Господин следователь (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич
Городовой Смирнов, затягиваясь вонючей махоркой, спросил вдруг:
— А скажите, ваше благородие, а правду болтают, что вы в Череповце оказались оттого, что супротив государя-император пошли?
Глава седьмая
В каком полку служили?
Я обалдело посмотрел на городового, задавшего такой вопрос. Откуда, интересно, такие слухи? Неужели Лентовский повел себя как сплетник? Подумав, ответил:
— Правда.
Оба городовых, сидевших на голой земле и даже мой сосед на бревнышке — пристав сразу же как-то напряглись. Вон, нижние чины аж руки протянули к своим «селедкам». А я, посмотрев на собеседников, принялся за рассказ:
— Вот, проснулся я как-то поутру. Умылся, помолился, а потом решил чаю испить. Иду в столовую, а там облом…
— Что там? — не понял пристав.
Вот, блин. Опять я с неологизмами, которые возникнут лет через сто, а то и больше.
— Ну, облом, в том смысле, что неудача или форс-мажор, — принялся объяснять я. — Н-ну, обманулся в своих ожиданиях. Вроде как — припрятал на утро бутылку пива, чтобы голову поправить, а ее кто-то выпил.
— А! — в один голос произнесли все полицейские.
— Или… — посмотрел я на одного из городовых — Егорушкина, что помоложе. — Пошел это в гости к знакомой, а у нее муж дома.
Пристав и городовой Смирнов покатились со смеху, а Егорушкин побагровел.
— И никогда я к замужним бабам не ходил, неправда, — пробурчал полицейский.
— А кто с голой жопой в крапиве сидел, пока Силантий Светлов свою бабу мутузил? — обличительно ткнул пальцем в грудь сотоварища городовой Смирнов. — Застал ведь он вас. Скажи спасибо, что выручили тебя дурака, отвлекли мужика, а иначе он бы тебе харю-то начистил.
Ишь ты, и как это я угадал? Ну, не важно.
— Так вот, я говорю — полный облом. Хозяйка самовар поставила, а воду залить забыла…
— О, а самовар-то и распаялся! — догадался господин пристав. — В трактире у Мясникова такое в прошлом годе было. Мальчонка-половой самовар поставил, так тоже воду забыл налить. Ох, и лупил же его хозяин.
Верю. Трактирный самовар — а я их по дороге из Новгорода насмотрелся, десятиведерный и дорогущий. Не знаю, можно ли такой починить, а если и да, то постояльцы, оставшись без чая, все матюги сложат.
— Так вот, остался я утром без чая. Сижу, расстраиваюсь и думаю — а не пойти ли мне против государя-императора?
— А при чем здесь государь-император? — не понял Смирнов. — Самовар-то из-за бабы-дуры распаялся, а государь при чем?
— А государь, как известно, всегда при чем. И чтобы у нас не случилось, всегда начальство виновато, — сказал я. Предупреждая новые вопросы и возгласы, продолжил: — И вот, стало быть, отправился я в Летний сад… — Я приготовился объяснять — где этот сад расположен, но вся троица дружно закивала — мол, знаем-знаем. Откуда бы? Ну, знают и знают, мне разъяснять не нужно. — И иду я к Лебяжьей канавке, а на ней государь-император лебедей кормит. Вот и иду прямо-таки на него, против государя, значит иду, а он мне — иди-ка ты господин Чернавский отсюда, да прямо в Череповец. Там как раз должность судебного следователя вакантна. А потом развернул меня спиной к себе, и… как даст леща! Рука у нашего государя тяжелая, мало не покажется. Вот, я прямиком сюда и пришел.
И пристав и оба городовых грохнулись со смеху.
Ну вот, контакт с полицейскими я установил. Может, какой-нибудь анекдот рассказать, чтобы сойти за «своего парня»? Но нет, не стану. Подождав, пока народ отсмеется, я встал со своего места:
— И вот еще что, городовой Смирнов, — сказал я ласково. Так «ласково», что городовой вскочил. — Если тебе кто еще разок скажет, что судебный следователь Чернавский против государя-императора шел, то разрешаю плюнуть тому мерзавцу в морду. А коли я еще раз такое услышу, то сам тому морду-то и набью. Понял?
— Так точно, ваше благородие, — обалдело ответил Смирнов, а пристав и Егорушкин очумело уставились на меня. Видимо, не ожидали перехода от шутки к жесткости тона.
