Филлис Джеймс - Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе

Записал полицейский Джеймс Блай из полиции Куинс-сквер, 15 декабря 1811 г.»

К этому показанию была приложена копия загадочного документа.

Знаки пунктуации не проставлены, текст написан почти безграмотным человеком. Первое слово не удается разобрать.

«…на остров Уайт

В понедельник други закруглил здеся делишки и намылился к дому да тут слушок, кумекаю надо по-быстрому рвать из Англии когти Дельце мы провернули еще то Давай вали куда ходим всегда Ваш друган Патрик Махони[12]»

Личности ни одного из этих людей установить не удалось, и больше мы о них ничего не слышали. Но если бы они участвовали в убийстве семейства Марров, то вряд ли болтались бы в Лондоне целую неделю, прежде чем принять решение скрыться на острове Уайт. Последующие события подтвердили, что если они в самом деле покинули Лондон 15 декабря, то вряд ли были замешаны в преступлении на Рэтклифф-хайуэй. Но в то время показания капрала, его неожиданное столкновение с неизвестными и странная бумага, так удачно упавшая к его ногам, указывали на то, что провидение наконец склонилось на сторону правосудия. Теперь магистраты с известной долей надежды ждали сообщений от своих коллег из Саутгемптона, Плимута и Ньюпорта. Но так ничего и не получили.

Судьям из Уайтчепела повезло не больше. К ним привели двух португальских моряков по имени Ле Сильво и Бернард Гово. Допрос шел не без трудностей с обеих сторон и длился два часа. Тем вечером, когда убили Марров, их видели в половине двенадцатого в пабе «Артишок»[13], а затем около часа на соседней улице. Ле Сильво заявил, что явился домой в час, колотил в дверь, но жена открыла ему в тот момент, когда ночной сторож выкрикивал половину второго. Хозяин дома подтвердил его слова. Миссис Ле Сильво утверждала, что в одиннадцать часов муж был дома, но ее показания не приняли. Женщина, жившая с Гово, пыталась доказать его алиби, но ее рассказ сочли в высшей степени сомнительным. Разочарованные магистраты, не зная, как поступить, решили устроить португальцам еще одно слушание.

Тем временем Джон Хэрриот не сидел сложа руки. Его сотрудники обыскивали корабли, пытаясь выяснить, не появлялись ли в последнее время на борту какие-нибудь подозрительные личности. Они задавали вопросы во всех лавках металлического утиля на берегу, в ремонтных доках и других местах – не отыщется ли след молота. Однако все напрасно.

Охота продолжалась. В среду 18 декабря в Шэдуэлле обвинили некоего Томаса Тайлера в том, будто его высказывания в пивной в Дептфорде вызывают подозрения, словно он знает нечто важное. Задержанный, будучи пьяным, поклялся, что может доказать: брат Марра нанял шесть или семь человек, чтобы те совершили жестокое убийство. Он утверждал, что знает одного из них. Вроде бы тот человек говорил, что у него не лежала душа резать горло ребенку, теперь его мучает раскаяние. Он просто присутствовал во время преступления и готов предстать перед магистратами и рассказать все о том событии. Наконец как будто появился свидетель, который обещал дать обнадеживающее показание. Но и на этот раз все сорвалось. Арестованный заявил, что не отвечает за приписываемые ему слова, говорил их в бреду, а поскольку был ранен в голову на службе Его Величества, теперь иногда настолько заходится, особенно если выпьет, что не отвечает за свои слова. Об убийстве он ничего не знает. А если и говорил, что ему приписывают, значит, повторял чью-то пустую болтовню в какой-нибудь таверне. Хозяйка дома, где он проживал, и еще несколько знакомых подтвердили: всю упомянутую субботу он оставался в своей комнате. И за свое подчас неадекватное поведение получил репутацию полоумного. После долгого допроса судьи убедились: задержанный вполне заслуживает своей славы, и отпустили его.

И он был не единственным человеком из чокнутых и пьяниц, кого приводили в суд. В Вапинге хватало бродяг, чудаков, психов и мелких жуликов, и все подвергались риску быть заподозренным в убийстве. Достаточно было слова раздражительного соседа, пристального взгляда жадного до наград полицейского, пятна крови на рубашке – и очередного подозреваемого вели в сторожку. Вот так не повезло граверу по имени Симмонс. Его схватили, поскольку кто-то заявил, что у него сильная тяга к спиртному и он часто приходит домой на рогах, склонен к озорству и во время своих чудачеств может совершить все, что угодно. Трезвый он очень прилежный, но когда выпьет, на него нельзя положиться. К счастью для Симмонса, в ту ночь, когда убили Марров, у него был период трезвого трудолюбия, и окружающие слышали, как он до утра работал над своей гравировкой. Хозяин дома и его жена подтвердили: он не сумел бы незаметно уйти. Судьи сочли это надежным алиби, но отказались сразу отпустить бывшего подозреваемого, решив как следует припугнуть недостойного человека и попытаться обратить в трезвенника.

