А. Веста - Язычник
Я поднес колбу к зажженной спиртовке и слегка нагрел донце. Вещество на дне колбы фосфорисцировало в темноте, но после минутного прогрева оно ярко засветилась. Обычно в ходе процесса субстанция принимает разные цвета, поэтому у алхимиков эта стадия «генезии» называется «павлином». Но это было лишь пробуждением вещества, точнее, заключенной в нем силы. Если увеличение силы на этом этапе зайдет слишком далеко, реторта может взорваться в руках алхимика, и все магическое вещество обратится в пыль.
— Человек сумел выделиться из природы, но не сумел проникнуть в ее Волшебную Мастерскую. — Мой верный друг пытался заполнить минутный вакуум, требующийся для «генезии». — Непрерывное насилие над Природой завело нас в тупик технократии. Несколько столетий мы заняты протезированием своих утраченных возможностей, вместо того, чтобы слушать божественную природу и служить ей. Однако наш маг нашел заветную дверцу в тайники жизни…
Колбу заволокло изнутри голубым туманом. Я прекратил нагрев. Зеленоватые искры внутри сосуда перепархивали с места на место, словно светлячки. Проснувшаяся сила жизни жаждала обрести форму. Если при сотворении «феникса» алхимик переливал «эликсира», то привидение могло просочиться сквозь стекло.
— Этот опыт доказывает, что незримые элементы жизни не теряются после физической смерти растения. Они могут быть вновь собраны и проявлены герметическим искусством. Это ступень к бессмертию, — трубил Ляга, воодушевляя публику.
От жара спиртовки вязкая эссенция расплавилась и испарилась. Теперь эликсир жизни был приведен в активное состояние, и возрождение началось. Сквозь слоистое марево тянулся прозрачный, слабо окрашенный зеленью побег. Он вырастал из голубоватого сыпучего пепла на дне сосуда. Через секунду призрачное растение выбросило цепкие боковые ростки. Я почти уверен, что в колбе с эликсиром жизни отсутствует обычная гравитация. Все призраки вели себя так, словно очутились в невесомости. Через полминуты стали видны круглые плоские листья. Бутоны торопливо развернулись, и внутри колбы полыхнуло черно-оранжевое пламя лепестков, им было тесно и они, словно любопытные дети, жались к стеклам. Это была обычная настурция, но в виде «феникса». Нет, она не вырастала на глазах у зрителя, как семечко на ладони Ури Геллера: она проявлялась уже в виде развитого цветущего растения.
Среди гостей прошел сдержанный гул восхищения.
— Дамы и господа, мы с вами стали свидетелями подлинного чуда. Растения прошли долгий путь по мирам восхождения, пока на самой вершине жизненной волны не родились цветы. Там, где волны жизни сливаются с духовным потоком, рождается гармония, и даже самый скромный цветок — это блик космической мудрости и божественного присутствия в мире… И наш мозг не просто цветок эволюции, он и бутон, и плод на гибком стебле. Не значит ли это, что и он может быть восстановлен в магической мастерской?
Грянули аплодисменты.
Я-то знал, что моя «растительная генезия» еще не была полной победой над хаосом смерти, но каждый удачный опыт был укреплением на моем пути. Остывая, видение в колбе начало искрить, меняя цвета. Это было ликование жизни; жизни тонкой, не подверженной старению и смерти.
Гости были в восторге. Денис улыбалась. Рубен платком вытирал вспотевшее лицо, а девчонка рванулась ко мне, пытаясь вырвать из моих рук еще горячую колбу.
— Я тоже так хочу…
— Я подарю тебе этот цветок и научу вызывать его душу.
— А что взамен? — спросила посерьезневшая девочка.
— Ничего…
— Так не бывает! «За все надо платить», так папа говорит.
— О, дитя, мудрое не по годам… Хорошо, мы обменяемся чем-нибудь…
Стадо гостей, удивленное краткостью фокуса, быстро рассеялось по парку, черные стражи девочки растворились в ночном мраке.
— Пойдем, поболтаем, — она заговорщицки протянула мне белую сдобную ручонку и с недетской силой потянула к ближайшей ажурной беседке. — Здесь мы спрячемся от Мымры и Горгульи. Они всюду лазают за мной, даже в туалет заходят, тупые… — и дитя произнесло редкое ругательство, знакомое далеко не всякому знатоку. — Раньше за мной следили мужики, это было клево!
Она причмокнула от приятного воспоминания.
— Хочу стать невидимкой, как ты, тогда я целыми днями буду подглядывать за взрослыми, а ночью убегать и гулять, где захочу или наоборот… Научи меня скорей, сейчас же!
