. В дом отправили констебля с патрульными, и мистера Эскрита взяли под арест, а затем, по причине сильного расстройства рассудка, препроводили в сумасшедший дом, где положили держать до самого суда.
Прежде чем распрощаться с миссис Сансью тем утром, я попросил ее прояснить несколько обстоятельств, мне непонятных. Однако она ничего более не сообщила о событиях, свидетельницей которых являлась или не являлась в ночь убийства моего деда. Но меня занимал еще один вопрос: в каком именно родстве она состояла с Генри Беллринджером? Теперь я знал, что она потомок сестры Джеффри Хаффама, Летиции, сочетавшейся браком с Джорджем Малифантом. Чего я не понимал, так это каким образом ее племянник Стивен может приходиться единокровным братом правнуку мистера Эскрита. Она объяснила, что жена ее брата Тимоти, которая носила имя Кэролайн и являлась матерью Стивена, в первом браке овдовела. Ее первым мужем был Майкл Беллринджер, отец Генри и внук мистера Эскрита. (Данный союз образовался не по чистой случайности, ибо и Малифанты и Беллринджеры жили в Кентербери, где некогда находилось поместье Генри Хаффама, которым в качестве доверенного лица владельца управлял Патерностер, прадед Майкла Беллринджера.)
Я вернулся в свои комнаты и, хотя валился с ног от усталости, сразу принялся искать место, куда спрятать завещание. Один из кирпичей пола под очагом вынимался, и я засунул под него документ, предварительно сложив вчетверо. Потом я рухнул на кровать и проспал весь день и всю ночь.
В последующие несколько недель я не испытывал желания увидеться с Генриеттой, ибо она глубоко огорчила и уязвила меня своим поведением в Старом Холле. У меня было чем заняться, поскольку мистер Барбеллион прислал мне письмо, в котором снова предложил свои услуги, как сделал во время нашей последней встречи. Он писал, что в случае, если мне удалось завладеть завещанием, мне надлежит знать следующее: сэр Дейвид Момпессон заочно обвинен и осужден за убийство Генри Беллринджера, а значит, его имущество будет конфисковано — то есть перейдет в собственность британской короны, а не к его наследникам. Это произойдет, несмотря на существование кодицилла, ибо в соответствии с оным претендент со стороны Малифантов (которым оказалась миссис Сансью) утратил права на наследство, поскольку я жив. Посему он настойчиво советовал мне представить завещание суду (коли оно находится у меня), дабы суд признал, что поместье никогда не являлось собственностью сэра Хьюго Момпессона, но принадлежало моему деду. Он полагал, что получить такое судебное решение не составит особого труда, и тогда поместье перейдет ко мне. Если же завещания у меня на руках нет, продолжал мистер Барбеллион, я могу, по крайней мере, предъявить претензию на ежегодный доход с поместья, который Момпессоны на протяжении многих лет отказывались выплачивать; и он заверял меня, что на сей счет суд вынесет решение в мою пользу в самом скором времени. Я написал мистеру Барбеллиону ответ, в котором — ни словом ни обмолвившись о местонахождении завещания — сообщал о своем нежелании | притязать ни на ежегодный доход, ни на само поместье.
Почему я так ответил? Вы знаете, что со временем я начал понимать, на какого рода поступки толкало людей желание завладеть поместьем. Вдобавок, я не хотел оставаться игрушкой в руках канцлерского суда. Я хотел сам планировать свою жизнь. Кроме того, я понимал, что на тяжбу о возвращении мне ежегодного дохода с поместья потребуется уйма денег. А мысль о деньгах заботила меня превыше всего остального, ибо через месяц после событий в Хафеме я уже задолжал своей хозяйке, миссис Квейнтанс, за три недели, и в настоящее время не имел ни пенни в кармане. Несколько раз я виделся с Джоуи и его матерью и знал, что в случае крайней нужды могу обратиться за помощью к ним, но одна эта мысль приводила меня в содрогание. Я частенько задавался вопросом, как там поживает леди Момпессон — или, точнее Генриетта, — и несколько раз проходил мимо дома на Брук-стрит. Он казался пустым и заброшенным. Время от времени я покупал газеты и пробегал глазами колонки светской хроники, но ни разу не нашел упоминания ни об одной из них.
Здесь можно упомянуть, что Эскрит, в совершенном умопомрачении, умер в сумасшедшем доме через пару недель после убийства Сансью, даже не успев предстать перед Большим жюри.
Глава 124
Потом однажды ко мне явился незнакомый человек. Он представился мистером Эшбернером, ростовщиком, и сообщил, что хочет сделать мне следующее предложение: он готов ссудить меня деньгами под мои виды на будущее. Когда я выразил удивление его осведомленностью о моих обстоятельствах, он заметил, что подобного рода осведомленность является основой его ремесла, но не пожелал раскрыть мне свои источники. Я отказался по возможности вежливее (но боюсь, недостаточно вежливо!).
Сей случай поверг меня в раздумья, ибо наводил на мысль, что кому-то известно, в чьих именно руках находится завещание. Впрочем, скорее всего, известно было только об ежегодном доходе с поместья, в каковом случае напрашивалось предположение, что у меня есть все шансы вытребовать последний — хотя едва ли сейчас рента составляла значительную сумму. Я подумал о том, сколько добра мог бы я сделать ближним, когда бы имел хоть немного денег. Я помог бы мальчикам из школы Квигга, попытался бы вызволить из сумасшедшего дома старого мистера Ноллота, позаботился бы о мистере Пентекосте, который, наверное, по-прежнему сидит во Флите, и даже о мистере Силверлайте. А если мне удастся вытребовать себе ежегодный доход, который не сумела получить моя мать, я в известном смысле восстановлю справедливость, размышлял я.
