Александр Овчаренко - Клуб избранных
– Я вызвал вас, товарищ курсант, чтобы обратить Ваше внимание на физическую подготовку, – спокойно произнёс Пахом, подражая командиру взвода.
– Обращайте! – ухмыльнулся курсант.
– Обращаю! – в тон ему ответил Пахом и молниеносно провёл классическую «двойку»: удар левой в солнечное сплетение и второй, не менее сильный удар правой по корпусу. Курсант на мгновение завис всей тушей над Пахомом, после чего рухнул на свежевымытый пол каптёрки.
– Больно? – участливо спросил Пахом, склонившись над поверженным насмешником и не дожидаясь ответа, нанёс третий удар костяшками пальцев точно в переносицу. От такого удара у курсанта мгновенно «заплыли» оба глаза и под глазами образовались два симметричных кровоподтёка цвета ночной фиалки.
– Учитывая Ваше нынешнее физическое состояние, – как ни в чём не бывало, продолжил Пахом, потирая костяшки пальцев, – я Вам настоятельно советую, начиная с завтрашнего дня, в течение месяца, после отбоя делать по десять подходов к турнику для отработки упражнения «подтягивание». Десять подходов по десять подтягиваний каждый. А теперь можете идти.
Когда курсант выполз из каптёрки, Юрка Поляков, земляк Пахома, помедлив, спросил:
– Ты, это… ты, Пахом, не сильно того…? Палку не перегнул?
– Нет, не сильно, но могу сильнее, – спокойно ответил Пахом, допивая остывший чифирь. И все поняли: этот сможет, этому поперёк дороги не становись!
С Харьковским Пахом встретился в «лихие девяностые», когда Пахома попёрли из милиции, где он после армии работал опером. Во время одного из дежурств Пахом взял «братка» прямо над тёплым трупом собутыльника, которого «братан» во время пьяной ссоры замочил из китайского «ТТ». Погибший был осведомителем Пахома, и по оперативным документам проходил под кличкой «Сивый». За секунду до того, как на запястьях убийцы защёлкнулись «браслеты», последний успел сбросить ствол. Пистолет долго искали, но не нашли. Тогда Пахом привёл «братка» к себе в кабинет и приступил к задушевной беседе, во время которой последний не оценил благородных порывов опера, повёл себя безрассудно, чем наплевал в пахомовскую душу. Зря он это сделал. Пахом этого не любил. Не любил и не прощал!
После скоротечного, но безрезультатного допроса «братка» отвезли в реанимацию, где врачи долго боролись за его никчёмную жизнь. Бандит выжил, но Пахому руководство предложило уволиться «по-тихому», не дожидаясь результатов служебного расследования. Пахом сдал в дежурку табельный «Макаров» и подал по команде рапорт об увольнении.
Выйдя из стен родной «ментовки» на широкие ростовские улицы, Пахом призадумался. Гражданской специальности у него не было, да и не лежала душа у него к спокойной жизни. Оглядевшись, Пахом с удивлением обнаружил, что на фасадах немногочисленных ростовских предприятий, выживших после «перестройки», кумачовые транспаранты с надписью «Мы ждём тебя, Пахом!» почему-то отсутствовали. Тогда Пахом зашёл в первый попавшийся на его пути банк. Это был «Ростсельхозбанк» – первый банк, созданный в ту лихую годину Харьковским. Банку требовались охранники. Послужной список Пахома начальнику охраны банка понравился, и он повёл кандидата на беседу к шефу.
– За что из милиции уволили? – напрямую спросил Харьковский, изучив пахомовские документы.
– Да так, за мелочёвку. Одному господину в рыло дал! – честно признался бывший мент.
– Лихо! – подытожил Харьковский. – Ну, а если я тебя на работу возьму, ты и мне по физиономии настучишь?
– Будет за что, настучу, – ответил Пахом, глядя в голубые глаза работодателя.
В других учреждениях после такого ответа приём на работу был бы закончен, и дюжие охранники вывели бы Пахома под белые рученьки за ворота банка, но, к счастью грубияна, это был банк Харьковского, а Харьковский любил неординарных людей. Позже Захар Маркович не раз хвалил себя за то, что взял Пахомова к себе в банк. Как оказалось, Пахом был незаменим для выполнения «особых» поручений и разрешения всякого рода «щекотливых ситуаций».
Карикатурный облик Пахома зачастую играл ему на руку. Мало кто воспринимал низкорослого кривоногого мужичка с лысой головой всерьёз. Из армейского опыта Пахом знал, что недооценка противника ведёт к поражению. Под маской простачка-недомерка скрывался умный и хитрый противник. В драке Пахом был беспощаден. Он не страдал излишним благородством и редко оставлял противнику шанс на отступление. Те, кто этого не знали, платили кровью. Своей кровью.