А пристав зачем-то ухватил меня за руку, словно решил, что я прямо сейчас начну бить его городового и сказал:
— Вы, господин следователь, не сердитесь на дурака. — Показав кулак подчиненному, сказал: — Я ему сам потом морду начищу.
А мне что, жалко, что ли? Хочет пристав своего подчиненного поучить — пусть.
— А чего я-то? — обиделся Смирнов. — Тихонович у нас болтает, что господин следователь из бывших студентов, а студенты они все против царя идут.
Я осторожно избавился от руки пристава и снова сел, давая разрешение всем прочим расслабиться.
Возможно, что зря я так себя повел. Скорее всего — было достаточно одной шутки, но у меня не было цели стать «своим» среди полицейских чинов. Напротив — сейчас это лишнее. А что они про меня станут говорить между собой — мне все равно.
— А Тихонович-то — он кто такой? — поинтересовался я. — Откуда он про меня знает?
— Так Тихонович — канцелярист наш, без чина, — пояснил Антон Евлампиевич. — У него сестрица, Анна, гостиницей управляет. У Аньки-то первый муж хозяином «Англетера» был, а потом помер. Анька во второй раз замуж вышла, мужа себе подыскала смирного и хозяйственного, а сама она в гостинице за мужика.
Вот оно что. Анна Тихоновна — хозяйка гостиницы. Ну да, ей-то я говорил, что я из студентов, а то, что мой отец вице-губернатор, не новость. Значит, это она сплетню-то распустила.
— Спросите-ка у своего Тихоновича, как он считает — поставили бы в следователи человека, который против царя идет? Был он студентом, нет ли — тут дело десятое. У следователя, как и у вас, одна задача — порядок в государстве блюсти. Разве не так? А вот скажи-ка, городовой Смирнов, можешь ли ты себе такое представить, чтобы полицейский против царя пошел?
Вроде, и недалеко Макаринская роща от Череповца, но все равно мы вернулись только к обеду. Смирнов сопроводил телегу с покойником в морг, а господин пристав посмотрел на меня.
— Ну что, Иван Александрович, сейчас пойдем Шадругова брать или потом, ближе к вечеру, когда он домой придет?
Я призадумался. Не специалист я по арестам, но и в том, и в другом случаях имелись свои плюсы и минусы. Конечно, лучше бы брать кузнеца прямо сейчас, пока он не начал дурить. Если он и на самом деле убийца, то о находке трупа уже знает — город-то маленький и знает, что скоро за ним придут. Но вот кузница меня смущала.
— В кузнице народу много работает? — поинтересовался я.
— Человек пять, — отвечал пристав.
— Если мы нагрянем, заступаться за Шадрунова не станут? А иначе у нас боевые действия начнутся, а не арест.
— Заступаться не станут, — уверенно ответил Антон Евлампиевич. — Тимка Савельев — тот еще кобелина, ему уже несколько раз зубы пересчитывали. Но одно дело по зубам дать, совсем другое — убить, да еще так скверно.
Я мысленно присвистнул. Скажите — где патриархальность русского народа? Где хваленая женская верность? И где чистота женатых мужчин? А тут… Городовой, которого муж снял со своей жены, сидит в крапиве с голой, простите, жопой. И какой-то приказчик, которому рады жены!
Нет, не стоит идеализировать нашу историю. Впрочем, и мазать черным цветом не стану.
На всякий случай господин пристав взял с собой еще пару человек. Кузнец — мужик здоровый, но если навалиться всем миром — то справимся.
Но на заводе Шадрунова не оказалось. Мастер, что начальствовал над кузнецами, сказал:
— С утра на работу не вышел. Жена прибежала, сказала — мол, заболел. Знаю, как он болеет. Нажрется, а потом два дня в себя приходит. Если бы не был хорошим кузнецом, давно бы уволили.
Что ж, может, оно и к лучшему. Если кузнец сейчас лежит, то возьмем его без проблем.
— Давай, Епифанов, первым зайдешь, а мы следом, — скомандовал пристав.
Городовой Епифанов мелко перекрестился, вздохнул и, открыв дверь в дом, отважно шагнул вперед.
Но только полицейский вошел, как изнутри раздался протяжный рев и Епифанов, словно пробка из бутылки, вылетел наружу. А следом за ним выскочил здоровенный мужик, показавшийся настоящим чудовищем — на полголовы выше меня, а кулаки размером с мою голову. И, мало того — Шадрунов держал в руках сучковатое полено.
