Юность - Александр Сергеевич Омельянюк
Чтобы успокоить мать Платон вынужденно сел за учебник по Истории КПСС. Но ничего в его голову не лезло. Он несколько раз начинал читать очередной раздел, но вскоре ловил себя на том, что читает автоматически, как для кого-то другого, а в голове ничего не остаётся.
— Фу, ты, чёрт! Совсем настроение испортила! Ничего в голову не лезет, хоть бросай чтение!? Надо сначала в себя прийти! — мучился Платон, в результате из-за письменного стола Насти перебравшись на бабушкин диван.
Но тут другая напасть случилась с ним. В процессе чтения Платон отвлекался на возникающие в его сознании красочные образы. Затем уже в полудрёме его подсознание и воображение дорисовывали продолжение сюжета, унося Кочета всё дальше и глубже в прошлую историческую даль, пока резкий и негативный его поворот не будил всхрапнувшего, было, психологически уставшего юношу. Но всё равно Платон одолел весь учебник, внимательно прочитав его один раз, не возвращаясь к проспанным им эпизодам и не восстанавливая упущенную им истину.
Зато истину установил, завершившийся 12 января судебный процесс над четырьмя советскими писателями, обвинёнными в подрывной деятельности против советской власти. В результате поэт Юрий Галансков и писатель Александр Гинзбург получили соответственно семь, и пять лет.
Галансков получил срок больше других, так как был осуждён за подстрекательство к мятежу и за сотрудничество с «Народно-трудовым союзом» (НТС), курируемым ЦРУ и британской разведкой.
Веру Лашкову осудили на один, уже ею отсиженный, год, а Алексею Добровольскому, в обмен за дачу показаний против Галанскова и Гинзбурга, срок сократили на два года.
— Что-то эти писатели и поэты занялись не своим делом?! Думают, что они больше всех знают, умнее всех, совесть нации и вообще — властители дум!? Какое самомнение?! Но значит они наивные дураки, раз не смогли просчитать последствия для себя!? — размышлял ещё не задурманенный бациллой квази свободы студент, но вечерник — потому и из-за принадлежности к рабочему классу, к реальной общественно-полезной работе — в какой-то мере являвшийся выражателем чаяний трудящихся и носителем целесообразной истины.
Видимо именно поэтому в свой день рождения в понедельник 15 января Платон сдал экзамен по Истории КПСС хоть и уверенно, но только на твёрдое «удовлетворительно». Преподаватель Государенко даже сам отметил твёрдые и широкие, но недостаточные для четвёрки, знания Кочета.
— «Вот, видишь? Опять ты плохо сдал этот экзамен! Не зря я тогда так переживала!? А то бы ты опять завалил его! Хорошо, хоть сдал! К тому же к своему дню рождения!» — оправдала мать свои неуклюжие недавние действия.
Платону самому было неприятно. Но он знал причину этого, потому и не стал спорить с матерью, лишь по себя подумав:
— Если бы ты мне тогда не испортила настроение, то сдал бы лучше!
Вечером вся семья и Эля с Варей по телефонам поздравили Платона с девятнадцатилетием, которое решили отметить в субботу ближе к вечеру, пригласив семью старшей сестры Эли. Но в этот день, вернее утром, Платону предстояло ещё и сдавать экзамен по Высшей математике.
Январь, зима и экзаменационная сессия прошли свою середину.
В середине января закончился и второй круг хоккейного первенства СССР. Теперь вперёд вышли московские армейцы, опередившие «Спартак» всего на одно очко. На шесть очков от них отставали московские динамовцы, от которых на семь очков отставали их земляки из «Крыльев Советов».
Завершился и первый круг чемпионата СССР по хоккею с мячом. Из-за обидного поражения 0:1 от «Волги» (Ульяновск), москвичи отставали от свердловчан как раз на эти два очка.
И от этого, и от экзаменов у Платона оставался чуть горьковатый осадок чего-то им недоделанного и ими не до выигранного.
— Ну, что ж? Будем доделывать и болеть, чтобы выиграли! — в своих мыслях, всегда называя себя во множественном числе, решил он.
Но подсознательно Платон уже почувствовал победу, что затрудняло его подготовку к очередному экзамену.
На следующий день 16 января он даже опять дал себе преждевременную поблажку, снова затянув с отдыхом, на этот раз, вернувшись к своим любимым турнирным таблицам.
Но в один из моментов, ближе к вечеру, Платона вдруг охватило чувство внутреннего беспокойства. И он вспомнил, что это его организм, его подсознание, чувствуя опасность, даёт ему сигнал, что нужно немедля сесть за подготовку, иначе он просто не успеет всё прочитать даже один раз. И Платон сразу сел за конспекты лекций.
Единственной его вечерней паузой стал выпуск информационной программы «Время», по которой он соскучился за три предыдущих дня. Из неё Платон узнал, что в этот день 16 января Урхо Кекконен победил на выборах президента Финляндии, набрав 56 % голосов, и переизбравшись уже на третий срок.
Но чувство опасности одолело и Петра Петровича, однако, совсем по другому поводу. В письме к Евгению Сергеевичу Комарову от 19 января 1968 года Пётр Петрович выразил удивление и обеспокоенность решению его старшей сестры ещё летом прошедшего года разрешить Павлу ночевать в одной комнате с Настей и Платоном.
В этот же день стало известно, что в Японии тысячи людей вышли на демонстрации протеста против единоличного и без консультаций с членами правительства разрешения премьер-министром страны Эйсаку Сато на посещение японского порта Сасебо американским авианосцем «Энтерпрайз» с ядерной энергетической установкой. Японское общество посчитало это кощунством, так как в восьмидесяти километрах от порта Сасебо находился город Нагасаки, 9 августа 1945 года стёртый с лица земли американской атомной бомбой.
А утром в субботу 20 января Платон среди самых первых сдал Высшую математику преподавательнице Губаревой на ту же, и опять твёрдую, оценку «удовлетворительно». Он всегда теперь ходил на все экзамены в числе самых первых, понимая, что «перед смертью не надышишься», зато нервы и время сбережёшь.
А вот его товарищи Гуров, Заборских и Саторкин не шли на экзамен до последнего, вместе штудируя трудные и непонятные моменты.
— И как это они так могут? Мне в такие моменты ничего бы в голову не полезло! Зато в аудитории я беру билет и сразу отсекаю от себя всё лишнее и ненужное, сосредотачиваясь только на экзаменационных вопросах! И сколько берегу нервов и времени?! Сдал и свободен! — раздумывал Кочет.
И теперь после математики Платон чувствовал себя свободным и уже празднующим свой день рождения.
— «Платон! А что у тебя в билете было? Расскажи!» — подошёл к нему Витя Саторкин.
И Платон рассказал, пока это не