— Нет, милая, это невозможно, — бормотал я.
Меня насторожил этот испорченный сахарный поросеночек.
— Так, значит, не научишь? — с угрозой раздувая ноздри, переспросила девочка.
— Нет.
— Тогда…
Она торопясь, вырывая пуговки, принялась расстегивать свою белую блузку с кружевным жабо. Ничего не понимая, я даже не пытался ее остановить.
— Я всем расскажу, что ты меня насиловал! — она резко задрала клетчатую юбчонку, оголяя розовое тельце.
— Только не это, — едва успел выдохнуть я.
— Сейчас же прекрати, Лера… Извините ее, девочка не совсем здорова.
Денис, опустившись на колени, застегивала жемчужные пуговки на разорванной блузке девочки. Мымра и Горгулья поспешно материализовались из ночного мрака и под руки уволокли упирающуюся и повизгивающую «инфанту» по направлению к усадьбе.
— Не слушайте ее, она ведьма, ее привезли сюда в большом черном гробу, я видела, — на губах девочки выступила желтая пена.
— Диона, — женщина протянула мне руку и слегка наклонила идеально причесанную голову непринужденным жестом королевы, принимающей корону из рук епископа.
— Эрлы Хин, — сорвалось с моих губ шаманское имя, настолько я был растерян и взволнован близостью прекрасной дамы в темно-красном бальном платье. Чувство странного родства влекло меня к ней. Мы оба были здесь чужими и несли неразгаданную тайну в глубине.
— Простите, Демид, — запоздало опомнился я, околдованный ее запахом, голосом и блеском глаз.
— Нет, нет, вы, действительно Керлехин: «Олень-охотник». И ваша татуировка, — она сняла длинную перчатку и слегка коснулась прохладными пальцами моей щеки. — В Англии и Франции до сих пор верят в Рогатого Охотника Харлекина. Он изредка появляется в окрестностях Виндзорского дворца. Когда-то его принимали за дьявола… А теперь дьявол живет среди нас, не привлекая ничьего внимания, — она улыбнулась своему наивному каламбуру.
Двое стражей, буквально избиваемых верткой добычей, были уже далеко. Я искоса наблюдал за Дионой. Ей было лет двадцать пять, не больше… Точеный профиль, длинная белая шея, покатые плечи и узкая талия не оставляли сомнений — в ее жилах текла благородная старинная кровь. Ее речь была абсолютно правильной, без малейшего намека на акцент, но ее мелодичный поток и неуловимые интонации были настолько изысканны и непривычны, что мой интерес к этой женщине неудержимо разгорался. Кто она? Откуда вывез это чудо Вараксин?
— Странный праздник, — Диона улыбнулась мягко, словно извиняясь. — Вокруг столько людей, но я едва знакома с ними. Все они чего-то ждут от меня, а мне тревожно и неловко.
— Да, мы чужие на этом празднике жизни! — не слишком удачно сострил я.
— Вы тоже это почувствовали?! — радостно изумилась Диона. Для нее эта засаленная фраза была свежей и оригинальной. Действительно — инопланетянка…
Мы были одни, хотя рядом, за деревьями, смеялись гости, взлетали шутихи и как огненный змей крутился фейерверк. Я молчал, не зная о чем говорить.
— Госпожа, куда вы пропали?
ИЗ-ЗА кустов вынырнул элегантный блондин. Он или крался за нами, или тоже обладал способностью к внезапной материализации. Стремительно коснувшись губами руки Дионы, он промурлыкал:
— Гости заждались, позвольте, я сам развлеку нашего волшебника…
Его обращение с ней, смесь почтения и фамильярности и грассирующий баритон взбесили меня. Я с неприязнью смотрел на его зачесанные ото лба волнистые волосы. Это был человек неопределенной расы, скорее европеец, чем семит, с довольно изящными, четко прорисованными чертами лица, но с неуловимой отметиной вырождения на этом красивом, наглом лице.
Диона пожала белоснежными плечами и подала мне на прощание руку:
— Благодарю за чудесный иллюзион.
Я невольно оглянулся ей вслед. Чуть покачиваясь на высоких каблуках, она медленно шла меж кустов гортензий.
— Абадор, — деловито представился блондин. — Не удивляйтесь, это скорее прозвище, чем имя. Имя у меня самое обыкновенное: Леон, для друзей Лева. Я работаю у Рубена Яковлевича, и по совместительству являюсь поверенным Дионы, ее менеджером. Но мне больше нравится русское слово «управляющий», оно звучит так красиво, властно, правда немного длинновато и тяжеловесно, как все русское… Ха-ха… А как вас звать-величать?
— Демид, фокусник, — сухо представился я.