Наконец в четверг 19 декабря, после всех неудач и разочарований было сделано открытие чрезвычайной важности, и касалось оно молота. Вызывает удивление то, что его не сделали раньше. Молот находился в участке речной полиции Хэрриота со дня убийств и в то время, когда уже висело первое объявление с его описанием. Совершенно ясно: его опознание имело чрезвычайное значение для успеха расследования. Так же как и объявления о наградах или поиски Хэрриота и опросы в лавках на складах у реки. Хотя на сломанный кончик сразу обратили внимание, очевидно, что молот исследовали недостаточно. Нам неизвестно, кто сделал это открытие. Вероятно, один из полицейских Хэрриота или сам старик. А может, заглянувший магистрат или капитан Ост-Индской компании, который пришел выразить уважение знаменитому Джону Хэрриоту. Или джентльмен из горожан, не столь чувствительный, как его собратья, и скрывавший интерес под маской брезгливого отвращения, посмотрел на орудие убийства сквозь монокль и заметил нечто такое, от чего в волнении охнул. На свет тут же появился носовой платок, и с бойка аккуратно стерли сгустки запекшейся крови и прилипшие волосы. Стали видны нечеткие, но вполне различимые выбитые точками инициалы – И.П.[14] Важность открытия была очевидна, и на следующий день Хэрриот вывесил новое объявление:

«Участок речной полиции Темзы

Совершенно необходимо, чтобы каждый, кто может обладать сведениями о молоте, которым, как предполагается, совершено злодейское убийство, пришел и поделился ими».

Магистраты приказали сделать новое описание молота и официально и твердо потребовали, чтобы всякий, кто владеет хотя бы малейшей информацией о нем, немедленно предоставил ее в суд.

Любой мог по первому требованию осмотреть молот в помещении суда.

«Описание

Ручка молота составляет 23 дюйма в длину. Боек – от ударной площадки до конца узкой части – восемь с половиной дюймов. На ударной части имеется выщерблина, узкий конец сколот. Помечен едва различимыми буквами Дж. П., нанесенными точками на верхней стороне бойка. Выбиты скорее всего пробойником.

По приказу магистратов

В четверг 19 декабря, в тот самый день, когда были обнаружены буквы на молоте, расследованием серьезно заинтересовался магистрат с Боу-стрит Аарон Грэм. Возможно, его к этому подвигла просьба министра внутренних дел. Он был полной противоположностью импульсивного Хэрриота – спокойным, умным чиновником с логическим складом пытливого ума. Грэм беспристрастно оценивал факты и обладал необходимым для сыска упорством. Он был воспитан в традициях Генри Филдинга, который лет за пятьдесят до этого учредил принципиально новое полицейское агентство на Боу-стрит, впервые начал публиковать списки разыскиваемых преступников и нанял штат сыщиков. В момент убийства Марров Аарону Грэму было пятьдесят восемь лет. Ему оставался всего год здоровой жизни, прежде чем болезнь не заставит его уйти с Боу-стрит и не сведет в могилу в 1818 году. Он разделял интерес к театру более известных магистратов с Боу-стрит и в течение нескольких сезонов организовывал полицейские дежурства во время концертов в «Друри-Лейн». Его единственный сын служил морским офицером, и благодаря ему Аарон получил некоторые знания о жизни и обычаях моряков. Район Рэтклифф-хайуэй был ему знаком лучше, чем Кэпперу и его коллегам. Кроме того, сама должность магистрата Боу-стрит подразумевала неподкупность и рвение. Грэм приобрел прекрасную репутацию в 1806 году, когда расследовал нашумевшее преступление – некий Ричард Патч был приговорен к смертной казни за то, что застрелил своего компаньона мистера Блайта. В то время дело Патча вызвало исключительный интерес и привлекло к себе внимание как пример логического, дедуктивного метода расследования Грэма, его последовательности в проверке фактов и редкой в те дни способности проявить себя активным сыщиком, а не пассивным получателем информации, которая может вовсе и не иметь отношения к преступлению. Кроме того, дело Патча имело немногие, но интересные моменты сходства с уникальными во всех других отношениях убийствами на Рэтклифф-хайуэй.