Улыбки уличных Джоконд - Александр Михайлович Пензенский
– Опять убийство, сударыня, и опять зверское, не русское какое-то. Уличную девушку умертвил какой-то изверг совершенно изуверским способом. – Зина подперла подбородок кулачком, приготовилась к долгому рассказу. – С утра позвонили нам из Рождественской части. Господин Иноверцев. Ну как нам, – слегка смутился Отрепьев. – Владимиру Гавриловичу, само собой. Я просто в кабинете у них был, распоряжение записывал. В гостинице «Дунай» на Лиговке найдена мертвой барышня. Господин Филиппов мне махнули – мол, следуй за мной, а сами к Константину Павловичу прошествовали. Я сначала подивился – ну убили и убили, Лиговка же, не Миллионная. Но выяснилось, что умертвили опять «желтобилетницу», и по всем признакам тот же душегуб, что и восемнадцатого числа другую девушку зарезал, ту, что из Невы вытащили на Калашниковой набережной. Ну да вам Константин Павлович про тот случай, должно быть, рассказывали?
Зина поспешно кивнула, хотя Маршал привычки делиться служебными историями не имел и про первое убийство она ничего не знала.
– Так вот. Вызвали два мотора, погрузились: в первый Владимир Гаврилович с Константином Павловичем и доктором, во втором пристав, фотограф и я. Ажитация такая, что про меня только на месте уж вспомнили, мне-то там быть не по чину. Но мне думается, что господин начальник даже обрадовались, что я под рукой оказался. «Смотрите, – говорит, – Отрепьев, не все ж вам с бумажками возиться». Хотя, скорее всего, просто Владимиру Гавриловичу очень уж не хотелось там самим быть, уж больно жуткий натюрморт мы в номере застали. Они-то как вошли, так сразу к окошку, створку отворили и не сходили с места, только распоряжения через платок давали. А мы с Константином Павловичем и доктором ничего, и покойницу осмотрели, и комнатку тоже. Пристав-то за столом сидел, писал, а мы, стало быть, расследование чинили.
Юноша приосанился, гордый тем, что оказался выдержаннее самого Филиппова, украдкой бросил взгляд на слушательницу – как она, оценила ли его смелость?
Зина оценила, для пущей убедительности даже охнула и руками развела.
– А дальше и рассказывать-то жутко, Зинаида Ильинична. Я человек хоть и не робкий, а и то не думаю, что усну нынче, а вам-то и вовсе незачем страсти эти знать, – предупредил Николай Антипович, но тут же все и выложил, в самых ярких красках: – Все тело истыкано, вся постель в крови, лицо покромсал, ирод, да так, что рот раскроил от уха до уха. Но самое жуткое – это доктор сказал – все это он над живой вытворял, изувер, всю ножиком исколол. А потом удушил подушкой.
Молодой человек замолчал, наблюдая за реакцией, которую произвел его рассказ. Эффект был вполне удовлетворительный – Зина сидела, прикрыв рукой округлившийся от ужаса ротик и широко распахнув глаза, забывая даже моргать, а по щекам ее двумя дорожками ползли слезы. Отрепьев галантно предложил даме белоснежный платок, та благодарно кивнула, вытерла глаза и спросила:
– А что же гостиничные служащие-то? Неужто не слышали ничего?
– Ох, Зинаида Ильинична, так то «Дунай», а не «Англия». Там же гостиница – название одно. Дешевые номера, какие можно хоть на час снять. Истинный вертеп, к крикам там все коридорные привычные. Да и не станет никто на Лиговке на крики-то прибегать, скорее в другую сторону припустят. Но странно не это. И не просто странно, а даже страшно.
– Чего уж еще страшнее-то? – испуганно протянула Зина, опять прикрывая рот ладонью.
– Страшно то, что умертвил мадемуазель Герус убийца еще вечером, сразу по приходу в номер, а ушел из него, по показаниям того же коридорного, лишь под утро. Всю ночь на одной кровати с мертвым телом провел. Что с вами, Зинаида Ильинична?
Зина побледнела, глаза стали совершенно круглыми, рот судорожно хватал воздух.
– Как?.. Как вы ее назвали?..
– Кого?
– Девушку!
– Екатерина Герус… Да что случилось, Зинаи…
– Откуда вы узнали ее имя?! – Зина умоляюще сложила на груди руки в надежде, что сейчас услышит что-то, что вернет ей хоть самую малость, хоть толику, хоть крупинку веры в то, что это какая-то ошибка, что это не Катя.
– Так при ней бланк[5] был, как положено. На имя Екатерины Алексеевны Герус, 1889 года рождения.
С глухим стоном Зина соскользнула со стула в спасительный обморок.
* * *
Сколько длилось блаженное забытье, Зина не знала. Но там было так хорошо. Они снова бежали с Катей по длинному коридору гимназии, весело смеясь, а вслед им грозила тонким указательным пальцем затянутая в коричневое бархатное платье с глухим кружевным воротом их классная дама. «Воспитанным юным девицам не пристало бегать, будто сельским сорванцам!» Но минуту спустя и строгая матрона тоже смеялась вслед своим ученицам, а те, взявшись крепко за руки, неслись навстречу ласковому весеннему солнцу, которое пыталось пролезть в распахнутые двери крыльца. Там, на улице, звенела капель, и они с наслаждением подставляли юные, разгоряченные от бега лица под ледяные капли и теплый ветер, уже пропитанный солнечным светом и запахом оттаивающей земли.
* * *
Вновь открыв глаза, Зина увидела склонившихся над ней двух мужчин. Маршал протирал ей влажным платком лицо, а Отрепьев обмахивал Зину ее же веером и бормотал, оправдываясь и проглатывая от спешки окончания:
– Костантин Палыч, истинный крест, просто ведь рассказал, из-за чего вы Зинаиду Ильиничну дождаться вас просили, а она вон как впечатлилась…
– Все хорошо, Николай Антипович, вы не виноваты, – слабым голосом пробормотала Зина, убирая от своего лица руку с платком. – Все уже в порядке, господа.
Усадив Зину на стул, Маршал проводил письмоводителя и вернулся в комнату. Девушка сидела, спрятав лицо в ладонях. Спина ее тряслась, и время от времени через плотно прижатый к лицу платок прорывались всхлипывания. Константин Павлович принес воды, но Зина лишь махнула рукой. Выплакавшись, она подняла мокрые глаза на Маршала:
– Костя… Вы же найдете его?
Тот пожал плечами:
– Ну конечно найдем. Постараемся. – Он погладил Зину по плечу. – Ну хватит, что ты? Вот уж не думал, что ты у меня такая впечатлительная.
– Ей… Ей было очень… больно? – Снова в уголках глаз у Зины заблестели капельки.
– Павел Евгеньевич, наш доктор, говорит, что она, вероятнее всего, потеряла сознание после нескольких ударов. А потом, когда пришла в себя, он ее и задушил… Ну Зина, да что ж такое?..
Уже совсем не стесняясь, Зина заревела в голос, совсем как в детстве, не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Ей было очень жалко Катю, себя, весь этот жестокий сумасшедший мир.
– Ведь только вчера, – сквозь рыдания выдавила она, –