Однажды «залётные»[14] москвичи решили «пощипать» Харьковского и, как водится, наехали на банк по всем писаным и не писаным правилам. Чтобы клиент был сговорчивее, москвичи провели акцию устрашения: сожгли гараж вместе с «Мерседесом» Харьковского, и поздно ночью, когда в банке не было никого, кроме охраны, пальнули из гранатомёта в окно его кабинета. Из персонала никто не пострадал, но материальный ущерб был значительным.
Обычно после такой обработки клиент теряет волю к сопротивлению и покорно отдаётся в бандитские руки. Над банком или фирмой утверждается «крыша», которая «доит» клиента до последнего деревянного рубля. Но Харьковский не собирался платить. Он был на своей территории, и не мог допустить, чтобы какие-то «залётные» его «обули»[15]. Банкир вызвал Пахома и предложил ему уладить проблему.
– Возьми людей, сколько надо, делай что хочешь, но чтобы после этой разборки ко мне никто не совался! Понятно?
– Понятно! – ответил Пахом. – Только люди мне не нужны. Сам справлюсь.
– А что тогда нужно?
– Нужно помещение, желательно за городом, и деньги.
Помещение нашли быстро: Захар Маркович уступил на время свой загородный дом.
Передавая Пахому деньги и ключи от дома, Харьковский пошутил:
– Только блюдей туда не води!
– Именно это я и собираюсь сделать, – серьёзно ответил Пахом.
Утром следующего дня Пахом на работу в банк не приехал. Пахом трудился за городом. Он добросовестно исследовал участок вокруг особняка Харьковского и остался недоволен. Для операции, задуманной им, участок был слишком открытым. Тогда Пахом вышел за ворота и долго смотрел из-под руки вдаль. Потом, приняв какое-то решение, пошёл по дороге, которая вела в город. Примерно через километр Пахом остановился. Ему приглянулась балочка, заросшая густым кустарником. На краю балочки, как на картинке, живописно расположились две берёзки. Пахом даже крякнул от удовольствия.
«Кажется то, что надо!» – решил он и, сойдя с дороги, тщательно исследовал кусты и балку.
Довольный выбранным объектом, Пахом вернулся в коттедж, где провёл ревизию хозяйских запасов. Огромный, похожий на платяной шкаф, холодильник был забит продуктами до отказа. Спиртного в баре было много, даже слишком много.
– Как бы не перепились господа сыщики! – подумал Пахом и решил большую часть бутылок припрятать.
Закончив с делами, Пахом соорудил себе из хозяйских запасов бутерброд, который размерами напоминал «Титаник», и открыл бутылочку светлого пива. Взвесив на руке чудо-бутерброд, Пахом решил, что в еде стоит соблюдать меры безопасности.
«Такой шмат если на ногу уронишь, перелом будет!» – подумал Пахом и с удовольствием впился в бутерброд зубами.
Покончив с едой, он достал старую записную книжку, сохранившуюся у него со времён службы в милиции, и стал названивать в город. Первый звонок Пахом сделал бывшему коллеге, начальнику уголовного розыска майору Кислицину.
– Понимаешь, Костя, наехали на нас по крупному, помощь твоя нужна. Очень нужна! Прямо завтра и нужна! – вещал в рубку Пахом. – Ну, а шеф мой, как говорится, за ценой не постоит!
– Ты приезжай в Управление, заявление напиши, чтобы всё чин-чинарём было, а детали мы с тобой обмозгуем. – согласился Кислицын.
– Еду! Уже еду! – прокричал в трубку бывший мент и пулей вылетел из коттеджа.
В прокуренном кабинете Кислицина было неуютно: на столе, вперемешку с неубранными пепельницами и немытыми чайными чашками, были разбросаны бумаги, на стенах висели фотографии неопознанных трупов и объявленных в розыск бандитов. Вдоль стены располагался продавленный диван, который частенько использовался операми на дежурстве не только как спальное место, но и как брачное ложе. Не один десяток воровок, мошенниц и просто красивых но беспутных растовчанок прошли через этот диван. Единственное, что отличало кабинет Кислицина от кабинета рядовых оперов, так это наличие холодильника.
В холодильник Пахом выгрузил из своего бездонного портфеля бутылку армянского коньяка, пару бутылок водки «Русский стандарт», солидных размеров окорок и три банки консервированной ветчины. На стол, поверх бумаг, гость водрузил большую банку растворимого кофе, пачку галет и целый шмат любимого Кислициным венгерского шпика.
От такого изобилия у Кости Кислицина потекли слюнки.
